Последний побег - Трейси Шевалье

Сейчас мы питаемся тем, что заготовили летом и осенью. Возникает странное ощущение, когда проедаешь запасы, на которые положил столько труда. Хотя, конечно же, мы для того их и делали, чтобы съесть. Каждый день в кладовой убывает по банке, а то и по две. Раз в неделю мы забиваем курицу. В декабре Джек зарезал свиней, мы заготовили ветчину и бекон, но не знаю, насколько их хватит. Картофеля и моркови в подвале становится все меньше и меньше. Гора сена в амбаре уже превратилась в холм. Кукурузы в зернохранилище пока много, но она, вместе с овсом, идет на корм лошадям. Когда я задумываюсь о том, как истощаются наши запасы, о непроходимых снегах, о холодах, выстудивших землю, мне становится страшно, что у нас не останется пищи и мы будем голодать. Конечно, Хеймейкеры пережили уже не одну долгую зиму, и у них больше уверенности в завтрашнем дне. Они привыкли полагаться только на себя и самостоятельно производить все, что нужно для жизни. Хотя я замечаю, как Джек и Джудит каждый день делают подсчеты и пытаются сообразить, как растянуть наши запасы подольше. Вчера Джудит взяла из кладовки несколько кусков ветчины, которые собиралась пожарить на ужин, а потом отнесла один кусок обратно. Вроде бы мелочь, но меня она насторожила. Впрочем, еды у нас много, и еще не случалось такого, чтобы кто-нибудь встал из-за стола голодным. Я уговариваю себя, что у меня нет причин для беспокойства. Хеймейкеры знают, как пережить зиму. Наверное, когда-нибудь я научусь не тревожиться понапрасну и стану такой же уверенной и беззаботной, как Доркас, которая уж никак не страдает отсутствием аппетита и ест за троих. Однако она мне призналась, что, когда они переселились в Огайо из Северной Каролины, она не сразу привыкла к здешним суровым зимам.

Я скучаю по свежей пище — все фрукты и овощи либо засолены, либо засушены, кроме картофеля, моркови и яблок. Но тут есть одна удивительная еда, о какой я раньше не знала. Однажды вечером Джек сунул в огонь лопату с горкой сухих кукурузных зерен. Поджарившись, зерна набухли и раскрылись, словно белые цветы. Я в жизни не ела ничего вкуснее этой «воздушной кукурузы». Джек очень обрадовался, что она мне понравилась, и готовил ее для меня три дня, пока Джудит не отругала его.

Я уже писала тебе, что помогаю доить коров. Каждый день, утром и вечером. Мне стало гораздо легче, когда коровы приняли меня, а я — их. Я всегда думала, что коровы одинаковые — тупые животные, целыми днями жующие траву, — но теперь знаю, что у каждой есть свой характер, как у людей. Просто им нужно было привыкнуть к новым рукам, которые к ним прикасаются. Как собаки и лошади, коровы чувствуют человеческую неуверенность и сразу же этим пользуются — начинают шалить и показывать характер. Я научилась проявлять с ними твердость, и они стали тихими и послушными. Ты бы очень удивилась, увидев мои руки. У меня наросли мышцы, руки стали заметно толще, а плечи — уже не такими покатыми, как прежде. Конечно, все это тщеславие и суета, и мне не следует переживать о таких вещах, но странно смотреть на свое тело. Оно кажется мне чужим. Впрочем, Джек ничего не имеет против. Крепкие руки доярок ему привычны.

После утренней дойки мы садимся завтракать. Затем я убираюсь в кухне, а Джудит с Доркас занимаются изготовлением сыра и масла из утреннего молока. Закончив с уборкой, я сажусь очищать зерна с сухих кукурузных початков. Нужно начистить полбушеля зерен на корм лошадям. Это моя самая нелюбимая работа, потому что пальцы ужасно болят. На обеих ладонях под большими пальцами у меня уже образовались бугры, а кончики пальцев покрылись сеточкой мелких шрамов. Еще немного — и ты меня вообще не узнаешь! Порой мне кажется, будто я занимаюсь напрасным трудом: сотрешь все пальцы, пока начистишь ведро кукурузных зерен, а их тут же съедят. И так повторяется изо дня в день. Запертые на зиму в амбаре животные только и делают, что едят и пачкают свои стойла — словно какие-то механизмы по переработке корма в навоз. Я буду рада не меньше коров и лошадей, когда наступит весна и они наконец смогут выйти на пастбище.

