История одного поколения - Олег Валентинович Суворов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понимая, что для будущей партийной карьеры такая жена совершенно необходима, Архангельский долго не раздумывал. Полгода старательных и серьезных ухаживаний — и вот уже банкетный зал гостиницы «Метрополь», двести человек гостей и надоедливое «горько!». Тесть намеревался купить молодым отдельную квартиру, но вскоре серьезно занемог и умер. После этого необходимость в отдельном жилье отпала, и Архангельский прописался на площади жены. Через год после свадьбы родилась дочь — это оказалось самым счастливым событием в жизни Эдуарда.
Он не пил, не курил, не был чревоугодником, не любил жену, да и вообще, за исключением Антонины Ширмановой, никогда всерьез не увлекался женщинами — а тут вдруг увлекся! Самым прекрасным, любимым и драгоценным существом женского пола стала для него дочь Антонина.
В сущности, Архангельский был человеком очень одиноким — институтских приятелей у него не было, а со старыми школьными друзьями, особенно после переезда на новую квартиру, все отношения были прерваны. Правда, буквально на днях ему на работу дозвонился Михаил Ястребов, ставший журналистом одного из демократических изданий, и попросил дать интервью. В принципе, Эдуард не имел ничего против, но по совету первого секретаря — «все равно переврут твои слова в нужном им смысле» — вынужден был отказаться. Таким образом, единственным близким человеком была дочь — и все свое свободное время Архангельский теперь отдавал заботам о воспитании Антонины, которая, на радость отца, росла симпатичной, живой и очень смышленой девочкой.
Высадив ее возле дома тещи, которая уже ждала у подъезда, и нежно помахав рукой, Архангельский снова погрузился в размышления, а водитель повез его в райком. Сегодняшний воскресный день обещал выдаться сложным — демократы собирали грандиозный митинг на Зубовской площади. Одной из главных тем этого сборища должно было стать требование отмены 6-й статьи Конституции о «руководящей и направляющей» роли партии. Естественно, что из ЦК КПСС во все близлежащие райкомы, равно как и райотделы Министерства внутренних дел, поступили секретные депеши — «держать ситуацию под контролем и не допускать эксцессов». Мало того, поскольку предполагалось, что численность митингующих может достичь четырехсот тысяч человек, на помощь были призваны армейские части.
Митинг должен был начаться в двенадцать часов дня, поэтому на десять в кабинете первого секретаря райкома было запланировано совещание с целью получения последних инструкций и распределения обязанностей. «Черт бы подрал этих демократов!» — мысленно вздохнул Архангельский. Вместо того чтобы весь этот чудный воскресный день провести в обществе дочери, он будет вынужден заниматься хрен знает чем.
— А правда, Эдуард Петрович, что большинство лидеров этих демократов — педики и «голубые»? — развязно-весело спросил водитель, утомленный угрюмым молчанием шефа.
— Что? Не знаю… — пробормотал Архангельский и вдруг с ненавистью добавил: — Я лично не люблю «голубых» — они Пушкина убили!
— Вот уж не знал! — изумился водитель. — Ну, все, приехали.
Первый секретарь представлял собой пятидесятипятилетнего номеклатурщика с тридцатилетним партийным стажем. Это был высокий, худой и лысоватый человек в очках, с белесыми бровями и угрюмым, некрасивым лицом. Несмотря на солидную разницу в возрасте, они с Архангельским были чем-то похожи — и это вызывало у «первого» особую симпатию ко «второму». Впрочем, здесь не было ничего удивительного, поскольку, достигнув определенных высот, любая российская чиновничья крыса немедленно начинает клонировать себе подобных — причем как по внешнему виду, так и по уровню интеллекта. Именно поэтому начальники и их подчиненные обладают удивительным сходством: если начальник лыс, коротконог и толстобрюх, то в его ближайшем окружении ни за что в жизни не найти стройного, поджарого и обладающего пышной шевелюрой зама. Если начальник усат — то у подчиненных немедленно начинают пробиваться усы. Если начальник близорук и носит очки, то самые предусмотрительные из подчиненных немедленно обзаводятся очками — пусть даже с простыми стеклами.
Рабочее совещание проходило на повышенных тонах, что на партийном жаргоне было принято называть «накачкой». «Первый» не жалел эпитетов в адрес «этих гребаных демократов», а один раз сорвался и высказался отнюдь не в духе времени, совершив неожиданный экскурс в далекую историю:
— Эх, приказать бы поставить пулеметы на чердаки да устроить всему этому демсброду «расстрел июльской демонстрации в Петрограде»!
Присутствующие замы, завы и инструктора отделов едва удержались от аплодисментов, зато принялись оживленно переглядываться и понимающе улыбаться!
— Повеяло революционной атмосферкой, а? — шепнул Архангельскому его ближайший сосед.
Эдуард неопределенно пожал плечами. Несмотря на собственную нелюбовь к демократам, такие воинственные настроения его отнюдь не радовали.
Без десяти одиннадцать совещание было закончено, и все начали расходиться.
— Эдуард Петрович, задержись на минутку, — дружески окликнул его «первый» из своего кресла. Архангельский обернулся, приблизился и по кивку начальника занял ближайшее место за столом для совещаний.
— Разговор есть, — сосредоточенно перебирая бумаги и переходя на деловой тон, сообщил начальник.
— Слушаю вас, Валентин Павлинович, — привычно откликнулся Архангельский.
— Ты это… Как сам думаешь… До чего сегодня дойдут эти крикуны?
— Думаю, как обычно — пошумят и разойдутся, — спокойно отвечал Эдуард, прекрасно понимая, что за ничего не значащим вопросом «первого» крылось вступление к какому-то важному предложению.
— Снова будут клевать шестую статью Конституции и требовать многопартийности?
— Да уж, не без этого.
— А сам-то ты какого мнения об этой чертовой многопартийности?
Вопрос был весьма удивителен! Архангельский прекрасно знал, что само слово «многопартийность» было яростно ненавидимо партийной цензурой, а если где и употреблялось, то исключительно в негативном аспекте. Горбачев уже не раз говорил о том, что «это нам чуждо» и «это нам подбрасывают». Зачем же интересоваться его, Архангельского, мнением, если высшее руководство партии уже высказалось по данному поводу совершенно однозначно? Однако «первый» ждал ответа.
— Мое мнение, Валентин
