Что скрывалось за фиговым листком - Джеймс Чейз

Я украдкой посмотрел на нотариуса. Тот печально покачал головой.

– Я предупредил Пегги, – сказал он. – Никакой надежды. Бедный Боб!

– Нет, я не верю! Уж очень это было бы несправедливо! Он все равно поедет в клинику. Для чего тогда эти деньги? Если я не в силах помочь дорогому мне человеку?

– А отель? – спросил я. – Его вы тоже намереваетесь продать?

Она покачала головой:

– Больше нет. Я передумала. Папа просит, чтобы отель продолжал работать. С теми деньгами, которые я получила за фабрику, я хочу его модернизировать. Мистер Поллэк считает, что я права. – Пегги злорадно усмехнулась. – К тому же местные кумушки перестанут злословить на мой счет. Тут деньги в почете…

– Что произошло на дознании по поводу смерти Везерспуна? – спросил я нотариуса.

– Все закончилось очень быстро – несчастный случай.

Я усмехнулся. Доктор Стид действительно был необычайно лоялен к своему старому другу-пьянице.

– Ну что же, Пегги, еще раз поздравляю. Желаю вам большого настоящего счастья.

Расставшись с ними, я поднялся к себе в комнату. Улегшись на постель, поскольку я еще не полностью оправился от шока, я в который раз стал подводить итоги.

Практически я собрал необходимые материалы для разоблачения преступной банды торговцев наркотиками, но не с таким заданием я приехал сюда. Поэтому, следуя совету отца вернуться назад к исходному моменту и постараться обнаружить что-то, не замеченное ранее, если ты оказываешься в тупике, я стал обдумывать свою деятельность в Сирле под новым углом.

Я отбросил преступную группу по наркотикам: Рейза, Стобарта, Стеллу – они явились отклонением, и сосредоточил внимание на Волли Воткинсе, добрейшем старичке, который выращивал розы. Я ясно представил его растерянную физиономию в тот момент, когда я спросил у него, не видел ли он недавно Джонни Джексона. Он заколебался, прежде чем ответить. Честные люди не любят говорить заведомую ложь.

Спустив ноги с постели, я взглянул на часы. 19.30. Мне захотелось есть, я спустился в ресторан, поздоровался с собравшимися там людьми и заказал натуральный бифштекс с гарниром.

Поев, я сел в машину и отправился к дому Воткинса.

Солнце закатилось, тучи сгустились.

Я поставил машину ярдах в двухстах от дома Воткинса и прошел пешком остальную часть пути. Повернув за угол, я увидел маленький коттедж. Свет горел в гостиной. Занавески были опущены. Сильно пахли розы.

Пробираясь совершенно бесшумно по саду, я обошел дом с другой стороны. Спальни были во мраке. Я захватил с собой фонарик. Остановившись, я прислушался. До меня доносился лишь шум грузовиков, проезжавших по шоссе.

Я нашел маленькую калитку, которая привела меня в задний садик, прошел по тропинке мимо роз с длинными стеблями, тех самых, которые были срезаны на могилу Фрэда Джексона, и добрался до дома. Окна спальни выходили в маленький садик. Одно из них было широко раскрыто. Я осветил фонариком внутренность комнаты. Это, конечно, была спальня Волли Воткинса: двухспальная кровать, стенные шкафы, никаких безделушек. Я прошел к следующему окну и направил луч фонарика на это помещение. Оно было значительно меньше. Типично девичья комнатка с односпальной кроватью. На туалетном столике находились флаконы, баночки со всякими вещами, которые необходимы женщинам. Все мое внимание привлек парик светлых волос на ночном столике. Его локоны были тщательно уложены и ниспадали почти до самого пола.

Я подергал окно. Оно было заперто, и мне пришлось вернуться к соседнему, неслышно забраться в спальню Волли и направиться в темный коридорчик.

Волли слушал новости, передавали что-то о землетрясении. Я прокрался ко второй двери, приоткрыл ее и очутился в женском царстве. Закрыв дверь, я обшарил лучом фонарика. Никакого сомнения: это была комната девушки. На полках вдоль стены были рассажены куклы. На кресле лежал сильно потертый коричневый медвежонок. Но, пожалуй, больше всего меня поразила деревянная рамочка над изголовьем кровати.

Я шагнул вперед. В рамке под стеклом поблескивала медаль. Медаль «Почета». Медаль Митчелла Джексона, которая, как я был уверен, раньше висела над кроватью Фрэда Джексона. Над чьей же кроватью она висела теперь? Джонни Джексона? Неужели его гомосексуальные наклонности зашли так далеко, что он носил женский парик, в комнате были куклы и лохматый медвежонок?

Возможно, конечно, но я сомневался.

