Золото - Крис Клив
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чем больше тебе нравилась Зоя, тем труднее было понять, какие чувства на самом деле она вызывает. В раздевалке Кейт старалась не смотреть на отражение Зои в зеркале, пока та ее причесывала; она смотрела на себя. Кейт ненавидела эти зеркала с жесткими галогеновыми светильниками, которые не показывали ничего, кроме правды. Да, она очень состарилась, отрицать невозможно. Довольно долго она выглядела так, словно ей чуть-чуть за двадцать, и вот теперь жизнь выбрала именно этот год, чтобы взыскать долги. Зеркало не желало признавать, что Кейт когда-то лучилась юностью и Джеку непросто было выбрать между ней и Зоей. Теперь она похожа на мумию, а Зоя все еще смотрится как модель. Кейт попыталась прогнать сожаление. В конце концов, она сама решила стать матерью. Никто ее не заставлял.
Вот она – ей уже тридцать два, и выглядит она на все тридцать два. А вот Зоя, которая зовет ее, чтобы за компанию сделать татуировки. Время вгрызалось в затылок Кейт резкими, настойчивыми движениями щетки для волос. Зоя смотрела на ее отражение в зеркале и ждала ответа с тем же почти идеально скрытым отчаянием, как в тот дождливый вечер у камина, в пабе, в самый первый день, когда они подружились. Неловкая пауза затянулась.
– Ладно, черт побери, – неожиданно согласилась Кейт. – Я пойду с тобой в этот тату-салон.
Тату-салон, Манчестер, Ньютон-стритЗоя позвонила агенту и договорилась, чтобы та прислала фотографа. Он приехал в тату-салон на скутере через сорок минут, молодой и красивый, уверенный в своем обаянии. Зое нужны были хорошие снимки, поэтому она улыбалась так, словно заранее со всем соглашалась. Кейт улыбалась тоже. Папарацци снимал кадр за кадром, пока работали мастера тату.
Зоя попросила нанести ей на плечо три римские цифры «X» под олимпийскими кольцами размером с пятидесяти-пенсовые монеты.
В соседнем кресле сидела Кейт. У нее олимпийские кольца были маленькими, с пятипенсовые монетки, и она попросила сделать ей татуировку именно там, где и думала Зоя: на лопатке, чтобы рисунок закрывала футболка.
Как только папарацци закончил работу, Зоя оставила автограф на его футболке несмываемым маркером. Она передала маркер Кейт, чтобы та тоже смогла расписаться, но фотограф уже шел к выходу. Зоя заметила легкую обиду в глазах подруги, и ей стало жаль ее. Даже ком подступил к горлу. Значит, она еще способна что-то чувствовать? Да, ее нельзя назвать бессердечной.
А Кейт уже овладела собой. Она позвонила Джеку и, хихикая, сообщила о том, чем они с Зоей заняты.
– Мы совсем недалеко! Нам делают татуировки!
Последнее слово она произнесла шепотом, восторженно протянув букву «о». Казалось, она удивляется собственной смелости.
«Интересно, – думала Зоя, – повзрослеет когда-нибудь Кейт или нет? Почему она так растерянно, даже робко сообщает про то, что ей под кожу ввели капельки туши? И кому! Мужчине, за которым замужем уже восемь лет. Словно он имеет какое– то право ее осуждать».
Зоя вздохнула. Возле ее руки жужжала игла. Когда вонзалась ближе к кисти, становилось больно. Да, больно, хотя не так, как при велосипедном спринте. Что можно сделать для Кейт? Она отобрала у Кейт уверенность в себе, но это не означало, что она способна ее вернуть. Вот бы поверить, что Кейт не так уж сильно страдает, что она не знает, как все это несправедливо по отношению к ней. Может быть, Кейт не замечает, какой усталой она выглядит рядом с Зоей, как утомляет ее эта ноша – Софи.
Тяжело размышлять об этом. Если Кейт понимала, что с ней случилось, что с ней продолжает происходить, – тогда то, что она при этом не плакала, вызывало слезы у Зои.
Ну вот. Опять защипало глаза. Зоя внесла это ощущение в список и соединила с другими пунктами: болью, потерей равновесия, жалостью – всем тем, что чувствовала, когда позволяла слишком глубоко задумываться о подруге. Казалось, у нее внутри жила некая схема – созвездие разрозненных эмоций, которые, собранные воедино, создавали образ человека, которому ты небезразлична. Но, с другой стороны, ты мог соединить звезды между собой, как пожелаешь. Одни, например, видят на небе огромный ковш, а другие – всего-навсего плуг.
А вдруг она станет доброй – она, Зоя? Эта мысль пугала.
А Кейт все разговаривала с Джеком. Тот явно был недоволен.
– Ну что такого? – погрустнела Кейт. – Не говори так. Просто мы решили немного развлечься.
Зоя увидела, как погасли ее глаза.
– Это же всего на час, не больше. Разве вы не сможете нас дождаться? Хорошо, хорошо, ради бога. Скажи Тому, что мы извиняемся. Мы, конечно, не должны были уходить.
Снова пауза.
