Обойтись без Бога. Лев Толстой с точки зрения российского права - Вадим Юрьевич Солод

Здание Тульского Окружного суда. Президентская библиотека им. Б.Н. Ельцина. (www.plib.ru)

Только как исключение из правил выглядит возможность прекращения брака в случае обоюдного согласия супругов принять монашество, при том условии, что они не имели малолетних детей (п. 4 раздела «Кого и как принимать в монахи» (о запрете самовольного развода без разрешения епископа и утверждения Синода). Законодательство Петра I. М. 1997. С. 594).

Статья 1338 Устава гражданского судопроизводства не устанавливала для гражданского суда обязанности передавать дела, возникшие между супругами, суду духовному. Гражданский закон предписывал в таких случаях только приостанавливать дело, «если разрешение онаго зависит от предварительного разрешения тех или других обстоятельств в духовном суде, а потому вопрос об обязанности жены жить с мужем, пока брак не расторгнут, подлежит суду гражданскому, и в приостановлении его не представляется никакой надобности» (Решение гражданского кассационного департамента. № 526. СПб. 1868 г.).

В том случае, если рассматривались уголовные дела, связанные с преступлениями военнослужащих, военные суды также должны были передать материалы, относящиеся к брачным отношениям, судам духовным. Так, по делу унтер-офицера Данилы Луженко, «преданного суду за присвоение непринадлежащаго ему звания, двоежёнство и подлоги», генерал-аудиториат признал его виновным в целом ряде преступлений, как то: побеге из тюремного замка, принятии на себя чужих фамилий, составлении фальшивых печатей и т. д., а в отношении выявленного двоежёнства преступника постановил следующее: «Обстоятельства о двукратном вступлении Луженко в брак с дочерьми дворянина Ермошенки и титулярного советника Осипова, и об определении прав их, на основании св. воен. пост. части V кн. 1 ст. 441, предоставить на рассмотрение гражданского и духовного начальства, с тем чтобы с лицами, свидетельствовавшими, при последнем браке подсудимого, о неимении никаких законных препятствий к этому браку, было поступлено по законам» (Русские уголовные процессы. СПб.: издание А. Любавского. Т. 4. 1868).

Известный российский учёный И.В. Преображенский в своей книге «Отечественная церковь по статистическим данным с 1840–41 по 1890–91 г.» приводил следующие сведения о численности разводов в Российской империи: в 1880 году таких было 920, в 1890-м – 942.

Согласно переписи населения, проведённой в 1897 году, на 1000 мужчин приходился один разведённый, на 1000 женщин – 2 (Преображенский И.В. Указ. соч. СПб.: тип. Э. Арнгольда, 1897. С. 236).

Конечно, любая статистика лукава, и эти цифры могли свидетельствовать о высокой нравственности российского общества, а также о чувстве глубокой ответственности, обнаруженном у всех вступающих в брак.

Мы бы так и подумали, но в это же время наблюдался очевидный рост числа незаконнорождённых детей, которых только в Петербурге в 1867 году было зарегистрировано 4305 (22,5 % от всех родившихся), а в 1889 году – уже 7907 (27,6 %) (цит. по: Образование и православие. www.orthedu.ru).

Один из персонажей повести Льва Толстого «Крейцерова соната» – пожилой купец – на вопрос адвоката о том, много ли было разводов раньше, отвечает: «Бывало, сударь, и прежде, только меньше (…) По нынешним временам нельзя этому не быть. Уж очень образованны стали» (Толстой Л.Н. Крейцерова соната. Полн. собр. соч. Произведения 1889–1890. Т. 27).

По существующему правилу иск о расторжении брака подавался епархиальному начальству по месту жительства супругов. После получения прошения о разводе правящий архиерей поручал доверенным лицам из числа священнослужителей произвести увещевание супругов с целью убедить их оставаться в брачном союзе.

Здесь мы снова обратимся к авторитетному мнению обер-прокурора Священного Синода К.П. Победоносцева, который убеждал своих коллег в том, что существующий уклад «начинает переживать себя, патриархальные начала его уже не в силах устоять против начала личности, повсюду заявляющей свои требования, своё желание освободиться из среды семейного общения, которая уже становится для неё тесною».

Общество ответило на несовершенство гражданского законодательства и монополию официальной церкви на личную жизнь её членов, как обычно в таких случаях: люди стали просто игнорировать официальный брак, несмотря на невероятное число проблем и ограничений, связанных с таким неофициальным статусом. Очередная перепись населения, проведенная в России (а она учитывала только зарегистрированные браки), впервые показала рост числа незамужних мужчин и женщин: на 1000 мужчин теперь приходится 582 холостых, на 1000 женщин – 560 не состоящих в браке (Преображенский И.).

Естественно, что свою весомую лепту во всеобщую эволюцию нравов внесли «толстовцы» – многие последователи писателя живут семьями без обязательной церковной регистрации. Уже упоминавшийся в тексте князь Дмитрий Хилков отказывается от венчания с Цецилией Винер, тоже активной проповедницей взглядов Толстого. Их дети не были крещены, что, в соответствии с законом, лишало их прав на титул и состояние родителей.

В столице на 156 человек населения вообще приходился один брак. Церковь начинает проявлять довольно запоздалое беспокойство сложившейся ситуацией, но увы, священники ситуацию изменить не могут – таков закон.

Надо отметить, что роль священников в судебных и прочих правовых процедурах, особенно в предварительном дознании, достаточно велика. Следствие в важных случаях призывает их для того, чтобы добиться раскаяния подозреваемых, убедить их дать признательные показания, так как признание считается «лучшим свидетельством всего света», «кроме его, не требуется дальнейших доказательств, и судья не может опасаться учинить по делу приговор» (Гессен И.В. Судебная реформа. СПб.: Типо-Литография Ф. Вейсберга и П. Гершунина, 1905)[53].

В протоколах допросов подпись увещевателя стоит наравне с подписью следователя.

В случае отказа супругов от сохранения брака, что, как правило, и происходило, после предоставления ими всех необходимых документов они приводились к присяге на Библии, и только затем начиналось судебное разбирательство, в котором стороны должны были участвовать лично.

Прелюбодеяние, в силу своей «понятности» и относительной простоты доказывания, было самым популярным поводом для отмены регистрации брака, который использовался в 95 % случаев, рассматриваемых судом[54].

Л.В. Юнусова в своей статье «Бракоразводный процесс в середине XIX – начале XX века» (Исторические исследования в Сибири: проблемы и перспективы. 2010. С. 118–120) приводит интересную статистику по причинам бракоразводных дел в Тобольской губернии с 1872 по 1915 год, подтверждающую наши выводы:

Составлено по: ГУТО ГА. Ф. 156. Оп. 17. Д. 20.

Однако такая видимая простота не означала таковую же на практике.

Устав духовных консисторий полагал, что «главными доказательствами преступления должны быть признаны: а) показания двух или трёх очевидных свидетелей и б) прижитие детей вне законного супружества, доказанное метрическими актами и доводами о незаконной связи с посторонним лицом. Затем прочие доказательства: письма, обнаруживающие преступную связь ответчика, показания свидетелей, не бывших очевидцами преступления, но знающими о том по достоверным сведениям или по слухам; показания обыскных людей о развратной жизни ответчика и другие – только тогда могут иметь свою силу, когда соединяются с одним из главных