Я подошел к стенному шкафу и заглянул в него. Там висело несколько женских платьев, все для молодой девушки. Дешевенькие, которые можно купить в любом магазине. Кожаная куртка и две пары джинсов. На полке я нашел два бюстгальтера и три пары белых трусиков.

Посмотрев еще раз на медаль, я снова прошел через комнату Воткинса, выскользнул из окна и обошел кругом дом, чтобы попасть в него нормальным путем.

Подойдя к входной двери, я нажал на звонок. Мне было слышно, как перестал работать телевизор, в доме воцарилась тишина. Я обождал несколько минут, потом снова позвонил. После довольно продолжительного ожидания дверь открылась, и Воткинс посмотрел на меня.

– Хэлло, мистер Воткинс, – сказал я, – Дирк Уоллес.

– Да, – сказал он, загораживая собой вход. – Боюсь, мистер Уоллес, ваш визит неудобен. Может быть, завтра?

– Очень сожалею, но не завтра. Я должен поговорить с вами о вашем сыне.

Я увидел, что он окаменел. Дверная лампа не горела, так что его лицо оставалось в тени.

– Мистер Уоллес, – заговорил он нерешительно, – помнится, я говорил вам, что мой сын меня больше не интересует. Если вы собираетесь мне что-то сообщить, с этим можно подождать до завтра.

Он начал закрывать дверь. Я шагнул вперед.

– К сожалению, мистер Воткинс, это полицейское дело. Вполне возможно, что вы тоже будете вовлечены. Нам лучше поговорить.

– Полицейское дело?

Он отодвинулся в сторону, я вошел в коридор и закрыл дверь.

– Совершенно верно. Мне действительно очень жаль, но мы должны поговорить.

Он определенно колебался, потом покорно кивнул и распахнул дверь в гостиную:

– В таком случае вам лучше войти, мистер Уоллес.

Я вошел в удобную, очень уютную гостиную.

Стол был сервирован для обеда на двух человек.

– Надеюсь, это не займет много времени, мистер Уоллес, я собираюсь обедать.

Ему очень не хотелось, но старомодное гостеприимство заставило его вежливо осведомиться:

– Может быть, хотите выпить?

– Спасибо, нет.

Я подошел к шезлонгу и сел.

– К сожалению, я должен сообщить вам, что у вашего сына серьезные неприятности. Он возглавляет банду торговцев наркотиками прямо здесь, в Сирле. Точнее, да…

Я внимательно наблюдал за его лицом и увидел, как он вздрогнул.

– Мой сын? Здесь?

Он подошел к стулу и тяжело опустился на него.

– Ничего не понимаю. Сид здесь?

– Не в Сирле. Он проживает в Парадиз-Сити под именем Герберта Стобарта. У него дом стоимостью в полмиллиона долларов и несколько машин. Вместе с Гарри Везерспуном они организовали весьма доходное «кольцо» по сбыту наркотиков. За год они заработали порядка трех миллионов.

– Гарри Везерспун?

Старик окончательно растерялся.

– Разрешите внести ясность, мистер Воткинс. Большая часть того, что я собираюсь вам сказать, основана на догадке, но у меня есть доказательства правильности моих предположений.

Все началось во Вьетнаме. Везерспун был там агентом по наркотикам, работающим в армии. Положение в армии было скверное. Везерспун узнал, кто поставляет наркотики ребятам, служившим в армии. Такой толкач должен был иметь контакт с кем-то, достающим наркотики. Везерспун обнаружил, что таким лицом был ваш сын. До того, как успели арестовать толкача, коим был Митч Джексон, тот пал в бою. Везерспун, должно быть, вспомнил, какие огромные деньги можно заработать. Он был человеком жадным до денег, поэтому и связался с вашим сыном, и они быстро нашли общий язык. Когда их демобилизовали, они уже обмозговали план использования банок с консервированными лягушками для того, чтобы снабжать героином богатых дегенератов. Находится наркотик в маленьком мешочке, который якобы содержит порошкообразный соус особого состава, с которым едят лягушек. Идея была великолепная, главным образом безопасная. Ваш сын постепенно собрал внушительный список лиц, желающих по почте получать такого рода «консервы». Таким образом раз в месяц они получали наркотики.

Везерспун занимался изготовлением «консервов». Ваш сын – клиентурой и получением героина. А потом что-то случилось. Что именно – сказать не могу, но только Везерспун решил выйти из игры. Он заработал, как теперь стало известно, около полумиллиона и подумал, что с него довольно. Возможно, он поссорился с вашим сыном. Не знаю. Да это и не имеет значения. Как и большинство других торговцев, пожелавших отказаться от рэкета, он умер. Его фабрику только что приобрел мексиканец, Эдмундо Рейз, которого финансировал ваш сын. Эта пара воображает, что сможет продолжить дело, но у меня достаточно доказательств для того, чтобы упрятать их за решетку на пятнадцать лет.