Принцесса-невеста - С. Моргенштерн

Его отец посмотрел на мать, а затем возвёл очи к небесам.

– Он даже не может сжать кулак, – сказал отец.

– Он старается, ему всего шесть; не будь к нему так строг.

Отец Феззика очень заботился о сыне, и потому попробовал говорить так мягко, как мог, чтобы Феззик не заплакал. Но это было непросто.

– Милый, – сказал отец Феззика, – смотри: когда ты сжимаешь кулак, твой большой палец не должен быть внутри, держи его снаружи, потому что, если он будет внутрии ты кого-нибудь ударишь, ты сломаешь свой большой палец, а это плохо, ведь весь смысл именно в том, чтобы, когда ты кого-то бьешь, больно было ему, а не тебе.

Вольно.

– Я не хочу никому делать больно, папочка.

– Я не хочу, чтобы ты делал кому-нибудь больно, Феззик. Но, если ты будешь знать, как постоять за себя, и они будут знать, что ты знаешь, они больше не будут доставать тебя.

Ночевать.

– Я не так уж и против.

– Зато мы против, – возразила его мать. – Они не должны приставать к тебе, Феззик, лишь оттого, что тебе пора бриться.

– Вернёмся к кулаку, – сказал его отец. – Мы научились, как?

Феззик снова сжал кулак, на этот раз оставив большой палец снаружи.

– Он одарённый ученик, – проговорила его мать. Она заботилась о нём так же сильно, как и отец.

– Теперь ударь меня, – приказал отец Феззика.

– Нет, я не хочу делать этого.

– Ударь отца, Феззик.

– Может быть, он умеет бить, – сказал отец Феззика.

– Может быть, и нет, – мать Феззика печально покачала головой.

– Смотри, милый, – сказал отец Феззика. – Видишь? Просто. Просто сжимаешь кулак, как ты уже умеешь, и затем отводишь руку немного назад, нацеливаешься туда, куда хочешь попасть, и отпускаешь.

– Покажи отцу, какой ты одарённый ученик, – подбодрила Феззика мать. – Ударь его. Хорошенечко.

Феззик нанёс удар в направлении отцовской руки.

Его отец вновь воззрился на небеса в разочаровании.

– Он был близок к твоей руке, – быстро сказала мать Феззика, прежде чем лицо её сына успело омрачиться. – Для начала получилось очень хорошо, Феззик; скажи ему, как хорошо он начал, – обратилась она к мужу.

– В целом, направление было верное, – сумел выдавить из себя отец Феззика. – Если б я стоял на ярд западнее, было бы идеально.

– Я очень устал, – пожаловался Феззик. – Когда приходится так быстро так много учить, очень устаешь. По крайней мере я устаю. Пожалуйста, можно я пойду?

– Ещё нет, – сказала мать Феззика.

– Милый, прошу, ударь меня, по-настоящему ударь, попытайся. Ты умный мальчик; ударь меня хорошенько, – стал умолять отец Феззика.

– Завтра, папочка; обещаю. – На его глазах выступили слёзы.

– Слезами делу не поможешь, Феззик, – взорвался его отец. – Со мной это не пройдёт, и с твоей матерью тоже, ты сделаешь что я велю, а я велю ударить меня, и, если это займёт всю ночь, мы будем стоять здесь, и, если это займёт целую неделю, мы будем стоять здесь, и, если…

Ш Л Ё П !!!!

(Это было до отделений скорой помощи, что было очень плохо, по крайней мере для отца Феззика, потому что его некуда было отнести после того, как кулак Феззика настиг его, кроме как в его собственную постель, где он и оставался с закрытыми глазами полтора дня, за исключением того момента, когда пришёл молочник и вправил ему челюсть – это не было до докторов, но в Турции они ещё не распространились и не занимались костями; молочники всё ещё были ответственны за кости, в силу той логики, что если молоко так полезно для костей, то кто же может знать о сломанных костях больше, чем молочник?)

Когда отец Феззика смог раскрыть глаза настолько широко, насколько хотел, у них троих состоялась семейная беседа.

– Ты очень сильный, Феззик, – сказал его отец. (Вообще говоря, это не совсем правда. Его отец имел в виду: «Ты очень сильный, Феззик». Издал же он нечто более похожее на: «Зз ззззз ззззззз, Зззззз». С тех пор, как молочник скрепил его челюсти проволокой, он мог произнести лишь звук «з». Но у него было очень выразительное лицо, и его жена прекрасно его понимала.)

– Он говорит: «Ты очень сильный, Феззик».

– Я так и думал, – ответил Феззик. – В прошлом году, когда я был очень зол, я ударил дерево. И снёс его. Это было маленькое дерево, но я всё равно подумал, что это должно что-то да значить.

– З зззззз зззззз зззззззз, Зззззз.

– Он говорит, что бросает работу плотника, Феззик.

– О нет, – сказал Феззик. – Ты скоро поправишься, папочка; молочник мне практически пообещал это.

– З зззз ззззззз зззззз зззззззз, Зззззз.

– Он хочетбросить работу плотника, Феззик.

– Но что же он будет делать?

На этот вопрос мать Феззика ответила сама; она и её муж полночи обсуждали это решение.

– Он станет твоим агентом, Феззик. Бои – это национальный турецкий спорт. Мы станем богаты и знамениты.

– Но, мамочка, папочка, мне не нравиться драться.

Отец Феззика протянул руку и нежно похлопал сына по коленке.

– Ззз ззззз зззззззззззз, – сказал он.

– Это будет замечательно, – перевела его мать.

Феззик лишь заплакал.

Первый профессиональный матч Феззика состоялся в деревне Сандики, в очень жаркое воскресенье. Родителям Феззика пришлось нелегко, пока они пытались затащить его на ринг. Они были абсолютно уверены в победе, ведь они так много работали для этого. Целых три года они учили Феззика, прежде чем сообща согласились, что он готов. Отец Феззика отвечал за тактику и стратегию на ринге, а его мать следила за диетой и тренировками, и они никогда не были счастливее.

Феззик же никогда не был несчастнее. Он был напуган, объят трепетом и охвачен страхом, всё вместе. Как бы они его ни успокаивали, он отказывался взойти на арену. Потому что он знал кое-что: несмотря на то, что он выглядел на двадцать, и у него уже были усы, внутри он всё ещё был девятилетним ребёнком, который любил всё рифмовать.