Руна смерти - Олег Курылев

Наступила долгая пауза.

– Впрочем, если хотите, мы можем немного поэкспериментировать, – снова нарушил ее Антон.

– Что вы имеете в виду? – встрепенулся Юлинг.

– Ну, у меня в запасе есть громадный объем контрабандной информации. Те сведения о Роммеле в сравнении с нею – детский пистон рядом с авиабомбой. Я могу поведать вам кое-что из этого запаса. Но предупреждаю – это может быть опасно. И мы не знаем насколько. В таких случаях у нас принято говорить: «Последствия могут быть непредсказуемыми». Ведь мы действительно не представляем, какими они будут. Когда поджигаешь взрывчатку, то, по крайней мере, знаешь, что будет взрыв. А мы знаем только то, что произойдет нечто. А с кем и что произойдет? При сильной деформации может случиться так, что мертвые оживут, а те, кто живы сейчас, – окажутся умершими годы назад…

– Бр-р-р… – Юлинг поежился в кресле. – Мертвых у нас тут и без того хватает. Да и оживлять, пожалуй, никого не надо. А то начнется такая неразбериха…

Его попытка пошутить была проигнорирована Ротманном. Тот спросил совершенно серьезно:

– И что вы могли бы предложить для эксперимента? – Антон замялся.

– Надо подумать. Можно какие-нибудь сведения о судьбе одного из ваших лидеров. Или даже действие. Мы могли бы, например, спасти, причем легко, большое количество людей. Думаю, это был бы мощнейший удар по поплавку.

– Спасти? Каким образом? – спросил Юлинг.

– Ну… я, например, знаю точную дату гибели нескольких тысяч человек. Между прочим, немцев. Если я расскажу вам суть дела, то вам не составит никакого труда предотвратить ЭТУ катастрофу. Правда, произойти это должно еще не скоро.

– Так, стоп! – Ротманн хлопнул ладонью по крышке стола. – Дальше ни слова! – он встал и начал расхаживать по кабинету. – После всего того, что вы тут нам рассказывали мы должны быть предельно осторожны.

Он несколько раз прошелся взад-вперед и вдруг, остановившись прямо перед Антоном, сказал:

– Вы очень опасный человек, господин Дворжак.

При этих словах Антон ощутил во рту кисловатый привкус, а в голове тревожную мысль – не перегнул ли он палку. Ведь этим двоим ничего не стоит его просто-напросто прихлопнуть. Если он их напугал, даже немного, им может прийти в голову мысль, что проще избавиться от этого, так называемого возмутителя, чем ждать новых сюрпризов. «Вот черт, – подумал он, – тянул меня за язык кто-то, что ли? Ведь и то, что уже произошло с ними, – дело нешуточное».

– Я всё понимаю, господин штурмбаннфюрер. Вы можете совершенно не беспокоиться. В конце концов, я только ответил на ваш же вопрос…

– Ладно, закончим на сегодня. – Ротманн пошел отпирать дверь. – Не вздумайте там разговаривать с охранниками, – сказал он, вернувшись. – Если вы заметили, я специально приставил к вам двух идиотов. Кстати, что-то вы заметно похудели за эти дни.

– А вы знаете, чем и в каких количествах там кормят? – сорвался вдруг Антон. – Эта капуста похожа на слабительное, а не на продукт питания!

Ротманн посмотрел ему в глаза и спокойно ответил:

– Знаю. Но придется потерпеть. Да и времена сейчас не те, что у вас. Вот, возьмите пока сигареты.

– Нам надо что-то решать с этим Дворжаком, – сказал Юлинг, когда они остались вдвоем. – Его нужно либо сдавать наверх со всем его барахлом и подробным отчетом об этой истории с фельдмаршалом, либо куда-то прятать, либо… устроить ему неудачный побег. Третье, на мой взгляд, самый лучший вариант.

Ротманн и сам понимал, что тянуть дальше опасно В любой момент могли заинтересоваться самим арестованный и его вещами. О нем ведь знают не только они с Юлингом. В этом случае он неминуемо будет для них потерян. Они навсегда лишатся всякой возможности что-то узнать о грядущем, но самое главное – Дворжака могут заставить выложить такую порцию этой самой контрабандной информации, что… что неизвестно, чем всё это кончится. Нет. Из трех вариантов, перечисленных Юлингом, первый напрочь отпадает. Что касается ликвидации «гостя из будущего», – мысленно Ротманн всё еще употреблял это выражение в кавычках, – то это не такой уж и плохой выход. В конце концов, он ведь и сам признает, что существует здесь незаконно. Они только восстановят нарушенный порядок. Вот только не станет ли его смерть сама по себе мощным ударом по этому чертову поплавку? Не пойдет ли от него такая рябь, что от тебя самого, как главного участника, ни черта не останется? Ни в настоящем, ни в прошлом, ни в будущем?

Впрочем, себя, да и Дворжака Ротманну не было особенно жаль. Скорее ему не хотелось потерять возможность иметь под рукой этого Нострадамуса. И владеть им одному. Ну или пополам с Юлингом, раз уж он успел влипнуть в эту историю. Пожертвовать своим прошлым за право знать будущее! Быть может, погибнуть в итоге. Но его и так вскоре ждала смерть за фюрера или плен. Так чем он рискует? Те, кого любил, – мертвы. В то, что всё это как-то касается остальных, он не верил. Дворжак прав в том, что деформация прошлого затрагивает только тех, кто служит промежуточным звеном между ним и реальностью.

– Ты сказал – спрятать ?

