Эфффект линзы - Irene

— Опа, мужики, щас гниде прилетит, кажется…

Я обвел взглядом толпу старшеклассников в поисках того, кто это произнес.

— Да хрен его знает, Кирилл Петрович… — Никита шмыгнул носом. — Только что в классе был…

— Он на стадионе.

У меня не было времени удивляться тому, что некурящий Сдобников делает тут, в традиционном «месте для курения» под окнами школьного туалета. Он сложил руки на груди и как обычно невозмутимо наблюдал за моей реакцией, лишь немного удивленно подняв брови, когда разглядел на моей щеке слабый красный след.

Я кивнул ему и взбежал на небольшую насыпь. За ней начиналась школьная площадка для баскетбола и большое футбольное поле с несколькими уцелевшими от местных металлоломных «бизнесменов» синими лесенками и брусьями.

Видимо, Гуць решил согнать пар или же просто резко стал блюсти здоровый образ жизни, потому что сейчас он яростно отжимался. Я подошел сзади, раздумывая, ударить ли его сразу или сначала спросить, зачем он это сделал.

Дима обернулся как раз вовремя, мгновенно соскользнув с брусьев, и испуганно шарахнулся назад. По выражению моего лица он и так понял, что ничего хорошего ему не светит.

— Я жду объяснений.

— К-каких?

— ВРАЗУМИТЕЛЬНЫХ! — я подлетел к нему ближе и схватил за грудки. — Какого черта ты сказал это Вике?! И на что ты там намекал?!

Гуць попытался вырваться, но я оказался сильнее — продолжать сопротивление и рвать одежду ему явно не хотелось. Он нервно облизал губы, пытаясь сообразить, что делать в этой непростой ситуации, а потом вцепился в мои рукава.

— Пустите! Че вы прицепились?! Че я такого сказал?!

Я зарычал, сдавив его воротник почти до треска.

— Тебе объяснить, что ты ее обидел? Гуць, не зли меня! И потом — что ты там выдумал про меня?! Слабо в лицо повторить, да?! — Я стиснул зубы. — Ты такое натворил… Блин, ты же и сам не поймешь, что сделал! Зачем?!

— Да просто!

— Просто только кошки рождаются!

— Ни хрена не пойму… Ну и ладно! — Он вдруг поморщился и рискнул даже насмешливо ухмыльнуться. — Кто ее просил ко мне лезть?! Я с Феськовым базарил, не с ней! И вообще! Развели трагедию! Как есть — так и назвал ее… Или информация устарела?

Я почувствовал, как сильно чешутся костяшки пальцев. Но бить можно только равных. Бить слабых и недоразвитых — удел таких, как сам Гуць. Я схватил его руку и, с силой заведя за спину, с размаху придавил его к железной трубе лестницы. Дима тяжело крякнул, отчаянно заматерившись, и попытался высвободиться, но я заломил его локоть еще сильнее.

— Теперь слушай. Чтоб я больше не слышал никаких твоих сплетен, намеков и домыслов! Завтра же ты придешь и извинишься перед Викой. И, не дай Бог, я узнаю, что ты этого не сделал. Тогда пеняй на себя, — я на секунду замолчал и добавил: — И перед Феськовым тоже. При всем классе!

— Да за что?!

— За то, что ты, идиот, не думаешь, прежде чем языком ляпать!

Я еще раз встряхнул его и отпустил. По инерции Гуць полетел на землю, приземлившись на четвереньки прямо в растоптанную подмерзшую грязь. Парень быстро оглянулся на меня из-за плеча и, схватив рюкзак, рванул через футбольное поле к сетке, ограничивающей по периметру стадион. С невероятной прыткостью перемахнул через нее и едва не упал снова. Опасливо озираясь, Дима помчал в ближайший двор в таком же темпе и скрылся за углом дома.

В какой-то момент за спиной послышались аплодисменты. Позади, насмешливо улыбаясь, стояли несколько ребят из 11-А во главе с Никитой. Я стиснул зубы и молча прошел мимо них.

— А че, круто, Кирилл Петрович! Нормально вы с ним поговорили!

Я на секунду задержался, выуживая из пачки сигарету.

— Правда?

— Угу, — Кравченко бросил мне зажигалку. — Реально, он уже заколебал…

— А что ж тогда никто из вас не «поговорил» с ним вместо меня? — Их лица в замешательстве вытянулись. — Ведь все вы знали, почему я искал его, да?

— Ну, это… — Никита кашлянул и поправил кепку на круглой стриженной голове.

— Вот именно. В вашем присутствии оскорбили девушку и вашего одноклассника. А вам пофиг. И чем вы лучше Гуця?

Бросил Кравченко зажигалку, но он ее не поймал, хмуро глядя на меня непонимающими глазами. Я развернулся и пошел к школе, размышляя, где найти Вику и как теперь убедить ее, что не в моих правилах рассказывать о чужих проблемах таким мерзким типам, как Гуць.

Я внимательно следил из окна кабинета за неиссякающим потоком учеников, как обычно шествующих в школу. Младшие толкали друг друга, смеялись, бегали и даже падали, старшеклассники плелись еле-еле, часто сворачивая за угол в «курилку», не дойдя до входа в школу каких-нибудь три метра. Я напряженно вглядывался в их лица. Черт, ну где же она… Неужели не придет?..

Телефон на столе вдруг издал пронзительную трель. Я вздрогнул и рывком сорвал трубку.

— Кирилл Петрович, зайдите ко мне. Немедленно.

Я едва успел распознать голос Аллы Ивановны за этой суровой холодной интонацией, как в мое ухо застучали короткие гудки. Объятый неприятным предчувствием, я закрыл кабинет и отправился к директору.

— Ну, наконец, явился!

Я замер на пороге, пытаясь сообразить, что происходит. Прямо надо мной, уперев кулаки в необъятные бока, навис огромных размеров мужик, который практически заслонил собою всю комнату. Его везде было так много, что я, уж совсем не мелкий, почувствовал себя маковым зернышком. Прошмыгнув внутрь, я удивленно уставился на Аллу Ивановну, пытаясь не замечать прожигающего взгляда незнакомца.

— Кирилл Петрович, я бы вас попросила… как-то прокомментировать… хм… это, — она указала глазами в другой угол, где, угрюмо свесив голову на грудь, восседал Дима Гуць.

— Ага, пусть прокомментирует! Скотина!

— Иван Аркадьевич, давайте успокоимся, — властно произнесла директриса. — Итак?

— Вот если бы Вашего ребенка избил бы какой-то здоровый лоб… я бы посмотрел, как вы успокоитесь! Это же просто ни в какие ворота!.. Как вообще таких к детям пускаете?!

Я не слышал, о чем они спорили дальше, потому что в этот момент Гуць поднял на меня мрачный взгляд исподлобья. На его скуле была свежая ссадина, а под левым глазом красовался впечатляющих размеров синяк. Я изумленно разглядывал его лицо.

— Погодите-ка… Что все это значит?

Алла Ивановна и отец потерпевшего одновременно замолчали, сверля меня возмущенными взглядами.

— Иван Аркадьевич считает, что вы вчера избили его сына.

— Я не считаю! Не считаю! Я это заявляю! И я пойду, куда там надо… где там у вас начальство сидит… я этого так не оставлю! Это же беспредел!