Запретная драгоценность - Луиза Аллен

— Мы прибыли. — В словах Ануши не прозвучало вопроса, просто внезапно нахлынули старые воспоминания, несмотря на то что в наступивших сумерках не было заметно никаких ориентиров, и она увидела лишь несметное количество огней, казалось покрывавших весь Гарден-Рич, огромную гавань Калькутты.

Она облокотилась на перила, и воспоминания обогатились множеством городских запахов, еды, специй, цветов.

— Мне кажется, я это помню… все эти огромные корабли. — И еще там стояли торговые суда, пришвартованные под защитой Форт-Уильяма[26]. — Отец однажды приводил нас в форт. Мы поднимались на стены и смотрели на город.

— Мы как раз туда и идем, — сказал Ник. — Я не хочу вести тебя по улицам без сопровождения, а кроме того, сэр Джордж, может быть, сейчас не дома.

— А дом тот же самый?

— Да.

Танцуя вчера для Ника, она чувствовала в душе раскрепощение. Ее переполняли радость и азарт принятого бунтарского решения. Свободы. А сейчас к ней вернулись прежние сомнения и предчувствия, неприятный холодок в животе и жгучее чувство, что ее предали, пусть и когда-то давно. Что, если не удастся скрыть от отца свои чувства надолго?

— Я почему-то не думала, что он живет в том же доме.

Там, где полно воспоминаний о mata, которые та женщина наверняка постаралась уничтожить.

— Скорее всего, ты обнаружишь, что дом сильно изменился, — произнес Ник, словно в ответ на ее мысли. К борту подошел маленький ялик, чтобы доставить их на берег.

Да, дом наверняка изменился, и это, возможно, даже неплохо. Ей и без того трудно. Не хватало еще на каждом шагу встречать призраков прошлого. Ануша перебралась на ялик и вместе с Ником стала ловить их немногочисленные пожитки. Матросы перебрасывали вещи и радостно обсуждали, как потратят в ночном городе заработанные деньги.

Удаляясь к берегу, она провожала их взглядом. Они бедны, работают на износ и никогда не имели стабильной жизни. Но почему-то их смех и беззаботное предвкушение предстоящей ночи вызывало у нее зависть. Глупо, конечно.

— Будь мужественной. — Ник перевел на нее взгляд. — Ты ведь раджпутка, помнишь?

— Уж и не знаю, кто я теперь, — возразила она. — Но постараюсь узнать.

Он сжал губы.

— В чем дело? Плечо болит?

— Нет. — Он покачал головой и улыбнулся. Она уже достаточно его знала, чтобы понимать: эта улыбка немного натянута. — Скорее угрызения совести.

Они говорили по-английски, но Ануша все равно понизила тон:

— Из-за того, что ты меня целовал? И приходил в мою каюту?

— Конечно, это непростительно, — согласился он.

— Но никто не пострадал. Ты проявил силу воли и сказал «нет». — Она сунула ладошку ему под локоть и прислонилась к плечу. — Видишь? Мы теперь просто друзья.

Друзья? Его пронзила дрожь с головы до пят, будто не она к нему, а он к ней доверительно прикоснулся.

Она втянула носом воздух, ощущая аромат его мыла и пота. Под рукой чувствовались твердые сильные мышцы, а там, где тыльная сторона ладони касалась его груди, ровно билось сердце. Ануша чувствовала его близость так же остро, как и вчера во время танца. Между ними возникла близость на глубинном уровне, и это было гораздо серьезнее, чем просто физическое влечение, вспыхнувшее между ними во время поцелуя в ее каюте. Как в ту секунду, когда его взгляд узнал ее ночью в деревне, в чадре и чужой одежде, хотя это казалось невозможным.

Потрясенная, Ануша подняла голову и всмотрелась в его неподвижный профиль, затененный на фоне ярких огней гхата Принцип, ближайшей лестницы, ведущей в форт. Лицо Ника было бесстрастно, в нем читалась лишь сила и мужественность, да еще стиснутый рот выдавал некоторое напряжение.

— Друзья? — вопросительно сказала она, желая услышать от него согласие, в котором, правда, уверена не была.

— Запомни это, — ответил Ник. Она думала, он что-то добавит, но он только сказал: — Когда причалим, держись за меня. Здесь сегодня много народу.

В гхате чествовали какое-то индийское божество. На влажных широких ступенях толкались люди, бросали в воду бархатцы и пускали по воде маленькие глиняные блюдца с зажженными свечами, которые быстро уносил речной поток. Слышались музыка, зазывания продавцов сладостей и восторженные детские вопли.

Ник одним движением перенес Анушу на скользкие гранитные ступени, и она подождала, пока он расплатится с хозяином ялика.

— Наконец-то Калькутта, — произнес Ник. Потом забросил на здоровое плечо заплечный мешок, другой забрал у Ануши. — Теперь осталось провезти тебя еще около полумили, и моя миссия выполнена.

«Он говорит с явным удовольствием, и едва ли я могу его за это винить», — думала Ануша, пока, вцепившись в его рукав, следовала к воротам Форт-Уильяма. Воспоминания о Калатвахе еще свежи у нее в памяти, здешние низкие стены и звездообразные укрепления ее заметно разочаровали. Но реакция стражников у ворот и та быстрота, с которой их провели внутрь и подогнали паланкин, сгладили неприятное ощущение слабости и незащищенности. Когда произносилось имя Ника или ее отца, это действовало как магические чары.

Ануша забралась в паланкин, опустила и затянула боковые занавеси. Носильщики подняли на плечи длинные изогнутые шесты и тронулись в путь.

— Ник!

— Я здесь. У тебя все в порядке?

Судя по голосу, он шел где-то рядом.

— Да. Просто… здесь очень темно и тесно. Я привыкла передвигаться верхом или по реке. На открытом воздухе.

Ануша чувствовала себя как в тюрьме. «Это ненадолго», — подбодрила она себя. Олд-Корт-Хаус-стрит — конечное место их назначения — начиналась сразу за правительственными зданиями и Эстакадой, к северу от площади, окружавшего форт широкого поля. Больше ей уже не быть в клетке, в заключении защитных дверей и стен, завернутой в одежду с головы до пят, с запретом выходить на свет божий.

— Ник. — Ее голос прозвучал не громче шепота. Она сама не знала, чего хочет, но его рука скользнула между занавесями и свесилась через край окошка.

Ануша накрыла ее своей ладонью и почувствовала, что паника отступает, хотя паланкин продолжал двигаться по невидимым для нее улицам.

— Мы на месте.

Рука исчезла. Паланкин остановился и, качнувшись, завис в воздухе. Послышались возбужденные голоса, затем лязг открываемых ворот.

— Позовите сахиба Лоуренса. Доложите, что его дочь вернулась домой.

Паланкин опустили на землю и отодвинули боковую занавесь. Моргая от яркого света, Ануша выбралась наружу. Она стояла посреди внутреннего двора в окружении высоких, ослепительно-белых стен. С одной стороны виднелась широкая веранда и нижняя часть дома.