Доктор Данилов в тюремной больнице - Андрей Шляхов

А можно было сказать: «Рома, здравствуй! Разве ты меня не узнаешь! Это ж я, Лида Старшова, только теперь у меня другая фамилия и жизнь…» Только попробуй, и сразу посыплются просьбы. Передать письмо, принести мобильный, устроить перевод в другую камеру, посодействовать, чтобы после суда отправили поскорее в хорошую колонию… Простота хуже воровства, точно сказано.

Пробиться в актрисы я пробовала дважды. Второго облома хватило для того, чтобы остудить мою дурную голову. Не мое так не мое, может, и к лучшему. Медсестра — тоже хорошая специальность, нужная. На врача я выучиться и не мечтала, точно знала, что не потяну. В училище приходилось изрядно напрягаться, чтобы учиться на четверки, в институте предметов больше, да и изучаются они на более высоком уровне… Если бы я каким-то чудом и поступила в медицинский, то дальше первого курса точно не продвинулась.

Но с искусством окончательно расставаться не хотелось. Совсем как в том анекдоте, где мужик очищает самолеты от пассажирского дерьма и говорит, что не в силах уйти из авиации. По окончании училища мне посчастливилось устроиться на работу не куда-нибудь, а в поликлинику Большого театра. Подруга помогла, с которой вместе учились, у нее мать там старшей сестрой работала.

Меня хватило ровно на год. Сильнее всего доставал донельзя избалованный контингент. Вроде бы культурные люди, служители искусства, но вели себя так, словно мы, все те, кто без степеней и регалий, грязь под ногами, ни больше ни меньше. Могли наорать, оскорбить или унизить буквально на пустом месте. Сначала передо мной показательно выступят, потом бегут жаловаться главному врачу или кому-то из заместителей. Причем не звезды так себя вели (они у нас сроду не лечились, предпочитая это делать в правительственном четвертом управлении), а разная мелкая сошка: гримеры, костюмеры, осветители, артисты третьего и четвертого плана. Им на работе уважения особого не оказывали, они компенсировали это в поликлинике. А когда не ругались, то сплетничали. Изнанка искусства открылась передо мной во всей своей неприглядности. Интриги, подставы, скандалы, кляузы… Впору было радоваться, что не стала актрисой.

В один прекрасный день я не сдержалась (голова болела, потому что выспалась плохо, еще с утра от главной медсестры нагоняй не по делу получила) и отбрила одну донельзя наглую пациентку, которой показалось, что я недостаточно вежливо ответила на ее вопрос. Ну не в пояс же кланяться, в конце концов! Как могу, так и отвечаю. Она еще не успела как следует раскочегариться, как я ее погасила одной-единственной фразой, самым популярным в нашем отечестве посылом. Два дня спустя уже работала в простой больнице на окраине Москвы, но зато там мне дали комнату в общежитии, можно было уже не тратиться на съемное жилье, аренда которого вынуждала экономить на каждой мелочи.

Судьба? Судьба! В больнице я познакомилась со своим мужем, который приехал в Москву проститься с умирающей теткой. Так вот вышло, одну родственницу потерял, а другую, меня, нашел.

Обычно тот из супругов, который из периферии, переезжает в Москву, а мы, наоборот, стали жить в Твери. Муж работал оперуполномоченным, был на хорошем счету у начальства, но ни в какую Москву, будь она хоть медом намазана, переезжать не собирался. Он же и меня устроил на работу в следственный изолятор.

Первый месяц я шарахалась от всех сидельцев, как черт от ладана, но быстро освоилась. Все привычно, начальница у меня хорошая — гневлива, да отходчива. Мы с ней на праздники, на Новый год, на Восьмое марта или на день рождения, в гости друг к дружке ходим и общаемся как подруги, а не как майор и прапорщик. Это у нас в званиях разница большая, а по работе мы, можно сказать, единое целое, медицинская администрация. Скажем, когда Лариса Алексеевна в отпуск уходит, формально ее замещает Ахатов, а на самом деле все решаю я. И все контролирую. Если вижу, что Ахатова заносит (а такое нет-нет да случается), то с глазу на глаз объясняю ему, в чем он неправ. Не было ни разу, чтобы он меня не послушал, потому что я-то знаю, как и что. И если у Ларисы Алексеевны на душе неспокойно становится, то она только мне звонит справиться, как идут дела в ее отсутствие.

