В волчьей пасти - Бруно Апиц

— Зайду к тебе завтра…

Не дожидаясь ответа Ферсте, Шюпп поднялся по лесенке и стал возиться с проводом.

Оба не спускали глаз с Мандрила. Это не мешало Ферсте с интересом следить за работой электрика. Шюпп сошел вниз и, когда они вместе переносили стремянку, сказал:

— Ну, посмотрим теперь последний участок.

На что Ферсте шепотом ответил:

— Если Гефель сдаст, я нагнусь поправить башмак… Шюпп понял, этого было достаточно, чтобы наладить дальнейшую передачу известий. Он влез на стремянку и вскоре крикнул Ферсте:

— Все в порядке!

Они обменялись взглядом, все необходимое было сказано. Вместе понесли они стремянку по коридору.

— Ну, что там? — злобно заворчал Мандрил.

Шюпп поднял плечи, выражая сожаление.

— Здесь я в проводке ничего не нахожу. Надо выйти наружу и осмотреть ввод.

Воздушный провод под фронтоном здания, опускаясь, переходил в подземную линию. Место соединения находилось невысоко над землей. Здесь провод был порван. Шюпп усмехнулся. Ферсте был находчивый малый.

Шюпп тут же устранил небольшое повреждение и вернулся в карцер. Он ввинтил новые предохранители, и вспыхнул свет.

Скупой на слова Мандрил, по-видимому, был доволен.

— Что же там стряслось?

— Ничего особенного, гауптшарфюрер: короткое замыкание у ввода подземной линии.

— Почему же ты сразу не поглядел там?

Шюпп с невинным видом развел руками.

— Если бы можно было всегда заранее знать…

Мандрил не нашел что возразить электрику и отпустил его надменным кивком. Шюпп повесил свой ящик с инструментами через плечо. Когда Шюпп покидал карцер, Ферсте уже не обращал на него никакого внимания.

Шюпп сообщил Кремеру о том, что ему удалось узнать. Казалось бы, тот должен был слушать его с интересом. Староста лагеря, как обычно, сидел за столом, широко расставив локти и подперев кулаками подбородок. Но скоро он перестал воспринимать слова Шюппа, который красочно повествовал о том, как ему удалось перехитрить Мандрила. Гефель устоял!.. Лишь теперь Кремер понял, в каком волнении он жил с минуты ареста Гефеля. Он любил Гефеля, хотя и суровой любовью. Проклинал его, а теперь снова любил.

Один вопрос электрика вывел Кремера из задумчивости.

— Гефель входит в руководство? — И, словно этот вопрос испугал его самого, Шюпп быстро добавил — Ты можешь и не отвечать.

Кремер поднял глаза и молча посмотрел на Шюппа. Тот прочел в этом взгляде ответ и больше не стал спрашивать, ему было достаточно и этого. Они сидели друг против друга, занятые каждый своими мыслями. Кремер преодолел наконец свое волнение и почувствовал к Гефелю братское чувство.

— Из-за этой глупой истории с ребенком они теперь могут отправиться на тот свет.

Он задумчиво уставился перед собой.

— Надо рискнуть, — сказал Шюпп, — и вызволить их из карцера.

Кремер недоверчиво рассмеялся.

Как ты это устроишь?

— Через Цвейлинга!

Ответ Шюппа был не случайным. Но Кремер покачал головой.

— Этот пес и упрятал их туда.

— Знаю, — кивнул Шюпп. — Пиппиг мне рассказал. Вот потому и надо попытаться. В штрафной команде ведь уже раз удалось.

Однако Шюпп не мог убедить Кремера.

— Там было совсем другое, — ответил он.

Несколько лет назад группа политических заключенных из-за широко задуманной провокации, которую подстроили уголовные элементы, попала в штрафную команду и была освобождена оттуда лишь благодаря сплоченности товарищей в лагере. Несмотря на возражения Кремера, Шюпп упорно отстаивал свою мысль. Он быстро наклонился к Кремеру.

— Цвейлинг хочет иметь лазейку и тут и там, но ни с кем не хочет связываться крепко. На этом можно сыграть. Надо напустить на него Пиппига. Может, мне поговорить с Пиппигом?

На миг в Кремере поднялось отвращение. Он не был против того, чтобы использовать эсэсовцев, когда требовалось отвести опасность от товарищей, — к этому уже прибегали в случае со штрафной командой. В тот раз товарищи попали в беду из-за уголовников. Теперь же именно из-за эсэсовца Гефелю и Кропинскому грозила гибель.

И как раз этот доносчик должен будет… Какая дикая мысль! Тем не менее Кремер стал напряженно размышлять. Между начальником лагеря и Клуттигом была вечная вражда. Клуттиг мирволил содержавшимся в лагере ворам, а начальник предпочитал политических. Если бы удалось натравить Цвейлинга на начальника лагеря…

Кремер верил, что у Пиппига хватит на это ловкости. Круглые глаза Шюппа с волнением следили за Кремером. Тот что-то ворчал, проводя ребром руки по столу, и не произносил ни да ни нет.

