Хогвартс. Альтернативная история. - Amargo

— Нам бы, конечно, не хотелось тебя расстраивать, — начал Нотт, обращаясь ко мне — но учитель из Хагрида… — тут он покосился на стоящего неподалеку Гойла, — как из Гойла зельевар.

— Неужели все так плохо? — недоверчиво спросил я. — Хагрид, конечно, своеобразный, но…

— Для начала, его учебник кусается, — сказал Нотт. — Но это полбеды. Он привел нам из лесу стадо гиппогрифов.

— Гиппогрифы прикольные, — воодушевился я. — Мы их кормили. Только им надо поклониться…

— Ага, поклонился один такой, — усмехнулся Флетчер. — Гиппогриф ему как двинет… кровища во все стороны… Хагрид его сразу в больницу потащил.

— Не преувеличивай, — сказал Нотт. — Не во все. Ну цапнул чуток, за наглость. Ему полезно.

— Да кому — ему? — воскликнул я, чуя недоброе. — Только не говорите, что Малфою!

Нотт с Флетчером снова переглянулись.

Ну и начало года, подумал я. Что теперь будет с Хагридом? Папаша Малфоя его живьем съест, только повод дай… Слизеринцы выглядели не слишком веселыми. Вскоре Макгонагалл пригласила нас в класс. Мы сдали ей наши летние задания и весь урок слушали теоретическую лекцию по трансфигурации составных предметов.

Вечером, решив проведать Хагрида и подбодрить его, я едва не столкнулся с гриффиндорской троицей, резво направлявшейся в сторону его берлоги. "Ну нет, — я остановился и подождал, пока они пройдут. — Теперь Хагрид отменяется". В досаде я отправился в Выручай-комнату — в одной из старых книг мне наконец-то удалось обнаружить информацию о месте, в котором я тренировался уже второй год. Сбросив мантию и сняв свитер, я вызвал плеть и начал упражнения. Постепенно плавные движения и изящные изгибы плети утихомирили мои эмоции. Что ж, размышлял я, выполняя "прыжки рыси", совмещенные с "выпадом Бэкона", они лучше смогут его утешить. Их трое, убеждал я себя, к тому же, они его поддерживают, а я бы просто предложил натравить на Малфоя кожистую мухоловку, чтоб он узнал, что такое кровища во все стороны…

Плеть скользнула в опасной близости от моего лица, и я попытался оставить эти размышления. Все пустое. У Хагрида есть отличница Гермиона, есть Поттер — любимчик директора, есть Уизли, интеллектуальный коэффициент которого вряд ли выше, чем у Крэбба… Ярость вспыхнула во мне ярче огненной плети; что есть силы я хлестнул по стене, оставив на камнях черный след, который, впрочем, тут же исчез. Я опустил руку, автоматически убрав плеть, и уселся на пол, прислонившись спиной к холодным камням. Ну и ладно, подумал я, пусть сами разбираются. Я махнул палочкой, и с полки ко мне прилетела книга по визуальной магии. Продолжим, пожалуй, учиться.

Как ни странно, почти половина представленных в книге готовых заклинаний была посвящена целительской магии. Я совершенно ею не интересовался, однако целительские заклинания были значительно проще тех, что могли бы использоваться в схватке или для защиты, и я решил начать свои тренировки с них. Но кого мне было исцелять, кроме самого себя? Поднимаясь в зал в свободное от уроков и домашних заданий время, я нещадно резал себе руки и ноги, чтобы потом накладывать на порезы кровоостанавливающие заклятья; исцелял себя — иногда далеко не с первого раза, — от легких проклятий, но чем дальше я работал, тем больше мне хотелось сделать что-нибудь серьезное, не ограничивая себя обычными порезами или фурункулами по всей ноге. Поэтому я очень обрадовался, найдя в одной из книг проклятье, которое, как там было написано, "распечатывало тайные болезни".

То, что надо, решил я. Тщательно изучив целительские заклинания, я нашел то, которое, по моему мнению, смогло бы избавить меня от действия сильного проклятия. Мне потребовалось несколько дней, чтобы научиться без колебаний изображать в воздухе рисунок символа с одновременным произнесением тибетских слов, после чего я счел себя готовым. По здравому размышлению, у меня не было никаких тайных болезней. Я никогда не болел ничем серьезнее простуды, а если что-то пойдет не так, то до мадам Помфри я уж как-нибудь доползу.

Впрочем, сперва я решил поэкспериментировать с мышами. Я мог создать мышь из любого предмета, но такая мышь была бы големом, муляжом без истории и памяти, а значит, ничем болеть не могла. Оставалась послойная трансфигурация, которая хотя и выходила у меня все лучше и лучше, но точные анатомические подробности соблюдать пока не удавалось, так что "тайных болезней" у моих мышей наверняка было больше, чем достаточно.

