Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли

Бутик Эльзы Скиапарелли

Парижские женщины, как бы предчувствуя, что это их последний шанс, выглядели особенно шикарно. В глазах элегантного света, который еще не получил названия «общество кафе»[107], бесспорной царицей моды и модных журналов была Дейзи Феллоуз[108]. Она сама преобразовала себя в очень красивую женщину и, помимо этого, обладала бесспорным пониманием элегантности. Но время от времени она, однако, появлялась ужасно одетой, только чтобы досадить людям и доказать, что не зависит от принятых вкусов. Дейзи олицетворяла собой смесь Англии и Америки с французским налетом, вносила «ля» в песню моды. Миллисент Роджерс, дочь нефтяного короля Бенджамина Роджерса, выделялась среди самых красивых женщин и без видимого усилия, совершенно естественно носила самые невероятные украшения с хлопковыми блузками и спортивными юбками. Она обладала необыкновенными манерами, иной раз эксцентричными, иногда сама рисовала эскизы своих украшений, отличавшихся редкой красотой и странной формой. Я надеюсь, что когда-нибудь мы увидим их воспроизведенными. Необычайно богатая, она могла бы при своем огромном таланте и беспредельном благородстве стать известной художницей. Во время войны Миллисент создала анонимно систему помощи: использованные хирургические инструменты собирали в госпиталях и клиниках, приводили в порядок и отправляли на разные фронты. Позднее она приняла решение удалиться от общественной жизни и большую часть времени проводила среди индейцев. Когда она умерла от застарелой болезни сердца, все индейцы пуэбло города Таоса (штат Нью-Мексико) попросили допустить их в церковь – такого раньше никогда не случалось. Миллисент их понимала и помогала им, и они захотели передать ей высшее выражение благодарности. Они стояли перед белой священной горой, окаймленной цветами, у подножия которой возвышалась огромная, блестящая новогодняя елка. Закутанные в полосатые разноцветные плащи, прямые, молчаливые индейцы пристально смотрели на ель и на восходящее солнце. Я тоже хотела бы там присутствовать, чтобы проститься с ней, я любила ее и бесконечно ею восхищалась.

Ботинки из черной замши с мехом обезьяны от Скиапарелли, 1938

В тот год устраивали много балов, и самым привлекательным был бал у графа Этьена де Бомона, известного своими костюмированными праздниками. Этот бал назывался «При дворе во времена Расина». Я на него отправила Гого в качестве жены посла, принцессу Понятовскую[109] в качестве посла, Еву Кюри[110] в костюме мандарина и Розамунду Феллоуз в облачении танцовщика. Сама я оделась как принц Конде[111]: большие, длинные белые и синие страусиные перья волочились по полу, но никто так и не понял, кого я изображала. Этот бал приняли очень серьезно, и никто не чувствовал себя вне времени, что случается, когда смысл шутки преобладает над удовольствием.

В июне, за три месяца до объявления войны, леди Мендл, жена Чарлза Мендла из британского посольства в Париже, устроила в садах Версаля грандиозный бал с участием цирковых животных. Сама она проходила между ногами слона, задрапированная в длинный развевающийся плащ розового цвета «шокинг», и размахивала хлыстом, как бы посылая вызов судьбе.

В августе Россия заключила пакт с Германией, и страх увеличился, пришел конец вере в Лигу Наций, кончился период компромисса, иссякла терпимость и к тем, кто объявил себя нейтральными, и к кривым ногам Риббентропа[112], пришел конец надеждам в речи Геббельса, которым аплодировало столько наивных фанатиков, наступил конец иллюзиям.

Затем наступил сентябрь, и была объявлена война. Все ожидали скорых и смертоносных бомбардировок, пришлось эвакуировать большинство служащих, но ничего не происходило. Мы передвигались с бесполезными противогазами, забывая их в такси, используя их вместо сумок, иногда носили с собой бутылки с джином или виски в надежде, что хороший глоток лучше всего поможет в случае тревоги.

Скиап спросила у своих служащих, рассеянных по городу, не согласятся ли они рискнуть и вернуться на работу, но за меньшую зарплату, потому что дело сокращено. Служащие тотчас согласились и приняли это предложение. Так торговля возобновилась, но в меньшем объеме.

Голубой кардиган небесно-голубого цвета и шляпа с бабочками от Скиапарелли, 1937

Паскаля, деревянную фигуру, мы отправили на выставку в Сан-Франциско в блузе с вышитой бриллиантами надписью «Париж – Сан-Франциско». Его шикарные велосипедные туфли изготовил Перуджиа[113]. Наряженный в сине-красно-белый атлас, Паскаль сидел на газоне, привалившись к золоченому велосипеду с номером «Пари-Суар» в руках. Каждый день ему меняли газету, потому что он был не только представителем Дома моды Скиапарелли, но и олицетворял символ французского спорта.

Глава 11

Одна из первых парижских улиц, почувствовавших на себе войну, была улица Берри. Перед бельгийским посольством, рядом с моим домом, в надежде получить пристанище и совет толпились бельгийские беженцы. И впрямь, покинув обманчиво спокойные Елисейские Поля и попав на улицу Берри, вы оказывались посреди кошмарного сна. Повозки всех видов и форм останавливали движение: автомобили, иногда шикарные, а иной раз со спущенными шинами; велосипеды, прислоненные к стенам домов, будто на отдыхе после длительного путешествия; ручные тележки; детские коляски; все они имели только одно общее – осели под огромной тяжестью. Можно было подумать, что это посылки, ожидающие отправки в приюты для бедных. Предметы, которые люди увозили с собой, спасаясь от опасности, непредсказуемы, и это представляет собой необъяснимую психологическую проблему. Без видимой причины грузится утварь, самая громоздкая, самая нелепая, как будто погрузку производил слепой. Не руководила ли тут при выборе чистая случайность? Бельгийское посольство, его двор и сад были забиты людьми, и усталый персонал распределял среди них продукты и искал пристанища для беженцев. Комнатка моей консьержки превратилась в походный лагерь.

Я дала инструкции, чтобы там всегда был запас горячего кофе и хлеба с маслом. Тем не менее однажды консьержка вызвала меня, сказав, что три очень странных субъекта пытаются прорваться ко мне в дом. Спустившись узнать, в чем дело, я сразу поняла, что это не бельгийцы, а, несомненно, немцы или работающие на немцев. Началось проникновение – следует отнестись к гостеприимству более разумно. Мне рассказали, что один из этих типов прошлой ночью был тихо и таинственно казнен. Бар в моем подвале стал местом встреч английских офицеров, которые регулярно высаживались в стране; американских водителей машин «скорой помощи»; добровольцев, покинувших свою хорошо охраняемую страну, чтобы помогать Европе, а также женщин из автомобильных служб, осуществлявших связь между Парижем и пригородными пунктами. Гого вступила в этот отряд вместе со своей датской подругой Варварой Хассельбек, они водили шестиколесный грузовик. Варвара, имевшая отношение к датской королевской семье, была высокого роста и составляла забавный контраст с Гого, которой приходилось подкладывать подушки, чтобы дотянуться до руля. Каждый раз, когда они уезжали, меня охватывал ужас, Гого на этом огромном грузовике казалась совсем крошечной. Американцы и англичане называли ее «Митци с линии Мажино».