Мертвая зыбь - Юхан Теорин

Она встала из-за стола, правда, с трудом: после их с Астрид винной дегустации ноги не очень-то хотели слушаться.

— Спасибо тебе большое за ужин, Астрид, — поблагодарила Джулия.

— Тебе спасибо, было здорово, — сказала Астрид и широко улыбнулась, — надо обязательно еще посидеть, до того как ты уедешь. Если не получится, то потом, когда ты опять приедешь в Стэнвик.

— Обязательно, так и сделаем, — пообещала Джулия, похлопала Вилли на прощание и открыла дверь кухни.

Ночь еще не наступила, всего лишь ранний вечер, так что Джулии не надо было пробираться в кромешной темноте.

— Возвращайся ко мне, если забоишься темноты, — крикнула ей вслед Астрид. — Сейчас в Стэнвике остались только мы с тобой и еще Йон Хагман. А раньше три сотни душ жили, и церковь была, и даже общество трезвости, а по всему берегу сети сохли. А теперь только мы.

И прежде чем Джулия что-то ответила, Астрид закрыла дверь.

На свежем воздухе опьянение, которое Джулия чувствовала на кухне Астрид весьма отчетливо, быстро пропало. Во всяком случае, Джулии так казалось. Вечер выдался погожий, хотя и холодный. Слабенькие, но различимые огни поблескивали рядком вдали, на материке, по другую сторону пролива. На эландском берегу тоже виднелись огни — свет в домах. Дома были очень далеко, днем Джулия их отсюда и не увидела.

Джулия шла, позвякивая в кармане ключами от дома Йерлофа. Через несколько сотен метров она перебралась через холм и вышла на дорогу. Она изо всех сил старалась идти твердо, широкими шагами. Она посмотрела на дом Веры Кант и подумала, удалось ли ей встретиться со своим любимым сыном до его смерти или нет.

Во дворе дома Веры, конечно, никого не было — только тени. Джулия пошла дальше, к летнему домику, отперла дверь и зажгла свет в прихожей.

Никаких теней, Йенс все еще находился здесь. Но только как воспоминание, потому что Йенс был мертв.

Джулия пошла в ванную, воспользовалась туалетом, потом приняла душ и почистила зубы.

Она закончила и пошла в гостиную, где заряжался мобильник. Джулия встала у широкого окна и набрала номер Йерлофа, он ответил после третьего гудка.

— Давидссон.

— Привет, это я.

Она не любила разговаривать с Йерлофом, если была нетрезвой, а сегодня ничего не поделаешь.

— Привет, — сказал Йерлоф. — Ты где?

— В доме, меня Астрид пригласила на ужин. Сейчас собираюсь в нижний дом, там и переночую.

— Хорошо. А о чем вы говорили?

Джулия немного подумала.

— Мы разговаривали о Стэнвике… и о том, что сделал Нильс Кант.

— А ты разве еще не прочитала это в книге, которую я тебе дал? — спросил Йерлоф.

— Я ее еще не дочитала, — ответила Джулия и поспешила поменять тему: — Когда мы поедем в Боргхольм?

— Я об этом думал, — сказал Йерлоф. — Вопрос в том, отпустят ли меня. Если дело так дальше пойдет, то мне понадобится письменное разрешение от Буэль, чтобы из комнаты выйти.

«Да, — подумала Джулия, — типичные шутки Йерлофа».

— Ну если ты все-таки получишь разрешение от Буэль, — сказала Джулия, — я приеду за тобой в половине десятого.

Она замолчала и почти прижалась лицом к оконному стеклу. Ей показалось, что там, снаружи, какой-то тусклый свет.

— Алло? — спросил Йерлоф. — Алло? Ты слушаешь?

— А в соседнем доме кто-нибудь живет? — спросила Джулия, вглядываясь в темноту за окном.

— Ты про какой соседний дом?

— Веры Кант.

— Там больше двадцати лет никого не было. А что такое?

— Да не знаю.

Джулия щурилась, пытаясь что-то разглядеть в темноте. Теперь никакого света вроде и не было. И все же она могла поклясться, что только что видела свет в окне первого этажа дома Веры Кант.

— А кто сейчас владелец дома? — спросила она.

— Ну… дальние родственники — сводные сестры Веры Кант, насколько я знаю. Ну, во всяком случае, никто не рвется руки к дому прикладывать. Да ты ведь сама и дом, и двор видела. Вилла уже была не в лучшем виде в семидесятом, когда Вера умерла.

За окном было по-прежнему темно.

— Ну ладно, — сказал Йерлоф, — увидимся утром.

— И мы поедем к тому, кто похитил Йенса?

— Я этого никогда не говорил, — отрезал Йерлоф. — Я тебе только обещал, что смогу найти того, кто послал мне письмо с сандалией.

— А это что, не одно и то же?

— Я так не думаю, — ответил Йерлоф.

— Ты можешь объяснить, почему?

