От всего сердца - Илона Эндрюс

Элленда встала. На ней была черная мантия с глубоким капюшоном, украшенным искусными складками. Странный выбор. Я заметила это, когда их делегация заняла свои места. Ткань ее одежды была очень простой, почти грубой, что выглядело неуместно по сравнению с официальной одеждой всех остальных.

Женщина-ума спустилась по лестнице, подошла к сферам и опустила капюшон. Косандион притих. Ее лицо и шея были забрызганы золотой краской.

Я сталкивалась только с тремя умами, считая Элленду, один из них останавливался в гостинице моих родителей. На нем тоже была золотая краска. Мне тогда было шесть лет, и я сказала ему, что он выглядит очень красиво. Мой отец извинился за меня и позже все мне объяснил. Умы наносили золотую краску, когда были в трауре. Кто-то либо умер, либо был при смерти.

Можно было с уверенностью сказать, что никто на арене был не в курсе этого. Умы очень тщательно оберегали свою культуру. Но Косандион должен был знать, они были народом его матери. Почему так случилось, что именно она была в трауре?

— Выберите своего оппонента, — подсказал Первый Ученый Тек, указывая на сферы взмахом крыла. Они выглядели одинаково.

Я заглушила ветер. «Гертруда Хант» прокачивала воздух через скрытые вентиляционные отверстия, чтобы имитировать легкий ветерок, но воздушный поток помешал бы тому, что должно было произойти дальше.

Элленда положила руку на ближайшую сферу. Ее прозрачная оболочка лопнула, как мыльный пузырь, выпустив в воздух рой светящихся золотистых насекомых. Они поднялись, развернулись, пронеслись к секции клюв-убийц, зависнув над Пивором.

Пивор с широкой улыбкой поднялся, поклонился влево, поклонился вправо, снова ухмыльнулся, показав ровные белые зубы, и направился вниз по пандусу, который образовался из его секции. Он пересек арену и встал напротив Элленды. Они стояли лицом друг к другу, разделенные десятью футами. Крошечные голубые искры у их ушей объявили о том, что их микрофоны активированы.

Я возобновила воздухопоток. Многие виды, включая людей, чувствовали себя более комфортно при легком ветерке по сравнению с абсолютно неподвижным воздухом.

— Вопрос, который вы двое должны обдумать сегодня, заключается в том… — Первый Ученый сделал драматическую паузу. — Что важнее, счастье или долг? У вас есть сто мгновений, чтобы обдумать свой ответ.

На арене воцарилась тишина. Секунды тикали.

Когда яйцо Первого Ученого побелело, время истекло.

— Дщерь ума, — сказал Тек, — слово за тобой.

— Долг, — сказала Элленда.

Первый Ученый повернулся к Пивору.

— Счастье, — сказал кандидат клюв-убийц.

Стояла тишина.

Первый Ученый подождал еще пару вдохов и повернулся к Элленде.

— Вам придется объяснить свой ответ.

— Счастье мимолетно, субъективно и эгоистично. Подчинение своему долгу и успешное выполнение его обеспечивает дальнейшее выживание общества.

— Долг в равной степени субъективен, — ответил Пивор. — Если я вижу, что за ребенком гонится хищник, мой долг вмешаться?

— Да.

— Но, вмешиваясь, я ставлю под угрозу свое собственное выживание. Я взрослый мужчина, который пережил болезни и опасности в своем детстве. Если я буду убит хищником, не станет ли моя смерть большей потерей для общества, чем ребенок, которому еще предстоит повзрослеть? Может ли этот ребенок занять мое место и взять на себя мои обязательства? Как насчет моего долга перед моим кланом и семьей, которая зависят от меня?

Элленда не ответила.

Пивор продолжил.

— Ты говоришь, что долг существует для того, чтобы обеспечить выживание общества. Я говорю, что цель общества — создать индивидуальное счастье. Каждый закон успешного общества призван помочь его членам достичь этой цели. Мы стремимся гарантировать безопасность, доступ к ресурсам, индивидуальные права и даже охраняем обязательный досуг. Поэтому стремление к счастью важнее выполнения долга.

— Я бы спасла ребенка. Мне больше нечего сказать. — Элленда накинула капюшон.

Первый Ученый подождал несколько секунд, но капюшон остался поднятым.

— Очень хорошо, — объявил он. — Спасибо вам обоим. Вы можете вернуться на свои места.

Оба кандидата присоединились к своим делегациям. Огонек снова забегал.

Один из двенадцати претендентов был наемным убийцей. Я надеялась понять, что они за люди во время этих дебатов, зацепиться за что-то, что могло бы идентифицировать их как убийц. До сих пор Элленда вела себя вызывающе, а Пивор вел себя как эгоист. Не особенно помогало.

Огонек остановился на доме Меер. Бестата поднялась, ее черная син-броня поглощала свет. Она прикрепила к ней белый плащ, сшитый из легкой ткани. Я усилила сквозняк, и плащ стал развеваться за ее спиной, пока та спускалась по пандусу. Это был такой красивый плащ. Было бы обидно потратить такое мгновение впустую.

— Драматично, — пробормотал Косандион.

— Вампиры часто такие. Однажды они тайно посетили эту гостиницу, но им все равно пришлось представиться, поэтому они настойчиво прошептали мне свое кредо Дома.

Косандион улыбнулся.

Бестата добралась до сфер и без колебаний положила руку на одну из них. Она лопнула, и сверкающий рой устремился к душегубам и уселся на волосах Унессы, как корона.

— Хороший штрих, — одобрил Косандион.

— Спасибо.

Унесса плавной походкой направилась на арену. На ней было ярко-зеленое платье, которое колыхалось при каждом шаге, подчеркивая бледность кожи.

— Я ставлю следующий вопрос на ваше рассмотрение, — объявил Первый Ученый. — Какова цель вашего существования и почему ваша цель превосходит цель вашего оппонента? У вас есть сто мгновений, чтобы обдумать свой…

— Продолжение рода! — без промедления ответила Унесса. Она повернулась, чтобы посмотреть на Косандиона, и улыбнулась.

Бестата ошеломленно уставилась на нее, а затем перевела взгляд на Первого Ученого.

— Теперь предполагается мой ответ?

— Делайте все, что в ваших силах, — сказал ей Первый Ученый.

— Есть и другие вещи, помимо продолжения рода. Преданность, стремление к личному совершенству, обучение, накопление опыта, передача его следующему поколению.

Зная Тека, она только что заработала высший балл. Она говорила о воинском мастерстве, а он думал в терминах академической мудрости, ведь знание — есть знание.

— Честь, — продолжила Бестата. — Гордость за достижения. Слава своего Дома. Смерть, которую будут помнить. Все это более важно, чем простое совокупление и размножение.

Унесса улыбнулась. Скорее всего, она хотела улыбнуться сладко, но в этом был какой-то гнилой привкус. Она немного походила на рептилию, на ящерицу, собирающуюся схватить личинку.

— А если бы ваш народ перестал размножаться, кто бы все это делал?

— Мой народ не прекращает свой род на протяжении тысячи лет. Это инстинкт. Я понимаю, что ты была воспитана бревнами, но постарайся меньше думать как пень.

Упс.

Из большого душегуба в первом ряду их секции выскользнул длинный побег.

Бестата продолжала.

— К сожалению, тебя воспитали с единственной целью — завлечь мужчину своей внешностью, но ты не обязательно должна быть просто красивым плодом на