Фридрих Вильгельм I - Вольфганг Фенор

Избивать палкой слуг, поваров, кучеров и лакеев было для Фридриха Вильгельма насущной потребностью. Он заметил ту же страсть и у своего друга, русского царя. Когда приступы подагры лишали короля возможности использовать палку, он приказывал класть рядом с креслом пистолет, заряженный солью, и стрелял в нерадивых лакеев так же, как в куропаток, оленей, зайцев. Мы еще увидим, что так же он обращался и со своими детьми. Доходило дело и до пренеприятных дипломатических скандалов: однажды король поднял палку на английского посла. Словом, со своим окружением этот человек общался с помощью кулака, палки, пинков.

При дворах Европы причуды прусского короля, прежде всего его драчливость, являлись предметом дежурных разговоров. Над ним смеялись и издевались. Кого-то поведение берлинского изверга, «фельдфебеля на троне» просто выводило из себя. Но все же ничего удивительного страшные известия из Берлина и Потсдама не содержали. Людей били по всей Европе, так что разговоры эти были, в сущности, лицемерны. Для XVIII столетия побои и оскорбления человеческого достоинства стали делом привычным. Начальники били и унижали подчиненных, не испытывая угрызений совести. При всех дворах били слуг, в каждом городском и сельском доме избивали собственных детей. Человеческая жизнь не стоила ровным счетом ничего. Русский царь Петр, этот «гений силы», восхищавший весь мир, бил людей ежедневно; он собственноручно обезглавил восемьдесят взбунтовавшихся стрельцов. Никого в Англии не трогало то, что матросы и горнорабочие умирали под плетьми; из таких «карательных акций» даже устраивали представления. Избиение мужчины, женщины, ребенка считалось вполне естественным, когда речь шла о простых людях. Еще в 1780 г. гений Вольфганг Амадей Моцарт, будучи концертмейстером в Зальцбурге, получал пощечины и пинки. Человеческое достоинство ценилось очень мало и не стоило совсем ничего, когда человека унижал аристократ или член королевской фамилии.

Нет, драчливость Фридриха Вильгельма не была сенсационной. Новостью для европейских кумушек стало другое: этот человек в далекой, почти неизвестной Пруссии не делал различий между дворянами и «подлым людом». Вот что действительно стало международным скандалом. Прусский монарх бил всякого, будь он «благородный» или «простой»; казалось даже, его мускулистая рука предпочитала спины «тонких натур». Его буковая палка не знала классовых различий, а гнев не признавал дворянских или других привилегий, все спины для короля-«демократа» были равны. Такого расчлененная на касты Европа еще не видела.

Конечно, избитых это утешало мало. Весь Берлин вздыхал, поминая беспечные веселые времена прежнего короля. Боже правый, наступит ли этому конец? Когда на улицах раздавался стук королевской палки либо сварливый голос короля сотрясал окна и двери, дрожь охватывала весь город, Берлин или Потсдам, и каждый прятался, куда только мог.

Рабский страх перед беспощадным королем, охвативший весь город, не разбивался о стены дворца, но овладевал и королевской семьей. От каждого, будь то принц или крестьянин, министр или советник, сын или дочь, требовалось одно и то же: трудолюбие, чистоплотность, простота, пунктуальность, бережливость. А кроме всего этого — послушание и еще раз послушание, послушание, доходящее до абсурда, до самоуничижения.

Приказ и его выполнение, порядок и подчинение ему, закон и покорность — таковы были главные критерии в государстве Фридриха Вильгельма, позволявшие судить, не опускаясь до «болтовни», о каждом человеке. И подобно тому, как король правил страной, он распоряжался также досугом и развлечениями своих граждан. Быть мрачными им не полагалось. Более того, честно сделав дневную работу, они должны были хохотать до упаду.

Пышные праздники прежнего короля навсегда ушли в прошлое. Фридрих Вильгельм долго размышлял над тем, какими развлечениями скрасить долгие зимние вечера в обеих резиденциях так, чтобы все вышло и просто, и весело, и не очень дорого для него самого. Наконец он пришел к мысли устраивать так называемые ассамблеи, собрания, по очереди проходившие в домах дворян и зажиточных горожан. Разумеется, каждый хозяин ассамблеи старался заманить к себе короля с его семьей. И Фридрих Вильгельм приходил всегда. Он сидел в курительном салоне, выпускал дым из своей глиняной трубочки, втайне радовался бесплатным удовольствиям, одобрительно смотрел на молодежь, игравшую и танцевавшую в соседних залах, и, подобно мифическому стражу, следил за тем, чтобы все было пристойно и мужчины не допускали фривольностей в отношении юных дам.

