Хан Тенгри с севера. Негероические записки - Ян Рыбак

Сам Великий Конькобежный Стадион произвёл на меня угнетающее впечатление. В окружении жарких, дымчатых, летних пейзажей, его огромная серая чаша кажется давно и безнадёжно севшим на мель кораблём. Я побродил по нему без интереса и покинул без сожаления. Затем я дал уломать себя одному гиперактивному водителю, и он повёз меня в горы, туда где расположен местный высокогорный курорт Чимбулак. Кроме меня, в машину заманиваются пять женщин самых разных форм и возрастов. Все они одеты в розовые платья и костюмы. Розовый цвет сейчас в фаворе у казахских женщин, и алмаатинские модницы бродят по улицам бело-розовыми стаями, словно фламинго на берегах озера Танганьика. Возбужденный таким обилием женского пола, водитель решительно берёт на себя функции экскурсовода. Он высаживает нас у огромной плотины, перегораживающей всё ущелье «от уха до уха» и с гордостью рассказывает нам историю её создания. Витя, который всегда всё обо всём знает, рассказывал мне как-то об этой плотине и утверждал, что она была создана направленным ядерным взрывом. Наш водитель решительно отринул версию о ядерной природе взрыва, но лицо его при этом стало озабоченным.

Четыре последовательных каскада канатной дороги ведут от посёлка Чимбулак к подножию ледников Ала Тау. Ни с чем не сравнимое наслаждение – тихо парить в прохладном воздухе над тёмно-синими свечками Тянь-Шаньских елей. Пушистый ковёр луговых фиолетовых цветов небрежно брошен к подножию цветных скалистых гор.

Я сошёл на последней станции, куда добираются лишь самые любопытные и неэкономные отдыхающие. Общительный абрек пытается соблазнить меня чаем, газированными напитками, хоть чем-нибудь. В неудержимом порыве быть полезным, он пытается помочь мне сфотографироваться на фоне гор, не понимая, что моя камера снаряжена автоспуском, что я не ищу ничьей помощи и, что я пришёл сюда, чтобы попрощаться с горами. То есть – я хочу быть один. Я иду по тропе к большому старому снежнику с натаявшим тусклым озерцом, поднимаюсь выше по склону и сажусь на тёплые замшелые камни. Горы успокаивают меня, и от утреннего раздражения не остаётся и следа. «Турайское Фуфловое» мирно свернулось калачиком и более не тревожит меня. Благодать!

Внизу я заметил слабое шевеление: на снежник выползли два нарядных розовых жучка. Это – мама с дочкой, которые ехали вместе со мной в такси. Не видя меня, мама непринуждённо садится пописать. Всё естественно в этом солнечном божьем мире, где подрагивает прохладный парус неба, и чёрные бархатистые бабочки свивают свой бесконечный спиральный узор. Я продолжаю медитировать. Мама с дочкой уходят на восхождение на сыпучую крутобокую морену, возвышающуюся над снежником, а им на смену приходит корейский детский сад, который долго, с интересом и с недетской серьёзностью постигает суровую природу гор. Пора спасать маму с дочкой. Я вздыхаю, спускаюсь на снег и карабкаюсь вверх по морене.

Горовосходительницы встречают меня с радостным облегчением. Обратно в Чимбулак я спускаюсь пешком вдоль поросшего еловым лесом гребешка.

Нарядный тихий посёлок украшен причудливыми деревянными усадьбами местных владык. На часах 3 часа дня, и я, наконец, голоден. Сажусь в открытом кафе, на терассе под матерчатым навесом, и заказываю себе солянку, шашлык и чай с лимоном. За соседним столиком расположилось странное коротко остриженное создание неопределённого пола. Крупное светлое лицо было интеллигентным и целеустремлённым. Создание писало записки в толстую переплетенную тетрадь и изредка прихлебывало чай. По некоторым особенностям рельефа я определил, что оно было женщиной. Писательница или журналистка – «навскидку» угадываю я. Возможно – феминистка или нетрадиционно ориентированная женщина. Интересное и благородное создание, не часто встречающееся за пределами европейских академических заповедников.

Пока я боролся с мясом барана, существо допило чай, решительно захлопнуло пухлую тетрадь и расплатилось с официанткой.

От Чимбулака к Медео мне предстояло спускаться вдоль шоссе. Когда я проходил мимо последних окраинных особняков, впереди замаячила фигура, в которой я тут же узнал ту самую «загадочную незнакомку». Немного поколебавшись, я решил догнать её. Во-первых, спуск обещал быть длинным и скучным, а, во-вторых, она меня заинтересовала. Сделать это оказалось не так просто – незнакомка летела широким мужским шагом. Пока я «давил на газ», пытаясь её настичь, в голове у меня прокручивались различные вступительные фразы, и все они казались мне идиотскими. Я никогда не умел лихо подкатить к незнакомому человеку, тем более к женщине. Когда я поравнялся с ней, она обернулась.

«Вы спускаетесь в Медео?» – спросил я, прекрасно сознавая, что по этой дороге больше спускаться некуда. Она настороженно кивнула. Я выглядел большим заросшим мужиком не первой свежести, и это ясно отразилось в её глазах. «Я тоже спускаюсь в Медео» – сказал я – «я могу составить вам компанию?» Я говорил спокойным, доброжелательным тоном, не оставляющим человеку ни малейшего повода отказаться от моей компании, и она согласилась.

К своему удивлению, я обнаружил, что она говорит по-русски медленно и с сильным акцентом. Мы разговорились, и я узнал, что она – чешка и учится на политологическом факультете института международных отношений. Как я и предполагал, она оказалась интересным человеком, эта чешка. В свободное от учёбы время она путешествует по миру, отдавая предпочтение «горячим точкам» и тем странам, которые находятся в переломных точках своей истории. Сытые и спокойные страны её не интересуют – сообщила она мне с пренебрежительной гримаской. Это была сильная и целеустремлённая личность, по самую макушку набитая либеральными университетскими идеями.

Я с интересом выслушал её рассказ о поездке в Закавказье – по Грузии, Армении и Нагорному Карабаху. Похоже, девушка мало чего боялась в этой жизни. Я даже подумал, что, быть может, её подчёркнуто мужеподобный облик – лишь хорошо продуманная мимикрия, совсем не лишняя в подобного рода путешествиях. Политические взгляды её не отличались оригинальностью и вполне подходили европейскому «отличнику политологической учёбы»: все бедные – хорошие, все слабые – правы, а богатые и сильные – кругом виноваты. Иронические реплики, которые я себе изредка позволял, она встречала со спокойной снисходительностью человека, которого научили истине в последней инстанции.

Пожалуй, интереснее всего было услышать из первых уст историю отделения Словакии от Чехии. Само собой, она не отрицала право словаков на самоопределение, но всё же высказалась в том духе, что зря они всё это затеяли. По её мнению, словакам неплохо жилось в компании со «старшим чешским братом» и они многим ему обязаны. Если учесть, что сама она была чешкой, я не нашёл в её мнении ничего неожиданного... Даже самым пламенным либералам не чуждо ничто человеческое, и это с лёгкостью обнаруживается, когда речь заходит о вещах, затрагивающих их самих непосредственным образом.