Когда я впервые наложил проклятье на слегка скособоченную мышь, созданную из фасолины, взятой на кухне, она истошно запищала и повалилась на бок, отчаянно дергая лапками. Я остолбенел — ничего подобного я не ожидал. Мучающаяся мышь ввела меня в ступор, из головы вылетели все нужные заклинания и символы. Наконец, я взял себя в руки. Золотистая, похожая на цветок фигура окутала мышь, исчезла, и через секунду писк прекратился. Мышь резво вскочила на лапки и, как ни в чем ни бывало, побежала по полу, то и дело принюхиваясь. Ее кривоватость тоже куда-то исчезла. Ого, подумал я, ради такого можно помучиться.

Я провел эксперименты еще с несколькими мышами и в один из выходных решился испытать заклинание на себе. Положив перед собой учебник по визуальной магии и книгу с проклятием, я немного расслабился, подумал о близости больничного крыла, а потом взмахнул палочкой, направил ее на себя и мысленно произнес заклинание.

В ту же секунду мои легкие и спину пронзила острая боль. Я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Что-то быстро задвигалось в горле, и через мгновение я выплюнул на пол сгусток крови. Потом еще один. Попытка сделать вдох вызвала новый виток резкой боли — казалось, внутри мои легкие и сердце раздирают тонкие ледяные лезвия. Кровь струилась по подбородку, я оперся рукой о пол, понимая, что ни до какой мадам Помфри мне в таком состоянии не добраться. Что за кретин, пронеслось в голове, однако вскоре я собрался с мыслями и выпрямился, привалившись к стене. Боль не уходила, но того кислорода, что поступал в легкие с краткими, неглубокими вдохами, мне пока хватало. Подняв руку, я начертил в воздухе нужный символ, скосив глаза к учебнику, прошептал слова заклинания и махнул палочкой.

Когда кожи коснулись золотистые витки тибетского знака, мне показалось, что мое тело оплела огненная плеть. Символ словно прожигал насквозь. Я стукнулся головой о стену, сжав зубы, зажмурив глаза и стиснув в руке палочку. Через секунду жжение прекратилось, и боль в легких поутихла. Весь дрожа, я сделал осторожный вдох. Потом начертил еще один такой же знак, произнес заклинание более отчетливо и снова наложил на себя символ, уже готовый испытать воздействие золотистой сети.

Однако мне так и не удалось наложить заклятье достаточно хорошо, чтобы боль исчезла насовсем. К тому же, кровь потихоньку продолжала идти, а это означало, что внутреннее кровотечение не останавливалось. "Опять, — раздраженно думал я, сжигая кровавые пятна на полу и очищая от них футболку, — опять у меня ничего не получается. Что же за фигня такая! Теперь снова идти к мадам Помфри, а там припрутся Снейп с Макгонагалл… Снейп тут же поймет, чем я занимался! Не хватало еще, чтобы они устроили мне какое-нибудь разбирательство — вдруг это те самые Темные искусства, которые все они так не любят?"

Я потащился в больницу, прижимая ко рту носовой платок, надеясь, что вывел с футболки все пятна, и не желая попадаться на глаза преподавателям. Но, по закону подлости, то, что случилось один раз, случилось и второй. Спускаясь по лестнице на пятый этаж, я увидел, что мне навстречу поднимается профессор Люпин.

Глава 18

На первом же уроке по защите от темных искусств профессор Люпин, которого едва ли не все слизеринцы встретили презрительными или недоверчивыми взглядами из-за его залатанной, выцветшей мантии и болезненного вида, повел нас на практическое занятие.

В пустой длинной учительской стояла простая, довольно старая мебель: длинный стол, с полдюжины стульев, пара старых продавленных кресел и небольшой шкаф. Профессор Люпин попросил нас собраться у стола напротив шкафа и указал на него волшебной палочкой.

— Поскольку на этой неделе ваш класс занимается у меня последним, вы, вероятно, уже наслышаны, кто прячется в шкафу, — сказал он, без тени смущения глядя на настороженных слизеринцев.

— Наслышаны, — ответил Пирс. — Там сидит боггарт.

Я подумал, что об этом ему наверняка рассказала подружка из Равенкло.

— Правильно, — улыбнулся Люпин, и я невольно улыбнулся следом. У него была очень располагающая улыбка, искренняя и открытая. Даже Флитвик по сравнению с ним улыбался более официально.

— Итак, — продолжал Люпин, не обращая внимания на то, что некоторые ученики отодвигаются от шкафа подальше. — Наше сегодняшнее занятие будет посвящено работе с боггартом. Это существо обладает очень интересным защитным механизмом — оно принимает форму того, кого противник больше всего боится. Боггарты умеют мгновенно настраиваться на наше сознание, а опытные боггарты и на бессознательное, то есть на те мысли, которые хранятся очень глубоко в душе. Таким образом они обнаруживают главный страх и принимают его форму. Возможно, кто-то из вас уже знает заклинание, способное прогнать боггарта?