Насущный хлеб сражений. Борьба за человеческие и природные ресурсы в ходе гражданской войны в США - Джоан Э. Кэшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Убеждение, что все эвакуировавшиеся мирные жители должны были быть сторонниками Конфедерации, предстает еще более иррациональным, если мы рассмотрим случай одной-единственной семьи Оттербек из округа Фэйрфакс, Виргиния, владевшей девятью рабами. Филипп Оттербек, его жена и большинство их родственников поддерживали юнионистов. Когда началась война, они жили на ферме матери Филиппа, где и оставались до конца 1861 года. В феврале 1862 года солдаты Конфедерации сожгли дворовые постройки фермы и пригрозили убить самого Оттербека. После этого он все-таки решил уехать. Договорившись с командой судна, шедшего по реке Потомак, он отправил свою семью в Вашингтон. Несколько недель спустя двое его белых работников сбежали в федеральный флот и сообщили, что мятежники уничтожили ферму. Про рабов Филиппа ничего не известно, но, возможно, они тоже присоединились к армии США. Проходя мимо заброшенного дома Оттербеков, ни один отряд не смог бы представить себе политические взгляды его исчезнувшего хозяина. Узнать историю каждого отдельного дома было невозможно[286].
Среди мирных жителей, решивших оставаться дома, было много женщин, которые с тревогой смотрели на солдат в окно. Большинство мужчин в довоенной Америке считали своим долгом защищать женщин, в то же время считалось, что слабому полу стоит держаться подальше от политики. Офицеры полагали, что родственницы солдат-конфедератов разделяли их взгляды по умолчанию, и настаивали на том, что тем следует покинуть свой дом. Однако официальных постановлений на этот счет не имелось, и решение зачастую зависело от тех, кто оказался вовлечен в ситуацию непосредственно. Иногда одиночество парадоксальным образом защищало женщину. В ноябре 1861 года офицеры-янки попытались выгнать из дома некую старую деву, имени которой мы не знаем, – они планировали устроить в ее жилище штаб-квартиру, но она упросила их не делать этого. Дерзость, напротив, могла разозлить противника. В июле 1862 года северяне шли через Джексон, Теннесси, и увидели возле одного из домов местную жительницу. Она повернулась к ним спиной и обозвала их «тупыми янки». После этого некий полковник Марш приказал обустроить в этом доме военный госпиталь и отменил свое решение, только когда владелица дома – другая женщина, не та, что поворачивалась спиной, – на коленях взмолилась о пощаде. Данный случай изъявления власти не подпадал под какие бы то ни было постановления[287].
Сторонники Федерации, напротив, зачастую с готовностью приглашали в свои жилища солдат-янки. В начале войны и мужчины, и женщины таких политических взглядов были готовы на очень многое – в том числе позволяли использовать свои дома для шпионажа. Осенью 1861 года некий неизвестный «сторонник юнионистов», живший неподалеку от Кросс-Лэйнс, Виргиния, спрятал у себя дома восьмерых солдат армии США для того, чтобы они могли шпионить за солдатами-мятежниками. Сторонники северян были рады предложить солдатам свои дома в качестве перевалочных пунктов. Когда подполковнику армии США Джону Невину стало плохо в дороге, одна белая женщина, имя которой мы не знаем, предложила ему ночлег. Он переночевал в ее доме, отлично выспался и уехал на следующий день, при этом семья этой женщины ничего не сообщила о нем соседям. Мирные жители, придерживавшиеся нейтралитета, старались вести себя с офицерами-янки по-дружески, чтобы те не реквизировали их дома, и в Александрии, Виргиния, некоторым удавалось добиться в этом успеха[288].
Мятежники и жилище
В первые месяцы войны, когда офицеры Конфедерации решали занять частный дом, они иногда выдавали его владельцам официальные документы, как того требовали их служебные инструкции. В 1862 году капитан Чарльз Д. Хилл выдал такой документ жителю Ричмонда, в доме которого он обустроил кузницу, а в одной из надворных построек разместил офицеров. Другой капитан, Джон Адамс, заплатил арендную плату за использование в качестве военной тюрьмы здания, расположенного в окрестностях Мемфиса на берегу Миссисипи. Ни один из этих офицеров не упоминает, каких политических взглядов придерживались владельцы указанной недвижимости. При этом было очевидно, что потребности армии стояли превыше всего. Помощник интенданта Элджернон Кейбелл арендовал дом в Ван-Бюрене, Арканзас, на максимально выгодных условиях. В соответствии с написанным от руки документом, который он назвал «соглашением», он поселился там всего за 50 конфедератских долларов в месяц, причем платить должен был «по мере возможности», что бы это ни означало[289].
Более того, в действительности командующие разрабатывали собственные правила, касавшиеся использования домов для военных целей. Генерал-майор Джеб Маградер имел конкретные представления о том, какие здания лучше всего подходили под госпитали. Уроженец Виргинии и выпускник Вест-Пойнта, он получил за свои изысканные манеры прозвище «Принц Джон». Во время Кампании на полуострове в апреле 1862 года он приказал свои солдатам занимать следующие строения: во-первых, те дома, в которых жили только мужчины; во-вторых, общественные здания; в-третьих, гостиницы; и в-четвертых, дома, где жили и мужчины и женщины, которых в случае крайней необходимости можно было «выселить из их жилища». Таким образом, Маградер имплицитно признавал ценность дома и домашнего очага, хотя сам не всегда ей руководствовался – с женой на протяжении большей части брака они жили раздельно. Возможно, генерал действовал столь мягко, потому что сам был родом из Виргинии, поскольку ни в Военном кодексе, ни в «Военном словаре» Скотта таких правил не было. В обеих армиях многое оставалось на усмотрение офицеров[290].
С первых же месяцев войны солдаты-южане принялись грабить частные владения. Как и янки, они забирали многие предметы, исходя из практических соображений. В июле 1861 года в Виргинии они вломились в частный дом и забрали каменноугольное масло и спички, чтобы поджечь несколько мостов. Иногда они старались выбирать дома сторонников Федерации – например, так было в Северной Каролине; к осени 1861 года за ними закрепилась настолько скверная репутация, что, когда в Чаттануге они приблизились к домам женщин-юнионисток, те начали кричать. Однако многие южане, как и северяне, были готовы обчистить любой дом, вне зависимости от политических убеждений его владельца. Они забирали то, что считали нужным, хотя официальная политика Конфедерации такое запрещала. В 1862 году, когда мятежники отступали из Нэшвилла, некоторые солдаты грабили «и союзников, и противников», и один местный житель даже спросил: «Чего же нам тогда ждать от врагов?»[291]
Уже в первый год войны армия Конфедерации начала использовать в своих интересах сами здания. Южане также быстро отказались от довоенных принципов рачительного хозяйствования. Осенью 1861 года военные приказали белым жителям острова Салливана, Южная Каролина, покинуть свои дома, и после этого сровняли все постройки с землей, чтобы ими не смог воспользоваться неприятель. То же самое случалось и в пограничных штатах. Бригадный генерал Дж. П. Маккаун, находившийся в марте 1862 года на границе между Кентукки и Миссури, сухо подвел итог: «Дома сожжены и уничтожены, как того требовала необходимость». Со временем у солдат выработалось довольно беспечное отношение к разрушению жилья. Солдат Джон Джекман рассказал, как в Теннесси отряд конфедератов поджег кирпичный дом просто потому, что он им «мешал»[292].
И все же иногда общий культурный контекст вносил свою лепту. Отдельные солдаты искренне жалели вынужденных бросать свои дома мирных жителей. В 1861 году Джон Уоршем
