Гордость и гордыня - Джейн Остин

Глава 33

Гуляя по парку, Элизабет не раз нежданно встречала мистера Дарси. Она сердилась на капризы случая, которые приводили его туда, где никто другой никогда не прогуливался, и, чтобы предотвратить дальнейшие встречи, она во время первой позаботилась сообщить ему, что это ее любимые дорожки. Так почему же они встретились там во второй раз? Непонятно! Тем не менее вторая встреча произошла, а за ней и третья. Это казалось злокозненностью или же наложенной на себя епитимьей. Потому что их встречи не ограничивались обычными церемонными фразами, неловкой паузой и расставанием ко взаимному облегчению; нет, он считал необходимым повернуть назад и сопровождать ее. Говорил он мало, но она не особенно утруждала себя тем, чтобы отвечать или слушать. Однако во время их третьей встречи ее удивило, что он задавал странные, не проистекающие друг из друга вопросы: как ей нравится гостить в Хансфорде, про ее любовь к одиноким прогулкам, про ее мнение о супружеском счастье мистера Коллинза и миссис Коллинз. И еще: говоря о Розингсе, о том, что у нее как будто сложилось превратное представление об этом доме, он словно бы предполагал, что, вновь приезжая в Кент, она будет гостить там. Его слова как будто подразумевали именно это. Не думает ли он о полковнике Фицуильяме? Она решила, что его слова, если они означали что-то, клонили в ту сторону. Это ее слегка огорчило, и она была очень рада, оказавшись у калитки в ограде напротив дома мистера Коллинза.

Во время другой прогулки она перечитывала последнее письмо Джейн и размышляла над некоторыми местами в нем, которые доказывали, что настроение ее сестры, когда она его писала, было не очень веселым, и тут, подняв глаза, она с удивлением увидела перед собой не мистера Дарси, а полковника Фицуильяма. Быстро спрятав письмо и заставив себя улыбнуться, она сказала:

— Я не знала прежде, что вы прогуливаетесь и здесь.

— Я обходил парк, — ответил он, — как делаю обычно каждый год, и решил в заключение заглянуть к Коллинзам. Вы собираетесь еще погулять?

— Нет, я как раз намеревалась вернуться.

Она тут же повернулась, и они вместе пошли к калитке.

— Верно, что вы покидаете Кент в субботу? — спросила она.

— Да… если Дарси снова не отложит отъезд. Но я в его распоряжении. Он все устраивает, как ему заблагорассудится.

— И если не доволен тем, что устроит, у него остается радость выбора. A я не знаю никого, кто так бы наслаждался правом следовать своим капризам, как мистер Дарси.

— Ему очень нравится поступать по-своему, — ответил полковник Фицуильям. — Но кому из нас это не нравится? Просто у него для этого куда больше простора, чем у многих других, так как он богат, а многие другие бедны. Я говорю по собственному опыту. Младшему сыну, вы знаете, приходится привыкать к ограничению желаний и к зависимости.

— По-моему, младшему сыну графа обычно не приходится испытывать ни того, ни другого. Часто ли недостаток денег препятствовал вам поехать, куда вам было угодно, или обрести то, что вам понравилось?

— Очень злокозненные вопросы! Да, возможно, мне нельзя утверждать, будто я испытывал много подобных превратностей. Однако в более важных делах недостаток денег может стать моим несчастьем. Младшие сыновья не женятся так, как им хотелось бы.

— Если только их выбор не падает на богатых невест, что, мне кажется, бывает очень часто.

— Наша привычка к роскоши делает нас зависимыми, и среди людей моего положения в свете лишь немногие могут вступить в брак, не думая о деньгах.

«Это говорится для меня?» — подумала Элизабет и покраснела при этой мысли, но опомнилась и сказала шутливо:

— А сколько обычно стоит младший сын графа? Если только старший сын не отличается болезненностью, полагаю, вы не запросите более пятидесяти тысяч фунтом?

Он ответил ей в том же тоне, и тема была оставлена. Чтобы нарушить молчание, которое могло внушить ему мысль, будто она расстроена тем, что произошло, Элизабет вскоре сказала:

— Полагаю, ваш кузен привез вас с собой главным образом для того, чтобы иметь кем распоряжаться. Поражаюсь, почему он еще не женился и не обзавелся кем-то более постоянным для этой цели. Однако его сестра, возможно, пока восполняет этот недостаток. A так как он ее единственный опекун, то может делать с ней все, что пожелает.

— Нет, — ответил полковник Фицуильям. — это преимущество он должен делить со мной. Опекунство над мисс Дарси поручено нам обоим.