Закончив все утренние дела, Джудит начинает готовить обед, а мы с Доркас садимся у печки и шьем или вяжем. Я уже сделала первое одеяло для Доркас и сейчас шью второе. Опять красно-белые аппликации. Мне не удалось уговорить Доркас на настоящее лоскутное одеяло. Наверное, оно и к лучшему. Теперь мне даже понравились аппликации. Они простые, но яркие и радостные, что особенно ценно в сером мареве зимних дней. Однако работа идет очень медленно. В доме душно, и я постоянно хожу как вареная. Каждый день мы занимаемся одним и тем же, это однообразие отупляет. Даже когда я сажусь за шитье, мысли еле ворочаются в голове, и у меня нет желания сделать за день как можно больше. Я постоянно ошибаюсь, и приходится все распарывать и перешивать заново. Даже осенью, когда у нас было столько работы, я шила больше, чем шью сейчас. Видимо, все дело в том, что мы никуда не выходим, сидим взаперти и общаемся только друг с другом. Временами это становится невыносимым. Я себя чувствую замурованной в доме, вмерзшей в эту бесконечную зиму — вместе с семьей, где я до сих пор ощущаю себя чужой.

Я скучаю по лугам Дорсета, которые остаются зелеными даже зимой. Оценила их только сейчас, узнав, что такое бесцветная зима, когда в мире нет других красок, кроме белой, серой и коричневой. Теперь мне кажется, будто ярко-красочное разноцветье осенних листьев было последним подарком Господа, воспоминание о нем поможет нам пережить блеклые зимние месяцы.

Мы почти никого не видим — все сидят по домам, пережидают зиму. Изредка кто-нибудь приходит на ферму за молоком или сыром, не побоявшись мороза и снежных завалов. И один раз ко мне в гости приехала Белл Миллз, шляпница из Веллингтона. Представляешь, она приехала на салазках! (В Америке так называют сани. Мне пришлось выучить много новых слов.) Помнишь того попугая, которого мы с тобой видели у моряков на бридпортском причале? Когда Белл приехала в Фейсуэлл, она была словно тот попугай — сплошные яркие перья среди унылых снегов. Джудит и Доркас не сказали ни слова. Увидев Белл, я так обрадовалась, что расплакалась. А она принялась подтрунивать надо мной, потому что я каждый раз плачу, когда ее вижу. Белл — единственный человек в Огайо, ставший мне настоящим другом. Но ты все равно остаешься самой близкой моей подругой, и вы с Белл очень разные, как птицы зарянки в Англии и Америке. Здесь зарянки крупнее и нахальнее, их грудки раскрашены ярче по сравнению с теми скромными, нежными птичками, каких ты знаешь.

Белл подарила мне несколько шелковых лоскутов очень красивого рыжевато-коричневого оттенка. Я собираюсь использовать их для лоскутного одеяла и возьмусь за него, как только закончу все одеяла для Доркас. Предвкушаю, как буду шить именно то, что мне нравится — весной, когда все опять оживет.

Кленовый сироп

Наконец наступила оттепель. Зима разжала свой студеный кулак, отпуская мир — а вместе с ним и Хонор — на свободу. Еще недавно казалось, будто морозы вообще никогда не закончатся, но однажды утром Хонор вышла во двор и сразу почувствовала перемену: было по-прежнему холодно, но уже не так зверски, как прежде.

Хонор почти закончила одеяло для Доркас. Осталось сделать простежку. Обычно для этого созывается «швейный штурм», но сейчас было не самое лучшее время для общего праздника, поскольку запасы еды подходили к концу, и их следовало поберечь. Хонор пришлось делать простежку самой. Чтобы было удобнее шить, она натягивала часть одеяла на деревянную рамку для вышивания. Она как раз прошивала очередной кусок и вдруг с удивлением поняла, что уже не мерзнет, сидя на одном месте. А ближе к вечеру услышала, как Доркас рассмеялась. Впервые за всю зиму Хонор услышала чей-то смех. Значит, все остальные тоже почувствовали перемену. Зима отступает.

В ту ночь, лежа в постели и прижимаясь к теплой спине Джека, она прислушивалась к себе — к другим переменам, происходящим в глубине ее тела, — и вдруг услышала за окном долгожданный звон капели. А еще через день дорога на Фейсуэлл превратилась в реку размокшей, густой грязи, и пробираться по ней было не легче, чем по глубокому снегу. По пути на собрание Хонор оступилась и провалилась в грязь по колено. Джеку, Доркас и Джудит пришлось вытаскивать ее. При этом она потеряла башмак, и Джек вынужден был бежать за лопатой и выкапывать его из грязи.

На следующей день Джек пошел в лес Виланда сверлить стволы кленов и ставить трубки и ведерки для сбора сока на сироп. Из американской еды Хонор больше всего нравилась свежая кукуруза и кленовый сироп. Он был очень сладким, но одновременно и терпким, и освежающим. Хонор не знала, как описать этот вкус в письмах родным. Возможно, когда-нибудь она отошлет им посылку с кленовым сиропом, чтобы они сами попробовали его.