– Это всего-навсего простая татушка, Джек. Олимпийские кольца. Я же не физиономию Тони Блера решила выколоть.
«Интересно, что такое ей говорит Джек, – размышляла Зоя. – Вообще-то он не должен злиться из-за таких мелочей». Зоя очень хорошо его знала.
Осенью две тысячи второго года всем троим было по двадцать два года. Джек победил в нескольких больших гонках, Зоя выигрывала все подряд: гонки преследования, спринт, гонки на время. Остальные гонщицы состязались в этом сезоне за второе место. Зоя участвовала в соревнованиях так часто, что ей даже не было нужды тренироваться. Так продолжалось все лето, и Зоя привыкла видеть Кейт на второй ступени пьедестала почета, глядя на нее чуть свысока. Теперь, когда они подружились, этот факт было легко превратить в шутку. «В следующий раз твоя очередь», – говорила Зоя, и они хохотали, пока шла церемония вручения медалей. Только проиграв, Зоя поняла, что это совсем не смешно.
Осенью, за неделю до национального чемпионата в Кардиффе, Кейт обошла ее в ночной спринтерской гонке на Манчестерском велодроме. Эту гонку транслировали по национальному телевидению в прайм-тайм. Еще и поэтому трудно было справиться с ощущением поражения. Том с трудом заставил Зою подняться на пьедестал и получить серебряную медаль. Ей пришлось стоять, подняв голову, на второй ступени почета и смотреть на лучистую улыбку Кейт, на ее четко вырезанные скулы. Тогда у Зои страшно разболелась шея и болела потом всю неделю.
Национальный чемпионат в том году был великолепен. Велосипедный спорт становился все популярнее, на велодромах собирались толпы зрителей. Все финалы передавали в прямом эфире на канале ITV. Джек выиграл спринт. Зоя и Кейт прошли предварительные заезды и должны были встретиться в финальной гонке. Кейт смотрела на Джека, поднимающегося на пьедестал, а Зоя тем временем отыскала в его спортивной сумке мобильник и отправила самой себе сообщение. Потом, когда они с Кейт находились рядом с треком и снимали костюмы, в которых разминались перед гонкой, Зоя притворилась, будто только что получила эту эсэмэску.
Она ахнула, взволновалась:
– О…
Кейт положила руку ей на плечо.
– Что случилось?
– Ничего. Извини.
Зоя взяла шлем и туфли и направилась к линии старта, оставив на сиденье мобильник Джека. Только это и требовалось. На старте Кейт была вне себя. Финал состоял из трех заездов, но третья гонка Зое не понадобилась. Стоя на второй – «серебряной» – ступени почета, Кейт заливалась слезами.
Все оказалось еще хуже, чем могла себе представить Зоя. Вторую половину дня она просидела в отеле, где они все остановились, глядя на свою золотую медаль, сожалея, что не может ее возвратить. Глаза покраснели от слез.
Ближе к вечеру постучал Джек. Он весь дрожал и не говорил ни слова.
– Она здесь? – спросила Зоя.
– Уехала домой, – с трудом вымолвил Джек.
– А ты с ней не поехал?
– Она не позволила. Позвони ей, скажи, что эсэмэску отправила ты!
– Тебе она не поверила? Джек покачал головой.
Зоя беспомощно развела руками:
– Тогда как же она поверит мне?
Джек долго смотрел на Зою в упор, а она – на него. Он был в отчаянии: понимал, что она права.
– Ну почему ты такая? – наконец спросил он.
Зоя расплакалась и никак не могла остановиться. Она не просила Джека утешать ее, а он и не утешал.
Они пошли прогуляться в гавань. Зоя умоляла Джека простить ее, обещала, что больше такое не повторится. Был холодный серый день. По морю катились волны с белыми бурунами. Недавно отросшие волосы Зои развевались и путались на ветру. Чайки отчаянно кричали, словно ангелы, изгнанные из рая. Воздух пропах солью. Зоя швырнула в море золотую медаль, выигранную на чемпионате. Медаль зацепилась за обрывок каната и повисла на ленте. Золотой диск качался и посверкивал под серой водой. Джек и Зоя долго ждали, но медаль не желала тонуть.
Двенадцать часов спустя Зоя вернулась в Манчестер и сразу же, через пятнадцать минут, стала тренироваться: предстояла Олимпиада в Афинах. До игр оставалось меньше двух лет, так что надо было стараться. Каждый ярд по треку приближал на ярд к победе. Да, это ее судьба – даже кожу покалывало от понимания этого. Но что-то ее тревожило, не давало покоя; понадобилось две недели, чтобы она поняла, что именно. Не могла она сосредоточиться на тренировках, пока не извинится перед Кейт, пока все не уладит. Это было ново для Зои: ощущение, что ее благополучие связано с кем-то другим. Она угодила в ловушку. Чувство вины нарастало и нарастало, тело слабело пропорционально этому чувству. Скоро она уже не смогла выжать штангу, лежа на мате, ей становилось все хуже и хуже, она возмущалась, она почти ненавидела Кейт – за то, что Кейт ей так нравилась.