Действуйте сугубо осторожно! — наконец промолвил он.

После разговора с Шюппом Пиппиг проникся надеждой через Цвейлинга помочь друзьям. Он выжидал случая завязать с Цвейлингом беседу. Такой случай скоро представился.

— Вы еще ничего не узнали насчет доносчика? — спросил однажды Цвейлинг Пиппига, когда тот принес ему в кабинет какую-то ведомость.

— Нет, гауптшарфюрер. Вероятно, нам так и не удастся ничего узнать.

— Отчего же?

Цвейлинг облизнул языком нижнюю губу.

Пиппиг был вылеплен из другого теста, чем чувствительный Гефель, и он смело пошел прямо к цели. Подобно канатоходцу, который осторожно и все же уверенно ставит ногу, Пиппиг выбирал слова, лежавшие на острой как нож грани двусмысленности.

— Негодяй слишком хорошо замаскировался, — сказал он и как бы между прочим добавил: — Но мы теперь знаем, зачем он это сделал.

— Это и мне любопытно.

— Он считает себя очень умным и хочет насолить начальнику лагеря.

— Зачем это? — настороженно спросил Цвейлинг.

Пиппиг медлил с ответом.

Он быстро соображал и так же быстро принял решение. Он ведь уже стоял на канате, и ему ничего не оставалось, как пройти по этому канату.

— Тут не приходится много спрашивать, гауптшарфюрер. Достаточно взглянуть на карту фронта.

Цвейлинг невольно обернулся к стене, на которой висела карта. Пиппиг напряженно следил за ним, и когда Цвейлинг снова посмотрел на него, на лице Пиппига играла многозначительная улыбка. Цвейлинг растерялся. Относилась ли эта улыбка к нему? Он тоже ходил по канату. Цвейлинг решил продолжить игру в прятки.

— Вы думаете, доносчик хочет иметь лазейку на случай, если все перевернется?

— Ясно, — сухо ответил Пиппиг.

Разговор заглох. Теперь Пиппиг должен был двинуться вперед в намеченном направлении.

— Если все перевернется… — повторил он слова Цвейлинга и жестом показал, как это произойдет. — Но на какую сторону перевернется? Этого никто не знает.

Цвейлинг откинулся в кресле и отозвался пустой и ничего не значащей фразой:

— Ну, ничего страшного, верно, не стрясется.

В Пиппиге напряжение потрескивало, как электрические искры: его намеки Цвейлинг понял.

— Это зависит от вас, гауптшарфюрер.

Цвейлинг снова облизал нижнюю губу. Он был не в меньшем напряжении, чем Пиппиг! Но Цвейлинг ничего не сказал, и Пиппиг вынужден был продолжать.

— Мы были бы рады сказать! «Гауптшарфюрер Цвейлинг молодчина — вызволил нам Гефеля и Кропинского из карцера…»

Цвейлингу стало жарко, — это было открытое предложение. В нем молниеносно сменялись противоположные побуждения. Пока еще он был защищен пропастью, которая лежала между ним и заключенными. Но рано или поздно все может рухнуть, и тогда они схватят его за горло: у тебя на совести Гефель и Кропинский! Перед эсэсовцами тоже вставало неумолимое «или — или». Для заключенных оно означало свободу или смерть, для эсэсовцев — борьбу до последнего человека или бегство в Неведомое. У Цвейлинга не было охоты участвовать в борьбе «до последнего Человека». Предложение манило.

— Как же я могу это сделать? — неуверенно спросил он.

Победа! Пиппиг прошел по канату, и под ногами у него снова была твердая почва!

— Вам едва ли будет трудно поговорить с начальником лагеря. Вы ведь знаете, как высоко он ставит политических.

Цвейлинг порывисто встал и шагнул к окну. В нем шла внутренняя борьба. Вышвырнуть Пиппига вон или согласиться на предложение? Ему хотелось сделать и то и другое. Но вышло это крайне неуклюже. Вдруг, повернувшись к Пиппигу, он грубо сказал:

— Убирайтесь!

А когда Пиппиг был уже у двери, он крикнул:

— Держать язык за зубами, понятно?

Как было Пиппигу не понять! И он чистосердечно ответил:

— Что вы, гауптшарфюрер! О таких вещах ведь не болтают…

В Цвейлинге бушевала ярость. Он сел за стол, и взгляд его забегал по карте.

Всего лишь несколько дней назад ему пришлось удлинить стрелки до Майнца, а теперь они продвинулись уже до Франкфурта…

Наверху, в северной части западного фронта, стрелки указывали уже на Дуйсбург. Пройдет немного времени, и ему придется направить стрелки на Кассель. А тогда через Вестфалию и Гессен враги вломятся в Тюрингию…