Боги не дремлют - Сергей Шхиян

— Ну, вот, так бы и давно, — немного смутившись своей показной горячности, сказал я, пряча саблю в ножны. — От вас оглохнуть можно. Вы можете сказать, кто нас здесь запер?

— Ох, сокол, чего тут говорить, когда смерть наша близится, — скривила лицо бабка и перекрестилась. — Сожгут они нас тут заживо, ироды иерусалимские, сгинем в огне без покаяния!

Я тут же про себя отметил, что она крестится. Значит, бабка была христианкой. Сказал, пытаясь вызвать ее на разговор:

— Может быть, и не сгинем, если, конечно, вы поможете.

— Что мы можем, сокол, — скорбно сказала она, — знать такова наша горькая планида.

Использование слова «планида» тоже говорило об ее определенном культурном уровне. Общаться со старухой становилось все интереснее.

— Ты, бабушка, пока не поздно, расскажи, кто нас запер и что это за люди во дворе, иначе и, правда, ведь погибнем.

— Кто и сколько их, я сказать не могу, только думаю, по барскому приказу его архаровцы прискакали, а от них, голубь, мы не отобьемся! Ты у нас один солдат, да баба переодетая, а нас с Нюшкой и считать не след. Не смертью архаровцы нас убьют, так в дому спалят!

После ее слов у меня как будто с души свалилась тяжесть. Как я ни пытался убедить себя, что нечистой силы не существует, но внутри червячок сомнения все-таки шевелился, а вдруг! Барин же, какой он ни будь, существо смертное, как и его «архаровцы».

— Вы не знаете, что за дверь в подполье, куда она ведет? — спросила Матильда.

— Не знаю, батюшка, тьфу, прости Господи, матушка, нам такое не говорили. Как привезли нас с Нюшкой сюда жить, посадили под запор будто псов цепных, она все время закрытая, — ответила старуха.

— А топор тут где-нибудь есть? — спросил теперь уже я.

— Как не быть, есть за печкой, — ответила Нюшка, — мы с бабкой Матреной им лучины щиплем, свечи нам жечь не велят.

Девушка показала место и я, ругая себя за недогадливость, там искать, нужно было в первую очередь, полез под печь и нащупал ручку топора.

Был он довольно тяжелый и тупой, но это было не важно, им вполне можно было сбить замок с таинственной двери.

— Иди в сени и продолжай стучать по засову, — сказал я Матильде, отдавая ей пистолет. — Пусть думают, что мы пытаемся выйти. Я спущусь в подполье, и попробую открыть дверь.

Потом я обратился к местным обитательницам:

— А вы, как кричали, так и кричите, только не так громко, а то уши закладывает.

Я взял свечу, спустился вниз и занялся замком. На всякий случай, если за дверью окажется засада, приготовил пистолет. Топором вывернуть проушины из подгнившей древесины оказалось плевым делом. Вывернув замок, я загнал конец топора в дверную щель, и как рычагом открыл разбухшую от сырости дверцу. За ней и, правда, начинался какой-то лаз, высотой чуть больше метра. Я встал на четвереньки и прополз с десяток метров, освещая путь свечой. Судя по состоянию, подземным ходом давно никто не пользовался. Укреплявшие потолок доски сгнили и уже кое-где обрушились. В таких местах, осыпавшаяся в образовавшиеся прогалины земля засыпала почти весь проход. Пробраться через эти завалы можно было только ползком. Я понял, что воспользоваться лазом было можно, но только в самом крайнем случае. Решив зря не рисковать, пятясь, вернулся назад в подполье и поднялся наверх.

За время моего отсутствия, все тут осталось без изменений. Женщины кричали, правда без былого энтузиазма, Матильда в сенях монотонно стучала рукояткой пистолета по засову. Я рассказал ей о лазе. Подземные ходы, таинственные подвалы, пещеры, обычно никого не оставляют равнодушными. Француженка не стала исключением и тут же задала риторический вопрос:

— Интересно, куда он ведет?

— А мне интересно, что за ненормальный все это устроил. Давай попробуем расспросить старуху.

Мы вернулись в залу. Я попросил старуху замолчать и спросил, кто такой их барин.

— Старый старик, — ответила она. — Как сына схоронил, а за ним жену, совсем умом тронулся. Людей тиранит, не приведи Господи. Нашел себе чернокнижника-супостата, да пригрел змея на груди, вот они теперь всегда вместе. Меня горькую в неволю взял, а я, голуби, не простая крестьянка, я вдова пономаря!

— А здесь вы зачем? — спросила Матильда.

