ОТКРОВЕННО. Автобиография - Андре Агасси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позади - стенд с именами спортсменов, который она изучает со скептическим видом. Она отчаянно напоминает мне миссис Г. Служительница водит пальцем вверх и вниз по левой колонке.
- Хорошо, - произносит она. - Четыре часа. Восьмой корт.
Я смотрю на фамилию игрока, с которым мне предстоит тренироваться.
- Простите, но с этим человеком я тренироваться не могу. Вполне возможно, нам предстоит играть во втором раунде.
Она вновь разглядывает стенд, в раздражении хмыкает, и я вновь задаю себе вопрос: не было ли у миссис Г сестры, с которой ее разлучили в детстве? Я уже не ношу ирокез, иначе был бы ей еще более неприятен. С другой стороны, моя нынешняя прическа немногим лучше: высоко взбитые волосы, торчащие рваными прядями, коротко выстриженные на макушке, ниже спускающиеся по плечам и к тому же выкрашенные в два цвета - угольно-черные у корней и выбеленные на концах.
- Ладно, - нарушает молчание псевдосестра миссис Г. - Пять часов, корт семнадцать. Но там будут еще три игрока.
- Я в этом городе тону, - жалуюсь я Нику. Тот смеется:
- Ничего, выплывешь!
- Издали он выглядит гораздо лучше!
- Так про что угодно можно сказать.
В первом раунде играю против Джереми Бейтса из Великобритании. Наш матч проходит на дальнем корте, в стороне от толпы и главных событий. Я возбужден и горд. Затем меня охватывает ужас. Чувствую себя так, будто сегодня - последнее воскресенье турнира. У меня в животе порхает целая колония бабочек.
Это - турнир Большого шлема, и поэтому энергетика игры отличается от всего, что мне пришлось испытать до этого. Она неистовствует, бушует. Скорость игры все время меняется, с таким ритмом я встречаюсь впервые. Кроме того, день сегодня ветреный, а значит, мячи будут носиться по корту, как фантики от жвачки в клубах пыли. Это, кажется, даже не похоже на теннис. Бейтс - игрок не лучше, чем я, но сейчас он играет удачнее, потому что заранее знал, к чему быть готовым. Он обыгрывает меня в четырех сетах, затем смотрит на Фили и Ника, сидящих в ложе, и с размаху бьет кулаком по сгибу локтя, демонстрируя универсальный жест презрения. В свое время они с Ником явно что-то не поделили.
Я разочарован и слегка сконфужен. Не был готов ни к моему первому Открытому чемпионату США, ни к Нью-Йорку. Вижу, какая пропасть отделяет меня нынешнего от того, каким я должен стать, и уверен, что смогу перепрыгнуть эту пропасть.
- У тебя все получится, - утешает меня Фили, приобняв. - Это лишь вопрос времени.
- Спасибо, я знаю.
И я это действительно знаю. Никаких сомнений. Но с этого момента почему-то начинаю проигрывать. Не просто проигрывать - продувать с позором. Убого. Жалко. В Мемфисе вылетаю в первом раунде. В Ки-Бискейн - тот же результат.
- Фили, что со мной происходит? - в отчаянии спрашиваю у брата.
- Ничего не понимаю. Чувствую себя любителем, играющим по воскресеньям. Я пропал.
Хуже всего мне приходится в Спектруме, штат Филадельфия. Игра проходит не на теннисном корте, а на баскетбольной площадке не лучшего качества. Бугристое, плохо освещенное поле сумело вместить два корта, матчи на которых идут одновременно. Ровно в тот момент, когда я принимаю подачу соперника, кто-то принимает подачу на соседнем корте, и если его мяч летит далеко от центра поля, а мой отскакивает, нам обоим надо стараться не столкнуться головами. Я и так с трудом концентрируюсь, а тут еще приходится заботиться о том, чтобы не столкнуться с другим игроком. После первого же сета в голове не остается ни единой мысли, а в ушах звучит лишь стук сердца.
Мой оппонент откровенно слаб, и это тоже ставит меня в невыгодное положение. Я в своей худшей форме выступаю против игрока еще более слабого. Опускаюсь до его уровня. Не могу наладить собственную игру, пока пытаюсь приспособиться к стилю оппонента: это похоже на попытку вдохнуть и выдохнуть одновременно. Играя против великих, я пытаюсь подняться до их уровня. Если же мне достается слабый противник - приходится его прессовать, что в теннисе означает - не пускать игру на самотек. Прессинг - одна из самых неприятных вещей, с которыми приходится сталкиваться в игре.
Мы с Фили в унынии возвращаемся в Вегас. Мы удручены и расстроены, и, что еще более существенно, у нас нет ни гроша. Я не получал призовых уже несколько месяцев, при этом практически все деньги от Nike мы ухитрились разбазарить на перелеты, гостиницы, аренду авто и ужины в ресторанах. Из аэропорта еду к Перри. Мы устраиваемся у него в спальне вместе с парой стаканов газировки. Здесь я успокаиваюсь, ко мне возвращается рассудительность. Вижу, что на стенах появилось несколько дюжин новых обложек Sports Illustrated. Рассматриваю лица великих спортсменов и говорю: «Я всегда знал, что стану знаменитым спортсменом. Был уверен, что так и будет. Это моя жизнь, и я если и жалел, то только о том, что судьбу не изменишь. Зато я знал, что меня ждет. А вот сейчас я не знаю, что будет дальше. Оказалось, что единственное, что я делаю, я делаю не так-то хорошо. Неужели для меня все закончилось, так и не начавшись? И если так, то что нам с Фили, черт возьми, делать дальше?»
Я говорю, что хочу быть обычным шестнадцатилетним подростком, но вместо этого моя жизнь все больше отклоняется от нормы. Это ненормально - подвергаться унижениям на Открытом чемпионате США. Это ненормально - бегать по спортивному залу, рискуя столкнуться лбами с каким-то великаном из России. Это ненормально - прятаться в раздевалках…
- А почему ты прячешься?
- Потому что мне шестнадцать, а я уже вошел в первую сотню мировой классификации. Кроме того, Ника многие не любят, а меня ассоциируют с ним. У меня нет друзей, нет товарищей. У меня даже девушки нет!
С Джейми мы давным-давно расстались. Моя последняя подружка, Джиллиан, еще одна одноклассница Перри, не отвечает на звонки. Она хочет встречаться с парнем, который не проводит все время в разъездах. И я ее понимаю.
- Не думал, что у тебя такие проблемы, - произносит Перри.
- Но самое неприятное, - продолжаю я, - то, что я - банкрот.
- А где же твои двадцать тысяч от Nike?
- Ушли на разъезды, на прочие расходы. Я же путешествую не один - со мной Фили, Ник, из-за этого расходы растут. А если не выигрывать, они растут еще быстрее. Двадцать тысяч разлетаются очень быстро.
- А ты не можешь занять у отца?
- Исключено. Его помощь слишком дорого мне обходится. Пытаюсь освободиться от его опеки.
- Андре, все будет хорошо.
- Ага, как же.
- Правда! Скоро все изменится к лучшему, и ты опять начнешь выигрывать. Не успеешь оглянуться, и твой портрет будет на обложке Sports Illustrated.
- Скажешь тоже.
- Точно тебе говорю! Я уверен. И брось переживать насчет Джиллиан! Она - проходной вариант. У тебя всегда будут проблемы с девчонками, это нормально, такова уж твоя животная натура. Но скоро девушкой, с которой у тебя будут проблемы, станет не кто-то, а Брук Шилдз!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});