К контингенту я давно привыкла и манеру общения выбрала самую правильную — без потворства и попустительства, но с объективностью и справедливостью. Увижу, где грязь — спущу с санитара три шкуры раньше Ларисы Алексеевны. Но если пойму, что это не система, а единичный случай, человек воспринимает критику правильно, не огрызается и не ищет оправданий, то рапорт писать не спешу. Для осужденного каждый рапорт оборачивается дисциплинарным взысканием, что влияет на все — от свиданий до УДО. Но уж если кто с первого раза не понял или начал в ответ гнать волну, то тут пощады не жди.

И не стоит считать осужденных людьми низшего сорта. От тюрьмы не зарекаются: сегодня ты вольный человек, завтра — осужденный. Из сотрудников, севших на моей памяти, можно, наверное, целый отряд составить.

Вот был у нас до Кареткина старшим опером майор Потапов, нормальный такой мужик, без закидонов, не гнилой, не то что его преемник. Однажды в июле, днем, в воскресенье, ехал Потапов с дачи домой и увидел, как два парня пытаются силком усадить в машину девчонку лет семнадцати, а та упирается и отбивается. Он тормознул, вылез из машины и потребовал прекратить безобразие. Один из парней, не говоря ни слова, дал ему в зубы. Потапов ответил, да так, что нападавший отлетел на пять шагов и приложился затылком о камень. И больше не встал. А оказался он братом той самой девчонки-наркоманки, сорвавшейся после недолгой ремиссии. Второй парень был мужем этой дуры. Такую семейную идиллию разрушил своим появлением майор Потапов. Тоже мне, герой кверху дырой, лучше бы уж мимо проехал.

По показаниям сестры и свояка убитого вышло, что они мирно стояли на обочине и беседовали о своих делах, когда на них непонятно почему набросился Потапов… Журналисты сразу же ухватились за такую актуальную тему: майор милиции (для них не имеет значения, милиция или внутренняя служба, все едино) убил ни за что ни про что молодого парня, студента университета. Вот как, мол, сотрудники органов выплескивают агрессию, накапливающуюся во время работы.

Объяснениям Потапова никто не верил, потому что против него был труп и двое свидетелей. Хорошо еще, что следователь попался порядочный, не ищущий популярности, провел дело по статье 109 (причинение смерти по неосторожности), а не по 105 часть вторая (убийство из хулиганских побуждений). Правда, с учетом поднятой шумихи суд дал Потапову по максимуму — 3 года лишения свободы. Он отсидел два года в колонии для бывших сотрудников в Нижнем Тагиле, освободился условно-досрочно. Вот так, попробовал заступиться за незнакомого человека и получил срок.

Я своему мужу всегда говорю: «Отработал и вали домой, не глядя по сторонам и никуда не встревая». Он у меня тоже малость неугомонный, в любую дырку затычка. Так что очень тонка грань между свободой и неволей, переступить ее нетрудно.

У соседей в прошлом году работала прокурорская проверка, которая выяснила, что администрация колонии разбазарила двести с лишним тысяч рублей казенных денег. Кому-то непонятно за что деньги переводили, необоснованно оплачивали сотрудникам командировочные расходы, самовольно построили пекарню, должным образом не оформив. Начальник колонии, зам по тылу и главный бухгалтер угодили под суд. Можно подумать, что они у себя во дворе эту пекарню построили. Условные сроки всем троим дали.

Подобные нарушения в любом учреждении можно найти. Даже и нас с Ларисой Алексеевной, несмотря на практически идеальный порядок в документации, можно на чем-нибудь прижать. Своего маразма хватает, в смысле взаимоисключающих и противоречащих друг другу приказов и инструкций. Как ни поступишь, все равно виноватой окажешься. Но это, наверное, везде так, не только в нашей системе. Хотя у людей в погонах всегда больше приказов и инструкций, чем у тех, кто без них.

Смешно, но я родилась и выросла за колючей проволокой. Наш когда-то очень засекреченный и до сих пор остающийся закрытым для посторонних город окружен по периметру двумя рядами колючей проволоки, на дорогах стоят посты. Без спецпропуска не попадешь. Разница только в том, что из родного города можно свободно уехать, ни у кого не спрашивая разрешения. Большинству жителей, кстати говоря, нравится жить в закрытом городе, потому что так спокойнее. Игрушечный такой городок, чистенький, аккуратный. Колония такая же, но впечатления игрушечной не производит. Здесь все очень просто и сердито. Кроме того, наверное, совсем не так, как должно было бы быть.

Глава четырнадцатая

Чертово колесо

— Ты — герой, Вова! И не спорь со мной!..

Три кружки пива настроили Полянского на сентиментально-лирический лад. Напиток был крепким, восьмиградусным, а Полянский, у которого чесночные хлебцы вызвали сильную жажду, осушал кружки буквально одну за другой.