— Затем, матушка, чтобы барское добро беречь и людей до смерти пугать! Гореть мне за то в геенне огненной! Только и против барина слова не скажешь, на то его воля и сила! Мы люди маленькие, нам пропитание нужно, а оно все у него, ирода-кормильца. Я старая, мне жить мало осталось, а Нюшка совсем девка молодая, ей-то, за что такие муки терпеть? Ты, голубь, не мог бы порадеть за нас у государя или еще у кого? Пусть нас от ига ослобонят. Заставь за себя век Бога молить! — обратилась она ко мне.

— Порадею, — пообещал я, — мне бы только до вашего барина с его чернокнижником добраться… А как вы через стены проходите?

— Этого я, голубь, не ведаю, да и как можно православному человеку сквозь стены ходить? Это, чай, смертный грех. А пугаем людей через дверки незаметные. Так поможешь, голубь сизокрылый? Не оставишь сирот защитой?

— Не оставлю, — рассеяно пообещал я. — А скажи, бабушка, что это за человек бестелесный появлялся ночью у нас в комнате?

— Василька, что ли? — уточнила она.

— Не знаю, как его зовут, может и Василька.

— Сама того не ведаю, знаю лишь, что чернокнижник проклятый его наколдовал. А так он сам собой смирный. Вреда от него никакого нет. Он по бабам больше, нашу сестру сластью прельщает. Мне по старости и вдовству та сладость без надобности, а Нюшку-то он очень утешает.

Мы все разом посмотрели на Нюшку. Она смутилась и покраснела.

Прояснившаяся было ситуация, с обезумевшим от потери близких помещиком, опять запуталась. Любвеобильный бестелесный «Василек» в нее никак не вписывался. Продолжать пытать женщин, было бессмысленно, вряд ли они могут рассказать что-нибудь толковое. В подтверждении девушка заступилась за призрака.

— Он хороший, — тихо сказала Нюшка, — слова ласковые говорит и глазами смотрит!

Что это за слова она сказать не успела, во входную дверь громко постучали. Я даже обрадовался, что, наконец, хоть что-то начало происходить.

— Барин, поди, приехал, — испуганно воскликнула старуха, бросаясь к окну.

Я поспешил следом. Действительно, перед окном, выходящим на центральный двор, стояло с десяток всадников. Хозяина я определил сразу, по возрасту, дворянской одежде, уверенной осанке и центральному положению в группе. Он, и правда, был стариком, с большими седыми усами и пышными бакенбардами. Держался барин на лошади красиво, можно сказать, горделиво. Рядом с ним на невысокой буланой кобыле сидел человек средних лет городского обличия, в черном плаще и высокой шляпе. Скорее всего, тот самый чернокнижник. Остальными были молодые мужики, обвешанные оружием, все в однотипной одежде, скорее всего помещичьи гайдуки.

Десяток противников во дворе, несколько человек возле дверей, это на меня одного было чересчур. Дом еще не горел, но уже запахло жареным. Я подумал, что если им удастся ворваться в дом, то противостоять им не смогу, они просто задавят числом. Оставалось попробовать их напутать и сразу уходить под землю. Других вариантов не было. Пока они сориентируются, куда мы делись и начнут погоню можно будет попытаться уползти.

Между тем в дверь стучали все активнее. Теперь в нее даже не стучали, а били чем-то тяжелым. Скоро послышался треск древесины. Ждать когда дверь выломают и ворвутся в дом, я не стал, решил контратаковать, что тут же и сделал.

Думаю, в чем-то мне повезло. Нападающие нас всерьез не воспринимали, и вели себя слишком нагло и уверенно. Или у нас с помещиком были разные правила ведения войны. Не долго думая, я дулом ружья разбил оконные стекла и выстрелил в центр кавалькады. Целился я в хозяина и стоящего близко к нему колдуна. Расчет был на разброс пуль мушкетона.

Грохнул мушкетон очень душевно. У меня заложило уши, и больно ударило прикладом в плечо. Группа всадников мгновенно смешалась, и испуганные громом выстрела кони разнесли их по всему двору. Сразу было даже не понять, попал ли я в кого-нибудь.

Только когда рассеялся дым, увидел как падает со своей кобылы горожанин, и лошадь тащит по двору, застрявшего ногой в стремени гайдука. Похоже, парень в момент выстрела нечаянно заслонил от пули своим телом хозяина. Это было большое невезение, и я в сердцах выругался.

Старик ускакал в дальний угол двора и оттуда звал к себе разбежавшуюся охрану. После выстрела стук в дверь разом прекратился, и в доме наступила тишина. Пользуясь возможностью, я начал поспешно перезаряжать мушкетон. Дело это обычно занимает около минуты. Сначала нужно насыпать в дуло порох и с помощью шомпола, утрамбовать его пыжом. Следом за порохом, шомполом же забить в ствол пули, насыпать на полку порох, взвести курок и только после всего этого можно снова выстрелить. Когда я еще возился с перезарядкой, старик замахал кому-то руками и что-то крикнул. Тут же нападающие вновь начали выбивать дверь.