— Неужели? Прошу, скажите, какой он опекун? А ваша опекаемая доставляет вам много хлопот? Барышни ее возраста иногда бывают немного своенравными, а если она истинная Дарси, то, возможно, любит поставить на своем?

Говоря это, она заметила, что он глядит на нее очень внимательно. А то, как он тут же осведомился, почему она полагает, будто мисс Дарси доставляет им много хлопот, убедило ее, что ее догадка верна. И она тотчас ответила:

— Не пугайтесь. Я никогда не слышала про нее ничего дурного и вполне готова поверить, что она самое покладистое существо на свете. Некоторые мои знакомые души в ней не чают — миссис Хэрст и мисс Бингли. По-моему, вы упоминали, что знакомы с ними.

— Да, немного. Их брат очень приятный человек, настоящий джентльмен и большой друг Дарси.

— O да, — ответила Элизабет сухо, — мистер Дарси необыкновенно добр к мистеру Бингли и чрезвычайно о нем заботится.

— Заботится о нем! Да, пожалуй, Дарси действительно помогает ему, когда он настоятельно нуждается в помощи. Судя по тому, о чем он мне рассказал по дороге сюда, у меня есть основания полагать, что Бингли в большом у него долгу. Впрочем, я обязан ему извинением, так как у меня нет уверенности, что речь шла именно о Бингли. Все это лишь предположения.

— О чем вы говорите?

— Об истории, которую Дарси, натурально, не хотел бы предать огласке, так как, дойди она до семьи барышни, это было бы весьма неприятно.

— Вы можете положиться на то, что я никому не скажу ни слова.

— И помните, у меня нет особых оснований полагать, что в ней замешан именно Бингли. Дарси сказал мне лишь, что поздравляет себя с тем, как недавно ему удалось спасти своем друга от чрезвычайно неразумного брака, но не упомянул ни имен, ни каких-либо обстоятельств. И я заподозрил, что дело касается Бингли, потому лишь, что он из тех молодых людей, которые легко попадают в подобные положения. Ну и кроме того, все прошлое лето они были неразлучны.

— A мистер Дарси объяснил вам причины своего вмешательства?

— Насколько я понял, против барышни имелись сильнейшие возражения.

— И к какому же искусству он прибегнул, чтобы разлучить их?

— Он не говорил со мной о своем искусстве, — ответил Фицуильям с улыбкой. — Он сказал мне лишь то, что я сейчас сказал вам.

Элизабет ничего не ответила, но, пока она продолжала идти, ее сердце переполнялось негодованием. Понаблюдав за ней некоторое время, Фицуильям спросил, о чем она так задумалась.

— Я думаю о том, что сейчас от вас услышала, — сказала она. — Поведение вашего кузена возмущает меня. Почему он берет себе право судить?

— Вы склонны назвать его вмешательство непростительным?

— Я не вижу, какое у мистера Дарси есть право решать, насколько уместна или неуместна сердечная склонность его друга. Или почему, полагаясь только на свое суждение, он берется указывать и распоряжаться, как именно должен быть счастлив его друг. Однако, — продолжала она, спохватившись, — поскольку обстоятельства нам неизвестны, нечестно было бы осудить его. Достаточно ясно, что речь шла не об истинной склонности.

— Заключение достаточно правдоподобное, — сказал Фицуильям, — но оно отнимает заметную часть блеска у победы кузена.

Сказано это было в шутку, но ей показалось таким точным портретом мистера Дарси, что она побоялась ответить, и, тотчас оставив эту тему, всю оставшуюся дорогу до дома священника говорила о разных пустяках, а там, едва полковник откланялся, поднялась в свою комнату, чтобы без помех обдумать все от него услышанное. Не могло быть никаких сомнений, что речь шла о ее близких. И конечно же, в мире не могло существовать двух людей, равно находящихся под безграничным влиянием мистера Дарси. Она никогда не сомневалась, что он был причастен к уловкам, пущенным в ход, чтобы разлучить мистера Бингли и Джейн, однако она считала, что замысел и главная роль принадлежали мисс Бингли. Однако, если только самомнение не ввело Дарси в заблуждение, он был причиной — его гордыня и каприз были причиной всех страданий Джейн и прежде, и теперь. Он на время погубил всякую надежду на счастье в самом нежном, в самом отзывчивом сердце в мире. И никто не мог бы предсказать, насколько долго продлится власть содеянного им зла.

«Против барышни имелись серьезнейшие возражения», — сказал полковник Фицуильям. Возражениями этими, вероятно, были двое дядей, провинциальный стряпчий и лондонский негоциант.