– А ты хочешь отдать его этим болванам в Берлин на Принц-Альбертштрассе? Только тогда не навещай больше старых знакомых и не открывай дверь почтальонам.

– А как насчет попытки к бегству?

– Я как раз ее-то и хочу предложить. Но удачную.

– У тебя есть план?

– Пока только соображения. И к ним последняя бутылка коньяку. Надеюсь, вечером ты никуда не собираешься?..

Вечером Юлинг пришел, как и договаривался, к Ротманну домой. Внезапно укативший куда-то Цибелиус опять свалил на того свои обязанности. Но в то же время представился удобный случай для осуществления их едва обозначившегося плана.

– Знаешь, Отто, – сняв китель и усевшись в кресло напротив Ротманна, начал Юлинг, – сегодня я был в Мюрвике. Ты знаешь, там часть помещений отдали под госпиталь. Посмотрел на всё это… Так вот, когда я шел оттуда, то вдруг понял, что ни черта у нас не выйдет. Никакого чудо-оружия, которое остановило бы этого разъяренного зверя с Востока и его друзей с Запада, у нас нет и не предвидится. Нас раздавят с двух сторон. А сюда, судя по тому, как идут дела, придут именно большевики. Знаешь, что русские делают с теми, у кого орел на рукаве, а не на груди? Я недавно узнал о приказе командования, разрешающем снайперам срывать свои нашивки, те, что ввели на правый рукав в этом году. Догадываешься, почему? При попадании в плен к русским их тут же расстреливают. И никаких тебе конвенций о военнопленных. Также поступают с военной полицией. Они давно уже не носят манжетные ленты, да и бляхи свои на цепях стараются забывать в казарме.

Юлинг доверял этому человеку, хотя и знал Отто Ротманна не так давно. Он полагал, что тот, кто потерял всё и всех, не станет корчить из себя преданного до мозга костей патриота. Да и карьеристом тот, в отличие от него самого, Юлинга, похоже, никогда не был. К тому же какой смысл доносить? Что это может дать Ротманну в плане личной выгоды? Ну уберут доброго парня Вилли Юлинга, на котором и крови-то за всю войну человек с десяток. Ну пришлют какого-нибудь мерзавца на его место. От этого станет кому-то лучше?

– Ну и на черта ты мне всё это рассказываешь? – морщась от дыма своей сигареты, спросил Ротманн. Он, вытирая с журнального столика пыль, уже расставлял рюмки.

– Да так. А у тебя нет таких ощущений?

– Ты насчет близкой развязки? У меня эти ощущения, дорогой, с первых русских снегов. Даже раньше. Знаешь, какая была тактика боя у римского легиона? Изучал ведь в своих орленсбургах? Выдержать первый удар варваров. Только первый удар, потому что второго уже никогда не было. Вся тактика варваров сводилась к одной сокрушительной атаке. Никаких планов и припасенных сил на случай, если противник не смят и не бежит, они, как правило, не имели. Выдержит легион такую атаку, перегруппируется, выведет в первые ряды ветеранов, и, считай, очередная победа в кармане. Дальше – избиение младенцев. Когда наш «центр» в декабре сорок первого поперли в обратном направлении, мы были в роли тех самых варваров, у которых никаких планов и резервов на такой случай не было. И будь русские римским легионом, всё бы закончилось уже на следующий год.

– Ты сравниваешь нас с варварами…

– Ну не вообще нас, нашу тактику ведения этой войны. Понадеялись на то, что от первого же тычка там все разбегутся. Франция застила глаза. Одной левой расправились с врагами на Балканах и решили, что всё теперь можно делать тяп-ляп. Побомбили англичан – бросили. Решили, что лучше с ними драться в Африке. Ничего и там не довели до конца – повернули на Восток… Знаешь, – Ротманн, вынув изо рта сигарету, сменил тон на более спокойный, – нам всем тогда, летом сорок первого, казалось, что нас ведет гений, просчитавший всю эту шахматную партию до последнего хода. Нам нужно только идти и ни о чем не думать. Даже те генералы, что были себе на уме, в августе уже потирали руки и подсчитывали оставшиеся дни. Я никогда не видел столько пленных. Казалось, сдавался весь мир, что лежал от нас на восток. А сколько у них было танков… Мы презирали их технику, а она оказалась лучше нашей. Ты видел летящий в атаку «Т-34»? Ты пробовал подбить его из нашей тогдашней 37-миллиметровки? До появления «пантер» летом сорок третьего им не было равных. Если бы они – русские – еще умели ими пользоваться… А потом, когда мы перешли к обороне, знаешь, что меня поразило? За нашей спиной тысячи их разбитых танков, самолетов, орудий и миллионы пленных. Всё, что у них было. Всё, что они сделали за годы подготовки к этой войне. А нас атакуют новые тысячи танков и бомбят новые эскадрильи самолетов. Миллионы новых русских солдат окружают нас, не считаясь с потерями. Они всё еще плохо пользуются своим оружием, атакуют бесхитростно, в лоб. Действуют напрямую, выполняя дурацкие приказы своих командиров. Но сдвиги уже есть. Они потеряют еще несколько миллионов, но неизбежно настанет то время, когда они научатся воевать. Почувствуют вкус победы, который опьянит их, как вкус крови. И тогда с их потенциалом, о котором наши генштабисты знать не знали и ведать не ведали, они неотвратимо сломают нам хребет. А теперь прибавь к этому западных союзников, которые тоже многому научились и боятся лишь одного – как бы большевики их не опередили и не проглотили Германию первыми и в одиночку. А с нею и всё то, что лежит от нее к востоку.