Доктор Данилов в тюремной больнице - Андрей Шляхов

Когда-то, в студенческую пору, ощущение беззаботной легкости бытия приходило сразу же с окончанием занятий. Ну, разве что в ненастную погоду оно слегка задерживалось — до приезда домой или же до загрузки в какое-нибудь недорогое кафе. Данилов подумал о том, что первым стареет не тело, а душа. Притупляются впечатления, приедается все вокруг, перестает радовать. А зря, ведь чем дольше мы живем, тем меньше нам остается. Наоборот, по уму, следует радоваться бытию все больше и острее.

— Игорь, а когда ты в последний раз катался на чертовом колесе? — Вопрос не на шутку озадачил Полянского.

— Я уж и не помню, было ли такое когда-нибудь, — ответил он после небольшой паузы.

— Поехали на ВВЦ? — предложил Данилов. — Там фонтан, чертово колесо и прочие радости жизни.

— Что на тебя нашло? — Полянский осмотрел Данилова с головы до ног, словно увидел его впервые.

— Просто у меня хорошее настроение без особых на то причин, — Данилов улыбнулся шире некуда. — Поехали, а?

— Хорошо, — согласился Полянский. — Заодно и пончиков поедим.

— Тайно, — уточнил Данилов. — Укроемся где-нибудь в кустах и конкретно обожремся пончиками.

— Там обычно прячутся с другими целями. Пончики пока еще можно есть открыто, на виду у всех.

— И представь такую картину: идешь ты с пакетом в одной руке и надкусанным пончиком в другой, счастливая лоснящаяся физиономия перепачкана сахарной пудрой, и вдруг встречаешь кого-то из своих клиентов, которым только вчера втирал про здоровое питание. Вот будет немая сцена, посильнее, чем у Гоголя! Тебе же на людях только яблоки и рукколу есть можно, чтобы имидж не портить.

— Если меня увидят вылезающим с тобой из кустов, моя репутация пострадает больше, — серьезно возразил Полянский. — Никаких кустов! Купим пончиков и пойдем с ними кататься на колесе. Будет у нас двойное удовольствие.

— А с девушками знакомиться будем? — поддел Данилов.

Когда-то, в славные студенческие времена, Полянский буквально шагу ступить не мог без того, чтобы с кем-нибудь не познакомиться.

— Не будем. Это уже лишнее. Ты, если мне не изменяет память, женат, у меня — очень серьезные отношения.

По опыту Данилова, эти слова означали, что отношениям осталось быть недолго. Еще немного, еще чуть-чуть, и им придет конец.

Глава пятнадцатая

Проблема выбора

Данилов приезжал в Москву на каждые выходные, обычно в пятницу вечерней электричкой. Во-первых, ехал с комфортом, потому что вечерние пятничные электрички, на зависть встречным, идут в Москву пустыми. Во-вторых, в первую половину субботнего дня, примерно до обеда, многих руководителей медицинских учреждений или их заместителей можно было застать на рабочем месте. Правда, на собеседования Данилов попадал не так уж и часто, раз в две-три недели. Имея работу, пусть даже и не очень удачно расположенную и не полностью отвечающую чаяниям и надеждам, менять шило на мыло не хотелось. Хотелось определиться с местом работы окончательно, пока трудовая книжка не стала двухтомной (так и до третьего тома недалеко). Для этого требовался ряд факторов.

Периодически Данилов задумывался о том, не слишком ли высоки его требования к месту работы, но после недолгого размышления всякий раз твердо отвечал себе: «Нет». Возможно, когда-то он хотел многого, но по мере накопления опыта количество притязаний постепенно уменьшалось. Оставшиеся можно было выразить формулой — нормальная работа в нормальном месте.

В понимании Данилова это работа, на которой можно было реально лечить, приносить пользу и испытывать удовлетворение от своего труда. Тюремной больнице с ее правилами и возможностями до нормальной работы было очень далеко. Данилов понимал, что он не вписывается в систему, где не было принято цацкаться с пациентами.

Нормальное место включало в себя достаточные возможности для полноценной работы (ужасно, когда ты знаешь, что и как надо сделать, но у тебя нет возможности обследовать больного, как следует, нет под рукой необходимых препаратов и аппаратуры) и более-менее вменяемое начальство. Руководство не должно было гнобить подчиненных, утверждая свой начальственный авторитет, и не соваться в те сферы, где оно не очень компетентно.