В 1718 г. Фридриха Вильгельма познакомили с так называемым «силачом» Карлом фон Эггенбергом, антрепренером и человеком, владевшим всеми цирковыми искусствами. Его ловкость и физическая сила потрясали воображение зрителей. Он мог одной рукой поднять пушку с сидящим барабанщиком с барабаном и держать ее до тех пор, пока тот не выпивал кружку пива. Его не могла сдвинуть с места пара лошадей. Толстые корабельные канаты Карл рвал, как нитки. Как раз таких людей и обожал Фридрих Вильгельм. Разинув рот, король дивился невероятной силе, а потом ощупывал мускулы силача. Он сделал его придворным комедиантом и даровал следующие привилегии:

«Во всех городах и провинциях он может устраивать представления, дабы развлекать тех, кто свободен от работы и не имеет слишком много дел. Он может давать представления без всяких ограничений, если только в них не будет безбожных, злых, грешных, нечестивых или противных Христу сцен, но будут показываться пристойные вещи, способные доставить людям честное развлечение. В противном случае будет немедленно лишен всех привилегий».

Вскоре король обязал Эггенберга проводить в Берлине зимние ассамблеи во время праздничного сезона (в декабре и январе), для чего отводился ему зал в берлинском Фюрстенхаусе, получившем позднее название Вердерской гимназии. Тем самым развлечения в Пруссии были централизованы. 7 января 1733 г. Фридрих Вильгельм издал довольно смешной указ:

«Поскольку Его Величество желает и впредь проводить ассамблеи, а во время прежних ассамблей стало ясно, что многие люди не имеют в своих домах достаточных помещений и что ассамблеи причиняют им множество неудобств и приводят к порче мебели, Его Величество решил назначить так называемого силача, Карла фон Эггенберга, антрепренером ассамблей. Дважды в неделю, во вторник и в пятницу, он должен предоставлять для ассамблей дрова, свечи, игральные столы и два ансамбля музыкантов. Внесенные в следующий список прежних устроителей ассамблей (далее следует список из двадцати четырех имен министров, послов и генералов. — Примеч. авт.) должны выдать ему по тридцать талеров каждый, а за эти деньги они смогут свободно ходить на ассамблеи, а также бесплатно получать кофе, чай, шоколад и лимонад. Те же, кого нет в списке, должны платить антрепренеру по восемь грошей и отдельно платить за кофе, чай, шоколад и лимонад. Если же они захотят играть в карты, они должны будут заплатить по шестнадцать грошей карточных денег. Капитаны и армейские офицеры-субалтерны от таковых выплат должны быть освобождены. Ф.В.».

Но предприятие «силача» Эггенберга развития не получило. Вел он его плохо либо в свою собственную пользу, и сборища в Фюрстенхаусе со временем прекратились. В конце 1733 г. генерал-майор фон Дёнхоф, ставший, согласно приказу короля, кем-то вроде берлинского интенданта по развлечениям, пожаловался на то, что «силач» вместе со своей женой и другими комедиантами затеяли в пьяном виде драку и смотреть на нее сбежалась масса народу. Ему, Дёнхофу, пришлось даже доставить распоясавшихся супругов в участок возле Нового рынка. Протрезвев, Эггенберг просил у короля прощения, и, поскольку он предложил ему тринадцать лошадей по смешной цене, Фридрих Вильгельм его простил. Он даже согласился предоставить Эггенбергу место для открытия театра, где ставились бы итальянские комедии на немецком языке. Но доходы от театра были столь малы, что Фридрих Вильгельм решил взять его труппу из семи человек на свое содержание. Он выплачивал каждому актеру от двадцати до двадцати двух талеров в месяц. За это по вторникам и четвергам они должны были играть при королевском дворе, в берлинской или в потсдамской резиденциях. И чем грубее были актерские выходки, чем чаще они раздавали друг другу оплеухи и кувыркались на сцене, тем громче смеялся король. (Софья Доротея считала ниже своего достоинства смотреть на этот балаган.) В другие дни недели Фридрих Вильгельм приказывал берлинским коллегиям раскупать большую часть билетов и ежедневно отправлять на представления Эггенберга нескольких своих служащих. Таким способом он возвращал часть своих расходов на «искусство».

В 1734 г. в Берлин приехал кукольный театр, имевший у здешней публики большой успех. Когда духовенство стало говорить о непристойных выходках артистов, Фридрих Вильгельм лично отправился на представление. А поскольку собственные суждения о «штучках комедиантов» он ценил мало, его сопровождал кандидат теологии Кюнце (в дальнейшем знаменитый пастор, служивший в Николайкирхе). Сначала король от души смеялся над похождениями кукол и хлопал в ладоши. Но потом он заметил, как Кюнце записывает цитаты из некоторых сцен. В тот же вечер труппа марионеток получила приказ покинуть Берлин и никогда здесь больше не показываться. В вопросах религии король-солдат шуток не терпел.