Лесная крепость - Николай Гомолко

— Сиди тихонько, играй, а я сейчас вернусь! — И Алесь скрылся в камышах.

Глава двадцать шестая

День был теплый и ясный. В траве стрекотали кузнечики, предвещая жару. В лесу было душно, пахло прелой травой. Мишка Русак и Егор Климчук пробирались в глубь партизанской зоны. Они часто останавливались, переводили дух, менялись местами — носилки были тяжелые, натерли руки до волдырей.

Сколько часов брели по болотной топи! Они уже выбивались из сил. Носилки стали непомерно тяжелыми, едва не выскальзывали из рук.

Мишка чертыхался, ругал себя, что напрямую решил пробираться к главному партизанскому острову — дорога в обход была куда легче. Но теперь уж поздно каяться.

Никто из партизан не встретился им по дороге, только беженцы. Климчук был поздоровей Мишки, а вот Русак совсем обессилел. Из-за него приходилось часто останавливаться, переводить дух.

Когда брели по густому осиннику, надеялись, что за ним будет сухой бор, — издали им померещились верхушки сосен, — но когда чаща кончилась, остановились в недоумении: перед ними расстилалось вытянутое в длину болото шириной с полкилометра. Даже с первого взгляда было видно, что пешком его не перейти.

В разведку отправился Климчук. У берега болото было мелкое, вода доходила до коленей. Но скоро начались глубокие ямы с илистым дном. Криворотый угодил в такое место — его залило вонючей жижей почти до пояса. Он стал выбираться назад, к берегу.

— Этот номер у нас не пройдет! — сказал он и плюнул со злости.

— Вижу, — раздраженно согласился Мишка. — Фу ты, ну ты… Придется повернуть оглобли.

— Ну и проводник из тебя, — ворчал Криворотый. — Замучил вконец. Когда только доберемся! Тут же кругом болота. Одно кончится, другое начинается.

— А ты не считай, быстрей будет, — огрызнулся Мишка.

Отдышавшись, они снова ухватились за носилки и побрели вдоль болотистого берега, мимо глубоких впадин, доверху наполненных жидкой грязью, и густого низкорослого лозняка вперемешку с крапивой.

После полудня они уже еле волокли ноги. Болото кончилось, они уже видели, как слева к нему подступает лес. Настроение поднялось, оба с надеждой посматривали на близкую лесную чащу: там их ожидал отдых, там наконец-то начнутся партизанские посты.

Климчук шел сзади, тяжело сопел, как загнанный зверь. Гудели спина, руки, в голове шумело. Никогда не думал, что придется так надрываться. Но вишь, какая ситуация сложилась — иначе нельзя! Конечно, он мог бы бросить мешок и Мишку и пробраться налегке к штабу, чтобы там как-то пристроиться. Но это маловероятно. Попасть в размещение командирской роты, которая охраняет штаб партизанского объединения, совсем не просто.

Вот потому и приходится быть покорным и смиренным. Правда, он другой раз и роптал и ворчал, предлагал все бросить к черту, но Мишка успокаивал Егора.

— Фу ты, ну ты! Не расстраивайся, человече. Скоро уже будем на месте. Сам понимаешь, что за этот мешок получим, — и дальше начинал придумывать, — по буханке хлеба, по куску сала и кружке чая. Вот уж напьюсь чаю! В пузе пересохло, а язык стал шершавый, как терка.

— Мне бы не чаю, а простой воды! Скажи, пожалуйста, идем по воде, а напиться не можем!

— В лесу поищем родник! Может, и на партизанский колодец набредем. Напьемся, помоемся!

Криворотый каждый раз, когда садились отдыхать, переводил разговор на то, что его интересовало: выспрашивал у Мишки, отлучается ли дядька Андрей из штаба, что обычно делает днем и когда ложится спать.

Адъютант охотно отвечал на все вопросы. Потом ему надоела, как он считал, пустая болтовня, и чтобы отвязаться от настырного мужика, буркнул:

— Большим человеком все интересуются, что да как. Я уж ко всему привык. Вот заночуешь у нас и увидишь его, и начальника штаба, и штабных командиров. Хорошие люди, простые, добрые.

— Хоть разумные?

— А ты сомневаешься? — Мишка повернулся к Криворотому и посмотрел на него подозрительно.

Тот смутился:

— Сомневаться, конечно, не сомневаюсь, но фрицы им трудную задачку подкинули.

— С блокадой этой?

— Ну да.

— Я думаю, выдюжим. Вот и мы немного поможем. Если здесь одни патроны, — он кивнул на мешок, — то их хватит, чтобы хорошо стукнуть фрицев. Сделаем прорыв и вырвемся из фашистских щупалец на волю. Эх, а потом… Раздобуду я, Егорка, себе нового коня. Да как пойдем гулять по вражеским тылам, аж гай загудит…

— Эх, если бы так было… — притворно вздохнул Криворотый. — А мне кажется: все сгинем, пропадем в этом болоте.

