Клеопатра и Цезарь. Подозрения жены, или Обманутая красавица - Наташа Северная

– Ты слишком беспечна, госпожа. А я чувствую беду.

Клеопатра не на шутку разозлилась.

– Довольно твоих мрачных предсказаний! Я верю в будущее, которое прочит мне Цезарь!

Нефтида грустно усмехнулась:

– Ах, как же ты еще пожалеешь об этом, – горько произнесла она.

– Ты угрожаешь мне?

– Нет, – спокойно ответила египтянка, – я пытаюсь тебя предупредить.

– Пошла вон! Вон!

Лицо Клеопатры исказилось яростью и гневом. Ее ничто больше не сдерживало: ни давняя дружба, ни верность. С легкой руки она обидела преданного друга, не задумываясь о том, что она вообще может остаться одна. И что тогда?

Гордо вскинув голову, Нефтида вышла из покоев царицы.

Разительные перемены, произошедшие в Клеопатре, отметил и Цезарь. Подтрунивая над ее высокомерием и дурным обращением с людьми, он грустно всматривался в лицо своей возлюбленной, и какие-то печальные мысли начинали одолевать его сердце. Все чаще он оставался у Кальпурнии, а приходя к Клеопатре, больше времени проводил с Цезарионом, чем с ней. Цезарь явно о чем-то сожалел, но предпочитал молчать.

Холодок, появившийся в их отношениях, Клеопатра расценивала как усталость Цезаря после военного похода в Испанию и раздумий над грандиозными планами по созданию мировой империи. Ведь все это требовало огромных сил!

– Сегодня ночью я останусь у Кальпурнии, – предупредил ее Цезарь.

– Отчего?

– Я назначил заседание сената на мартовские иды.

– Из моего дома ты тоже можешь пойти в сенат! – резонно заметила Клеопатра.

– Могу, но от Кальпурнии ближе. К тому же Марк Лепид пригласил меня сегодня на обед. Так что не жди меня.

– Ну что ж, – Клеопатра пожала плечами. Цезарь не любил женских сцен, и с этим приходилось мириться. – Передавай Марку Лепиду привет.

Наблюдая за тем, как он собирается, она пыталась что-то вспомнить.

– Мартовские иды… – прошептала Клеопатра. – А помнишь, ты недавно рассказывал, что некий прорицатель по имени Спуринна предсказал тебе беду, как раз на мартовские иды.

Цезарь скривился.

– Выбрось эту глупость из головы. Мне много чего обещали.

Выходя, Цезарь обернулся. Клеопатра задумчиво смотрела ему вслед. В этот момент она была именно такой, какой он увидел ее в первый раз. Простая, гордая, особенная. Черные волосы распущены, льняной сарафан подчеркивал красивую грудь и талию, а огромные черные глаза светились умом и пороком.

Цезарь улыбнулся.

– Ты сегодня необыкновенная.

Клеопатра подошла к нему, прижалась.

– Мне почему-то стало тревожно. Я вдруг представила, что ты бросил нас, меня и Цезариона. И стало так страшно.

Цезарь крепко обнял ее.

– Я никогда вас не брошу.

– Я прошу тебя, будь осторожен.

Поцеловав ее в губы, Цезарь ушел.

Оставшись одна, царица долго бродила по саду, пытаясь унять тревожное предчувствие. Серые облака затянули небо, поднялся ветер, приближалась гроза. Клеопатра грустно вздохнула. Как же ей недоставало любимой беседки и дворцового сада с пальмами и вечно болтающимися обезьянками!

Всю ночь она плохо спала. Сильный ветер бился в ставни, сверкали молнии, деревья скрипели и стонали.

Ворочаясь с боку на бок, Клеопатра чувствовала, как ее сердце замирает от дурного предчувствия. Она вспомнила слова Нефтиды, вспомнила и то, как поступила с ней. Ей стало горько и стыдно. Словно безумие, владевшее ею в последнее время, отпустило ее. И перед ее мысленным взором предстало все то, что она натворила. Завтра же она попросит прощения у верной египтянки, которую не видела уже несколько дней. А потом придет Цезарь, и вечер они проведут весело и дружно.

Следующий день выдался пасмурным, но дождя по-прежнему не было.

Царица намеревалась сделать два самых важных дела: помириться с Нефтидой и поговорить с Цезарем – понять, что его мучает, какие грустные мысли одолевают. Некое чувство подсказывало ей, что все это как-то было связано с ней.

Надев тунику, Клеопатра вошла в спальню сына. Поцеловав его, она спросила:

– Как ты спал, Цезарион? Какие видел сны?

– Хорошо. Мне снилась большая лодка, в которой папа был один. А он скоро придет?

– Ближе к вечеру. Одевайся. Хармион, покорми его.

Спросить бы у Нефтиды, что значит этот сон. Мальчику часто снились необычные вещи, которые со временем сбывались.

– Хорошо, Божественная. Вы сейчас примите ванну?

– Немного позже, сначала я схожу к Нефтиде. Кстати, я давно ее не видела. Где она?

– Не знаю, Божественная.

Клеопатра грозно посмотрела на Хармион и недовольно заметила:

– Рим вас совсем разбаловал. В Александрии ты все про всех знала.

– Я исправлюсь, Божественная, – виновато произнесла служанка.

Войдя в комнату египтянки, царица замерла. Постель была застлана, и было видно, что к ней уже несколько дней никто не прикасался. На столе белел клочок папируса. Взяв его, Клеопатра прочла:

«Я ухожу от тебя. Возвращаюсь в Кемет. Но и ты скоро последуешь за мной. Жажда власти ослепила тебя. Ты разгневала богов. Отныне все проклятия твоего рода падут на тебя. Прощай».

Царица всхлипнула. Как же так? Ведь она пришла мириться!

Выйдя в галерею, Клеопатра прислонилась к стене. Сильная боль сдавила сердце. Совладав с волнением и слезами, царица вернулась к себе, по дороге выкинув записку.

– Позови Аммония и Сару, – зло бросила она служанке.

Но пришел только Аммоний.

– А где Сара?

Отводя глаза, Аммоний вежливо сообщил, что Сара направился в сенат, дабы кое-что проверить, прежде чем сообщить об этом царице. Его слова Клеопатра пропустила мимо ушей. Неожиданный уход Нефтиды поразил ее в самое сердце.

– Довольно болтать! – грубо оборвала она Аммония. – Вчера вечером я отпустила Нефтиду домой.

Царедворец непонимающе улыбнулся.

– Что непонятного? – взорвалась царица. – Я отправила Нефтиду в Египет и разрешила ей уйти с царской службы! Вычеркни ее имя из списка придворных и объяви всем, что я запрещаю вспоминать о ней и произносить ее имя!

– Хорошо, Божественная.

Клеопатра отвернулась к окну, судорожно сжимая руки. Только бы не расплакаться при слугах. В очередной раз подавив слезы, она грубо спросила:

– Что еще?

– Сара вернулся, – тихо проговорил Аммоний.

– И что?

Странное молчание за спиной заставило обернуться царицу.

Сара был бледен, с заплаканными, красными глазами, его руки тряслись.

И вдруг Клеопатра поняла, что это конец. Но конец чему? Ее жизни, мечтам, надеждам? Не важно. Белый, трясущийся царедворец был символом ее конца. Жирной точкой.

– Цезарь убит, – откуда-то издалека донесся до нее испуганный голос Сары.

Упав на колени, царица заорала и забилась в истерике.