Тайна художника - Росс МакДональд

Допрос шел трудно и медленно, почти не продвигаясь вперед, застыв на мертвой точке.

Семья Джонсон отказывалась отвечать на вопросы капитана Маккендрина. Мать и сын вообще уклонялись от прямых ответов. Особенно, если вопросы касались убийства Поля Гримеса и Якоба Вайтмора.

— У меня есть на этот счет определенная версия, — вмешался я, чтобы несколько оживить дознание. — Поль Гримес и Якоб Вайтмор были убиты лишь потому, что вплотную подошли к тайне исчезнувшего из дома Бемейеров портрета. Я обнаружил его под матрасом кровати в мастерской дома Джонсонов. К этому могу добавить еще один интересный факт: эта пропавшая картина нарисована там же, в доме Джонсонов!

Я продемонстрировал картину Бемейеров, найденную мною в мастерской под крышей.

Джери Джонсон — будем пока продолжать называть его по-прежнему, — сидел на стуле, низко опустив голову. Его жена, Сара Джонсон, бросала на него время от времени укоризненные взгляды. В них читалось не только беспокойство, но и мстительное удовлетворение.

Капитан Маккендрин вновь обвел их внимательным взглядом, а затем повернулся ко мне.

— Я до сих пор не понимаю, почему вы, Арчер, считаете такой важной историю с этой картиной? — спросил он у меня. В его голосе проскользнули нотки досады и раздражения.

— Похоже на то, капитан, что эта картина принадлежит кисти Рихарда Хантри, — ответил я уверенным тоном. — Точно так же, видимо, думали художники Поль Гримес и Якоб Вайтмор. Из-за этого оба они и погибли. Теперь обнаружилось, что нарисовал эту картину-портрет Милдред Меад — не кто иной, как сидящий перед вами Джери Джонсон! Нарисовал в своей маленькой мастерской, расположенной под крышей! И к тому же не так уже давно.

Лишь теперь до сознания капитана Маккендрина начал доходить смысл моих слов. Так бывает с человеком, которому врач сообщил о неприятном диагнозе…

Капитан Маккендрин медленно и задумчиво повернулся всем своим корпусом к Джери Джонсону и начал внимательно и напряженно в него всматриваться… Его глаза расширились от удивления, потом он весь напрягся и сильно наклонился вперед. Наконец он нарушил молчание, обратившись к Джери Джонсону:

— Вы — Рихард Хантри, не так ли?! Теперь я вас узнаю!!!

— Нет… — тихо отозвался Джонсон, — … это не так: меня зовут Герард Джонсон… — Больше он ничего не захотел говорить и никак не реагировал на уверения капитана в том, что перед нами действительно сидит давно исчезнувший из города знаменитый художник Рихард Хантри.

Перед зданием комиссариата полиции остановилась машина патологоанатома. Из нее стремительно вышел Генри Пурвис, он почти столкнулся со мной, когда я выходил из кабинета капитана Маккендрина. Быстро поздоровавшись, Пурвис выпалил свою новость:

— Понимаешь, дружище, только что удалось точно установить, чьи это кости и череп, которые хотели утопить Рино и миссис Хантри!

Его тон был одновременно и возбужденным и торжествующим.

— Где же это было установлено? — спросил я.

— В пансионате для инвалидов под названием «Небесные холмы». Этот человек лечился в течение многих лет после войны. Его звали Герард Джонсон! Он был тяжело ранен в сражении на Тихом океане. Выписали его из госпиталя около двадцати пяти лет тому назад… У Герарда Джонсона был в армии друг по имени Вильям Меад, который был убит потом в какой-то глупой драке в Аризоне в 1943 году. Об этом деле достаточно хорошо должен знать шериф Бротертон из Копер-Сити. Это он нашел тогда в пустыне труп смертельно избитого Вильяма Меада, а затем переправил его в Калифорнию, где его тело должны были похоронить. Командование армии взяло на себя все расходы по перевозке и погребению Меада на городском кладбище.

— В каком городе? — уточнил я.

— Да у нас, в Санта-Тереза! Именно здесь жил в те годы с женой Вильям Меад до того, как его призвали в армию. Жил по адресу: Лос Багиос-стрит, 2136.

— Вот так новость! — воскликнул я, прямо-таки ошеломленный потоком всех этих важных сообщений Пурвиса.

— Лу, подожди меня здесь пять минут. Я быстренько доложу все это капитану Маккендрину, а потом мы предпримем с тобой кое-какие шаги…

Мне действительно не пришлось долго ждать. Через несколько минут рядом со мной появился Генри Пурвис, предложив на ходу:

— Поехали!

Мы быстро спустились вниз и сели в его машину.

— Если нам повезет, мы с тобой разыщем дом, где проживала семья Вильяма Меада.