— Ты что, сомневаешься? — возмутился Русак. — Балда ты после этого!

— Видишь, как немцы напирают. Говорят, Носке, их полковник, стратег отменный. Где ни был, всюду выигрывал операции.

— А под Сталинградом был?

— Не знаю…

— Ну тогда молчи, — сердито посмотрел на Егора Мишка. — Мне кажется, этот стратег не один раз спину нам показывал. И тут покажет. Вот кое-что нам Москва подбросила, что-то и мы своим умом прикинем… Фу ты, ну ты. И будем жить! А фашистам все равно крышка!

— Легко у тебя все выходит. Не забывайся: был на коне, а сегодня пеший. А что будет завтра?

— Ну хватит! Не сыпь соль на рану. Подымайся, потопаем!

Длинный клин болота кончился. Вышли на твердый грунт, на котором росли старые кряжистые деревья. Здесь запахло грибной сыростью и сухой хвоей. На первом же пригорке они упали на траву.

Мишка Русак сказал:

— Ну и впряг же ты меня в работу. Это за то, что вытащил тебя из трясины… — Он, конечно, шутил, говорил с подначкой. Ему было весело: видел, что приходит конец их трудному пути.

Криворотый успел снять сапоги. Одна нога была растерта в кровь. Слушая Мишку, он понимал его настроение и злился. Вот освободится парень от мороки и станет вольным казаком. А ему, Егору, до воли далеко, ох как далеко!

Наоборот, с каждым шагом, который приближал его к партизанскому штабу, росли беспокойство и неуверенность в себе. Беспокоила мысль: что будет впереди? А вдруг… Ох это вдруг. А все этот Фридрих Носке… Придумал же такое, ловко подцепил его на крючок… Чтоб ему скула в бок!

…Шумят, качаются над головой верхушки вековых сосен. Тяжелые думы одолевают Криворотого. Хорошо, если партизаны отнесутся к нему с доверием, а если наоборот?..

Криворотый поежился от этой мысли… Невыносимо захотелось пить.

— Схожу воду поищу, — сказал он разомлевшему от усталости Мишке, который блаженно растянулся в тени старого граба.

Криворотый натянул сапоги, стряхнул со штанов и кепки засохшую грязь. Оглянулся. Куда идти? Местность была незнакомая. Вдали, за соснами, просматривалась полянка. Туда он и направился.

Трещал под сапогами сушняк, откуда-то выскочила белка, мелькнула рыжим дымком — и на дерево. Где-то близко затеяли перекличку дрозды. Увидев рябину, сплошь усеянную красными гроздьями, Егор остановился, нарвал ягод в кепку — не найдет воду, будет чем освежить рот. Несколько раз Егору слышался треск веток. Останавливался, прислушивался. Но вокруг по-прежнему было тихо: ни зверя, ни человека.

По краю поляны, на которую он вышел, рос густой ольшаник. Климчук обрадовался. Ольшаник — значит много влаги, значит, можно набрести на котловину с чистой водой, стоит только постараться.

Неожиданно что-то сверкнуло в куче вереска у самых его ног. Он наклонился — консервная банка. Егор хотел ее отбросить с дороги, протянул руку, но тут взгляд его привлек высокий пень на краю поляны: на пне темнела кепка, а рядом четко вырисовывались голова и плечи человека. Климчук замер. Зорко окинул глазами лес и поляну.

Никого. Кто же это мог быть: партизан или обычный крестьянин? Он осторожно подкрался сзади. Затаил дыхание. Человек не двигался. Неужели мертвый?..

Где-то далеко мощно ухнул взрыв, дрогнула земля. Но человек не шевельнулся.

Криворотый осмелел, подошел к незнакомцу. Глянул сбоку: парень, лет двадцать пять, русоголовый, с тонким красивым лицом, в сатиновой расстегнутой рубахе. Он привалился к пню и спал, тихонько посапывая. Видно, его тоже сморила усталость. Под рукой его лежала винтовка. Тут же рядом весло от лодки.

Дозорный — и заснул? «Ну дисциплина у партизан!» — усмехнулся Климчук. Чуть поодаль чернела яма, на ее краю лежала консервная банка, такая же, какую он встретил на дороге.

«Колодец!» — догадался Криворотый. Он бросился к яме и чуть не наступил на весло. Он поднял его. Весло было кленовое, тяжелое, сделанное для лодки под уключины. Лопатка посредине треснула. А вот и надпись на ручке. Обычно владельцы выжигают здесь свои инициалы. Так и есть: «КТС»…

А ведь знакомого нашел! Кулаков Тарас Семенович, его сосед по улице. Климчук не раз брал у него лодку, когда ездил на рыбалку. И весла хорошо запомнились. Как же все-таки одно из них очутилось здесь, в лесу? Кто этот человек? Лицо будто незнакомое, измученное, обветренное, неровно заросшее рыжей щетиной. Среди митковичских такого парня встречать не приходилось.