Согласитесь, что один человек, будь он хоть семидесяти семи пядей во лбу, не может профессионально разбираться во всех направлениях современной науки. Взять хотя бы майора Бакланову. Как терапевт она была профессионалом, слов нет, но в неврологии, эндокринологии и хирургии разбиралась далеко не столь детально, опыта необходимого не имела. Но, будучи заместителем начальника колонии по лечебно-профилактической работе, считала, что ее мнение всегда самое верное. Даже искренне в это верила.

Без особого труда можно было бы устроиться физиотерапевтом в поликлинику, но туда Данилова больше не тянуло. Он уже давно понял, что такая идея была ошибочной. Не для него подобная работа — сидеть в кабинете и назначать процедуры. Она полезная, но для доктора Данилова скучная и какая-то ненастоящая, потому что никогда не приходится физиотерапевтам вытягивать пациента с того света.

Имея в резерве нынешнюю работу, на которой, несмотря ни на что, можно было оставаться сколько угодно, Данилов поднял планку в соответствии с собственными желаниями. Теперь он искал место врача отделения анестезиологии-реанимации или отделения реанимации, без анестезиологии.

Поиск велся на двух фронтах: Данилов вывешивал в сети резюме, просиживая за ноутбуком долгими монаковскими вечерами и проглядывая появляющиеся вакансии. Впрочем, далеко не все летние вечера хотелось проводить в сети, тянуло прогуляться при хорошей погоде или поплавать в Волге. Загорать Данилов не стремился (да и какой может быть вечером загар?), но от плавания в чистой прохладной воде получал огромное удовольствие.

— Тебе, Вова, можно только позавидовать, — шутил Конончук, который иногда, если позволял график и настроение, составлял Данилову компанию. — Будни проводишь на природе, в покое, на выходные, когда здесь начинают носиться на своих гидроциклах и аквабайках москвичи, уезжаешь в опустевшую столицу… Красота.

Сам Конончук не купался, сидел на берегу и наслаждался созерцанием водной глади, пока Данилов плавал.

— Я — морской человек, крымчанин, — говорил он. — Мне в пресной воде барахтаться невкусно. Да и холодновата она…

Елена старательно избегала любых разговоров о работе. Не спрашивала Данилова, как ему работается, ничего не рассказывала о том, что нового происходит у нее на «Скорой». А ведь когда-то ужинать не начинала, пока не расскажет Данилову все животрепещущее и насущное, случившееся на работе за день. Даже дежурный вопрос: «Как дела?» — сменился: «Ты в порядке?» В ответ на: «Как дела?» — еще можно было начать рассказывать о работе, а на: «Ты в порядке?» — вряд ли.

Даниловские поиски работы Елену тоже не интересовали. Она не спрашивала результат, когда Данилов возвращался с очередного собеседования, если он по собственному почину докладывал: «Опять — двадцать пять», то есть снова облом, слова повисали в воздухе. Так же было с любым упоминанием о тюремной больнице. Данилов очень скоро полностью принял правила игры и перестал, в свою очередь, упоминать о работе. Это оказалось совсем нетрудно.

Во всем остальном отношения остались прежними. Сама собой сформировалась традиция совместного проведения уик-эндов. Первая половина субботнего дня каждым использовалась по-своему. Никита был в школе, Данилов, если не ездил на собеседования, занимался устройством быта (в новой квартире приходится подкручивать, подправлять и развешивать по стенам все чаще, чем в старой) или подолгу играл на скрипке, а Елена чаще отправлялась ненадолго на работу, реже — что-нибудь готовила. Во вторую половину дня предпринималась какая-нибудь развлекательно-увеселительная вылазка.

В воскресенье с утра и до обеда Данилов с Еленой занимались продовольственно-бытовыми закупками, потом поступали по ситуации — просто сидели дома, принимали гостей, отправлялись к кому-то в гости вместе или порознь. Если лучший друг Полянский был в это время свободен, Данилов уезжал к нему или же, что было реже, проводил вечер в каком-нибудь кафе с Рябчиковым, своим бывшим сослуживцем по поликлинике, работавшим рентгенологом в туберкулезной больнице. У них было много профессионально-общего, ведь значительную, если не большую часть больных туберкулезом составляют заключенные, нынешние и бывшие.

В понедельник рано утром Данилов уезжал в Монаково первой электричкой, уезжавшей с Ленинградского вокзала без десяти пять утра. Из-за раннего времени добираться до вокзала приходилось на такси, но Данилов мог себе позволить такие траты. Зато воскресный день можно было проводить, как заблагорассудится, не торопясь вечером на вокзал. Потом Данилов пересаживался на служебный автобус и ехал на работу. В электричке можно было доспать, все равно мимо конечной остановки не проедешь.