Цветок Прерий - Эмили Кармайкл

Лошадь фыркнула.

– А-а, я забыла, – сказала Маккензи, – что тебе нравится этот здоровенный болван. Извини.

Маккензи пошла обратно к дому, потому что у нее пропало всякое желание ехать к источникам, как она собиралась с утра. Она чувствовала себя щепкой, попавшей в бурный поток: теряла контроль над ранчо и пыталась сохранить контроль над собой. Маккензи не хотелось думать об этом, но Кэл вполне мог одержать победу над ней. С помощью своей силы и умения Кэл подчинял себе людей, и Маккензи тоже пришлось подчиниться. Конечно, было бы намного проще переложить все проблемы на его широкие плечи, чем нести это бремя самой. Проще было бы забыть о прошлом, позволить окончательно растаять льдинке, которую она вырастила вокруг своего сердца, забыть о том, чем обернулось доверие к нему шесть лет назад. Кэл не убивал ее отца, но он сделал другое – убил ее душу.

Уже возле дома Маккензи оглянулась на столб пыли, поднятый всадниками. Они разделились на две группы – одна направилась к реке; другая, включая апачей, помчалась к полю, где паслись двухлетние лошадки. Даже с такого расстояния можно было узнать Кэла, ехавшего с апачами.

У Маккензи ком застрял в горле. Она почувствовала себя глупой девчонкой, забывшей уроки прошлого.

Оставалось лишь надеяться на божью помощь.

ГЛАВА VIII

Войдя в полутемную прихожую, Кэл подумал, что дом Батлеров остался таким, как и прежде, но в то же время как-то изменился.

В углу стояла старая вешалка для шляп, только на ней не хватало шляпы Фрэнка Батлера. В застекленном шкафу для оружия было так же тесно, как в былые времена: винтовка Фрэнка стояла в одном ряду с двенадцатизарядным дробовиком и двумя винчестерами. На сверкающей металлической поверхности стволов, как всегда, не было ни единого пятнышка, ни одной пылинки, а деревянные части были отполированы до блеска. Несомненно, Маккензи знала цену хорошему оружию, но, возможно, за арсеналом следила Лу.

Кэл подошел к приоткрытой двери, ведущей в кабинет. При Фрэнке все здесь бывало завалено бумагами, теперь же на массивном дубовом столе и в шкафах царил идеальный порядок, и едкий дым любимых сигар Фрэнка давным-давно выветрился… Когда-то в этом кабинете Батлер попросил Кэла покинуть «Лейзи Би» – спокойно, без всякой злобы. Он пожелал молодому человеку хорошо устроиться в другом месте, Фрэнк хотел ему только добра, но без Маккензи. Он сказал, что Кэл хороший парень, но его дочь слишком молода и наивна, она не понимает, что такое любовь, и к чему могут привести ее выдумки о том, что она любит Калифорнию Смита.

Кэл улыбнулся, хотя эти воспоминания больно укололи его. Фрэнк понимал свою дочь еще хуже, чем Кэл, а понять в ней все не смог ни тот, ни другой. Кэл прекрасно помнил, в каком был шоке, когда в ту ночь Маккензи пришла к нему и потребовала, чтобы он на ней женился. Несмотря на свою наивность, она инстинктивно догадалась, как получить то, чего ей хотелось: Кэл быстро отказался от честного намерения оставить ее в покое. Когда женщина так желанна, ей ничего не стоит соблазнить тебя. Если бы на следующее утро он не очнулся от этого наваждения, если бы они уехали вместе, как хотела Маккензи, интересно, что было бы с ними теперь? Надоело бы Маккензи быть женой вечного изгнанника и дикаря? Померкла бы ее радость, когда она превратилась бы в спутницу «желтоволосого апача»?

Из комнаты послышался смех, вернувший Кэла к реальности. Он тихо подкрался к приоткрытой двери и заглянул внутрь. Фрэнки сидела на подоконнике возле матери. Обе головы – одна рыжая в ярком свете солнца, бьющего в окно, другая золотистая – вместе склонились над книгой, лежавшей на коленях Маккензи. Она читала вслух, а Фрэнки тыкала пальчиком в картинки и хихикала. Они обе были так увлечены, что не заметили присутствия Кэла.

«Кое-что хорошее мы с Маккензи все-таки создали тогда», – подумал Кэл. Фрэнки была для него солнечным лучом, осветившим всю дальнейшую жизнь. Светлая, всегда смеющаяся, такая простодушная и общительная – она была чудесным ребенком. В тот ужасный день, когда Маккензи навсегда лишилась беспечного веселья, ее доверчивость и смех перешли в ребенка, который уже был зачат. Любовь, которой суждено было зачахнуть, не успев расцвести и окрепнуть, подарила этот прекрасный плод.

Кэл продолжал смотреть, не отрываясь, впитывая эту счастливую картину, и тихо улыбался. Но вдруг Маккензи подняла глаза от книги – на какое-то мгновение взгляд ее потеплел, но она тут же прогнала улыбку с лица и придала ему обычное выражение неприступности.

– Я… я постучал, – начал неуверенно объясняться Кэл, – но никто не ответил…

Маккензи молчала – видимо, она очень испугалась.

– Наверное, я не услышала, – сказала она наконец, – в чем дело, Кэл?

– Джордж и Гил обнаружили в долине пятерых кастрированных бычков. Клеймо «Лейзи Би» кто-то на них переделал на надпись «Р. А», причем, очень умело, но парни заметили подделку.

Кэл не стал упоминать о том, что и Джордж Келлер, и Гидеон Смолл в былые времена тоже занимались подделкой клейма, поэтому у них был наметан глаз на такие вещи.

Маккензи закрыла книгу и нахмурилась.

– «Р. А.», – задумчиво повторила она, – я не знаю такого клейма, но могу поклясться, что в этом деле не обошлось без Натана Кроссби. Если бы кто-то захотел украсть скот, его просто бы украли, а не стали возиться с подделкой клейма.

Ласково шлепнув Фрэнки по колену, Маккензи поднялась.

– Мне нужно сходить в кабинет и проверить, нет ли такого клейма в моих книгах.

– А дальше мы не будем читать? – разочарованно спросила девочка.

– Мы обязательно дочитаем этот рассказ, малышка. Я сейчас вернусь.

Когда Маккензи вышла, Фрэнки слегка поморщилась от досады, но не стала строить обиженных гримас. Ее мама всегда говорила, что дуются только маленькие дети, и каждый раз, когда Фрэнки начинала дуться, мама делала такое «надутое» лицо, дразня девочку, что Фрэнки не могла удержаться от смеха. Поэтому сейчас малышка не позволила себе распускаться, боясь, что мама вернется и начнет корчить рожицы перед Калифорнией; а Фрэнки не хотела, чтобы мамочка глупо выглядела перед ним, она хотела, чтобы ее мама приглянулась Кэлу, и он навсегда остался на их ранчо.

Калифорния пришелся Фрэнки по душе. Она немного побаивалась всех других работавших на ранчо мужчин. Ну, может быть, не побаивалась, а просто они не нравились ей. В конце концов, Фрэнки было уже пять, а пятилетняя девочка не должна бояться, как маленькая.

А те другие мужчины часто плевались, от них плохо пахло, но самое главное – они никогда так не улыбались Фрэнки, как это делал Калифорния. Девочка хотела, чтобы Калифорния остался на ранчо, а если он женится на ее маме, он обязательно останется.