Мы быстро поехали, и вскоре уже достигли нужного нам места. Улица Лос Багиос-стрит шла параллельно хорошо знакомой мне Олив-стрит, где находился дом Джонсонов.

Мы с Пурвисом долго разыскивали нужный нам номер 2136. Потом узнали о том, что этот дом уже давно разделен и переделан. Когда мы вышли из машины, Генри Пурвис бесцеремонно постучал кулаком в покосившиеся и заржавленные двери дома. На шум вышел старый мужчина.

— Что вам надо? — сердито спросил он.

— Скажите, был ли когда-то Вильям Меад вашим соседом?

— Да, некоторое время он действительно жил здесь, но давно умер. Еще во время или вскоре после войны, не помню точно… Его убили где-то в драке в Аризоне…

— А вы случайно не знаете, что случилось с его женой? — спросил я.

— Она не ушла далеко отсюда… Подцепила себе вскоре другого муженька и переехала на соседнюю улицу, на Олив-стрит. Но и на этот раз ей не повезло…

— Что вы хотите этим сказать? — я слушал с нескрываемым интересом словоохотливого человека.

— Второй ее муж оказался пьяницей. Она тяжело работала все эти годы, чтобы ему жилось хорошо: было на что жить, а ему — ежедневно пить…

— Где она сейчас работает, не знаете?

— В больнице, по-моему. Она ведь санитарка.

— А не зовут ли того, второго ее мужа Джонсон? — спросил Пурвис.

— Да, действительно, так! — подтвердил старик. — Раз вам это известно, так зачем же вы об этом спрашивали у меня, занимали мое время?.. — рассердился старик и, резко повернувшись, ушел внутрь, громко хлопнув дверью.

Глава 29

Мы ехали с Генри Пурвисом дальше, вдоль частокола кустов и больших деревьев, густо растущих на Олив-стрит.

Затормозили вблизи мрачного дома Джонсонов и, припарковав поблизости машину, мы вышли из нее. Пошли по направлению большой тени, отбрасываемой старым домом в лучах полуденного солнца.

У меня почему-то сложилось впечатление, что все эти дни на меня давит прошлое, затрудняя нормальное дыхание… Услышав стук, миссис Джонсон открыла дверь довольно быстро: казалось, она ждала этого визита.

— Что вы еще хотите? — спросила она, проявляя уже не гнев, а всего лишь безразличие.

— Мы хотели поговорить с вами о некоторых событиях, происшедших в прошлом… Среди этих событий была и смерть Вильяма Меада…

— Я никогда не слышала это имя… — спокойно ответила она.

При этом миссис Джонсон не вздрогнула, даже не изменилась в лице, вопреки нашим ожиданиям. Просто оставалась такой же инертной и безразличной ко всему окружающему.

— Я позволю себе освежить вашу память, миссис Джонсон, — холодно прореагировал на ее отрицательный ответ Генри Пурвис. — Из полученной мной информации следует, что некий Вильям Меад был в давние годы вашим мужем. Позднее, когда его убили в драке в Аризоне в 1943 году, его тело перевезли сюда, по месту его прежнего жительства до призыва в армию. Эта информация ошибочна?

Взгляд темных глаз миссис Джонсон оставался таким же малоподвижным и безмятежно спокойным. Однако после внутренних раздумий она тихо ответила:

— Я уже как-то совсем забыла об этом… Всегда умела вычеркнуть из памяти неприятное… то, что хотела забыть навечно… К тому же моя неудавшаяся жизнь затмила то мрачное прошлое… Не знаю, понимаете ли вы, что я хочу сказать…

— Вы подозреваетесь в совершении преступления! — резко вмешался я. — Каждое неосторожное движение может ускорить ваш арест.

— В чем же меня подозревают? — спросила она, оставаясь такой же спокойной. — Я не убивала Вильяма Меада, это ведь произошло далеко отсюда, в Аризоне. Я находилась тогда здесь, в Санта-Тереза, ежедневно работая санитаркой. Когда мне сообщили о смерти Вильяма, я пережила самый страшный шок в своей жизни… Да и теперь все еще чувствую его последствия… И всегда буду ощущать это… Когда закапывали тело в землю на кладбище, мне самой хотелось лечь рядом с ним в гроб…

После этой горькой тирады я почувствовал сострадание к пожилой, перенесшей много горя и бедствий женщине. Но постарался пока подавить эти чувства, вспомнив ее жестокость, хитрость и вероломство по отношению к окружающим ее людям.

— Но ведь убили не только одного Вильяма Меада, — возразил я. — Лишились жизни также Поль Гримес и Якоб Вайтмор, — те люди, которые имели общие дела с вами и вашим мужем. Поля Гримеса убили здесь неподалеку, на этой самой улице, а Якоба Вайтмора вы утопили, возможно, в собственной ванне.