— Обязательно, я так и сделаю в Боргхольме.

— О'кей, — сказала Джулия, которой расхотелось продолжать разговор. — Увидимся.

Она отключила мобильник.

Джулия медленно шла обратно по дороге мимо дома Веры Кант. Пустые тени лежали под разросшимися старыми деревьями во дворе. Джулия все время смотрела на большие окна виллы — везде темнота. Заброшенный дом черным кубом прорисовывался на фоне ночного неба. Если там кто-то прячется, то у Джулии была только одна возможность убедиться в этом — пойти туда… зайти в дом Веры и посмотреть самой.

Более идиотский поступок трудно было придумать, — Джулия прекрасно это понимала. Вилла Веры Кант — давно оставленный дом-призрак, но…

А если Йенс вошел в этот дом в тот день? А если он еще там?

«Иди ко мне, мама, иди сюда, забери меня…»

Нет, об этом даже не стоило и думать.

Джулия пошла дальше, к прибрежному дому, открыла дверь и тщательно заперла ее за собой.

15

Утро вторника выдалось серым, ветреным, и для Йерлофа оказалось непосильной задачей самому, без посторонней помощи, добраться до машины. Ему помог персонал. Йерлофу пришлось висеть и на Буэль, и на Линде, когда он брел от приюта к «форду» Джулии через площадку перед домом. Его настроение от этого ничуть не улучшалось.

Йерлоф чувствовал, как тяжело обеим женщинам практически тащить на себе его тяжелое и непослушное тело. Все, на что он сейчас был способен, — так это держать в одной руке трость, а в другой портфель и позволять, чтобы его тянули вперед.

Унизительно, но ничего не поделаешь. В иные дни он ходил безо всяких проблем, а иногда едва мог пошевелиться. А этот осенний день был какой-то особенно пронизывающе-холодный, и от этого ему становилось еще хуже. Но им с Джулией обязательно надо было ехать сегодня, потому что завтра — похороны Эрнста.

Джулия открыла дверцу машины, и Йерлоф рухнул на сиденье.

— Куда вы направляетесь? — спросила Буэль, стоя рядом с машиной. Ей всегда надо было за ним присматривать.

— Туда, — ответил Йерлоф, — в Боргхольм.

— К ужину вернетесь?

— Может быть, — произнес Йерлоф и закрыл дверцу. — Ну, поехали, — сказал он Джулии, надеясь, что она не станет комментировать отвратительное состояние, в котором она увидела его этим утром.

— Она, кажется, действительно за тебя волнуется, — начала Джулия, когда машина покатила прочь от дома. — Я хочу сказать — Буэль.

— Ну да, она главная, ее бы воля, так я бы там как приклеенный сидел, — сказал Йерлоф и добавил: — Я не знаю, слышала ты или нет, но на юге Эланда один пенсионер пропал… полиция его ищет.

— Я в машине по радио слышала, — сказала Джулия. — Но мы же вроде сегодня на пустошь не собираемся.

Йерлоф покачал головой:

— Нет, как я и сказал, мы едем в Боргхольм. Нам с троими людьми встретиться надо, но не со всеми сразу — по очереди. Потому что кто-то из них послал мне сандалию Йенса. О нем ты, наверное, и хотела поговорить?

Джулия молча кивнула.

— А другие?

— Один из них мой приятель, — объяснил Йерлоф, — его зовут Ёста Энгстрём.

— Ну а третий?

— А это особый случай.

Джулия притормозила, когда они подъехали к стоп-сигналу перед шоссе.

— У тебя всегда полный мешок секретов, Йерлоф, — сказала она. — Ты что, от этого удовольствие получаешь?

— Вообще-то нет, — быстро ответил Йерлоф.

— А мне кажется, что да, — упрекнула Джулия, выезжая на главную дорогу к Боргхольму.

«Черт его знает, — подумал Йерлоф, — может, она и права». Он никогда серьезно не задумывался над тем, что им двигало.

— Это не для удовольствия, — сказал он, — и я не стараюсь казаться шибко умным. Но я всегда считал, что если рассказываешь о чем-то стоящем, то рассказывать надо так, как оно есть. У каждого рассказа есть свое время и свой ритм, а не так, как сейчас, — скорей, быстрей. В прежние времена время почему-то всегда находилось.

Джулия молчала. Они проехали мимо поворота на Стэнвик; через несколько сотен метров Йерлоф увидел на горизонте старое станционное здание. Туда в мае сорок пятого, уже после окончания войны, пришел Нильс Кант, пришел для того, чтобы потом застрелить в поезде участкового Хенрикссона.

Йерлоф восстанавливал в памяти последовательность событий. Сначала на пустоши убили двух немецких солдат, потом в поезде — полицейского, и итог: убийца в бегах. Сенсация, которая, если можно так сказать, конкурировала с прочими новостями, хотя события, сопровождавшие окончание Второй мировой войны, были драматичными.