Москва акунинская - Мария Беседина

Для чего я так подробно рассказываю об этом? Давайте задумаемся — почему Акунин селит Глашку Белобоку в Панкратьевском переулке? Его основными жителями были, как мы говорили, почтенные служители церкви и антиквары. Трактиры там, конечно, тоже были — разве существовал в гостеприимной и шумной Москве хоть один переулочек, в котором нельзя было бы перекусить? Но трактиры Панкратьевского переулка были вполне цивильными. В них чаевничали, устав от хождения по лавкам, любители старины, поджидали своих клиентов «коники» — торговцы антиквариатом с рук и комиссионеры… А в «Декораторе» мы читаем о жилище дешевой проститутки, которое даже ее коллега Инеска характеризует следующим образом: «Каморка у Глашки поганая». И подниматься в нее надо «по скрипучей лесенке», так как живет Глашка над кабаком «Владимирка» — название знаковое! По дороге с таким названием (ныне ее часть, вошедшая в городскую черту, именуется шоссе Энтузиастов) гнали на каторгу этапы. Без слов ясно, какая публика могла собираться в подобном трактире. Как-то не вписывается кабак с откровенно уголовным названием в мирную атмосферу Панкратьевского переулка…

Разгадка в том, что Акунин в очередной раз пробует на прочность информированность своих читателей об истории Москвы, подкидывает ребус. Вспомните, как описывается триумфальное шествие Инески под руку с обожаемым «Эрастиком»: «Прошлась она через всю Грачевку с прынцем — нарочно кружным путем его повела, хотя до кабака «Владимирка», где Глашка квартировала, ближе дворами было, через помойку и живодерню». О том, что парочка пересекла Сретенку (иначе с Грачевки в Панкратьевский переулок не попадешь), речи нет; не проводит Инеска Фандорина и через Сухаревку. Полное впечатление, что «Панкратьевский переулок», о котором идет речь, расположен в непосредственной близости от Трубы — буквально «через помойку». А теперь вспомним о пользовавшемся дурной репутацией Большом Колосовом (иначе Большом Сухаревском) переулке — там обитали типы, подобные Слепню и его дружкам, деятельность которых Инеска описывает так: «Застрелют и в сточную трубу кинут. Не впервой им». Вот кому пришелся бы по вкусу кабак «Владимирка»! Жили в Большом Колосовом и скупщики краденого, и уличные девки. «По всему переулку вверх, до перекрестка Грачевки, даже до вечерней темноты, идет и в будни и в праздники — грязный и откровенный разгул. Ни в одном городе, не исключая Парижа, вы не найдете такого цинического проявления народного разврата, как в этой местности Москвы», — писал москвовед П. Д. Боборыкин. Так что же, спросите вы, Акунин умышленно или неосознанно «перепутал» переулки? В том-то и дело, что нет!

В 1717 г. по указу Петра I в Большом Колосовом переулке некий Федор Мыльников организовал фабрику шелковых материй. Но дело у Мыльникова не пошло, и вскоре курировавшая новую отрасль промышленности «мануфактур-коллегия» изъяла фабрику у неудачливого предпринимателя. Ее приобрел купец Колосов, чья фамилия дала имя переулку. А звали господина Колосова… Панкратий. Фабрика Панкратия Колосова, просуществовавшая до начала XIX в., была хорошо известна в Москве. Таким образом, Акунин просто выводит Большой Колосов переулок «под псевдонимом», впрочем, вполне уместным и оправданным.

Естественно, что трущобы Большого Колосова переулка за редким исключением не ремонтировались, и здания в нем были крайне ветхими. Так что — пишу об этом без всякой иронии — москвичи вздохнули с облегчением, когда в 1930-х гг. почти все эти «памятные места» были ликвидированы. Теперь трудно сказать, существовал ли на самом деле кабак «Владимирка» и где он «красовался».

Сухаревская площадь

Что такое Сухаревская площадь и ее знаменитый рынок, знают практически все. Но, пожалуй, самое емкое определение истории этой грандиозной толкучки дал Гиляровский: «Сухаревка — дочь войны… После войны 1812 года, как только стали возвращаться в Москву москвичи и начали разыскивать свое разграбленное имущество, генерал-губернатор Растопчин издал приказ, в котором объявил, что «все вещи, откуда бы они взяты ни были, являются неотъемлемой собственностью того, кто в данный момент ими владеет, и что всякий владелец может их продавать, но только один раз в неделю, в воскресенье, в одном только месте, а именно на площади против Сухаревской башни». И в первое же воскресенье горы награбленного имущества запрудили огромную площадь, и хлынула Москва на невиданный рынок.

Это было торжественное открытие вековой Сухаревки.

Сухарева башня названа Петром I в честь Сухарева, стрелецкого полковника, который единственный со своим полком остался верен Петру во время стрелецкого бунта.

Высоко стояла вековая Сухарева башня с ее огромными часами. Издалека было видно. В верхних ее этажах помещались огромные цистерны водопровода, снабжавшего водой Москву.

Много легенд ходило о Сухаревой башне: и «колдун Брюс» делал там золото из свинца, и черная книга, написанная дьяволом, хранилась в ее тайниках.

Сотни разных легенд — одна нелепее другой.

По воскресеньям около башни кипел торг, на который, как на праздник, шла вся Москва, и подмосковный крестьянин, и заезжий провинциал.

Против роскошного дворца Шереметевской больницы вырастали сотни палаток, раскинутых за ночь на один только день. От рассвета до потемок колыхалось на площади море голов, оставляя узкие дорожки для проезда по обеим сторонам широченной в этом месте Садовой улицы. Толклось множество народа, и у всякого была своя цель.

Сюда в старину москвичи ходили разыскивать украденные у них вещи, и небезуспешно, потому что исстари Сухаревка была местом сбыта краденого.

Вор-одиночка тащил сюда под полой «стыренные» вещи, скупщики возили их возами. Вещи продавались на Сухаревке дешево, «по случаю». Сухаревка жила «случаем», нередко несчастным. Сухаревский торговец покупал там, где несчастье в доме, когда все нипочем; или он «укупит» у не знающего цену нуждающегося человека, или из-под полы «товарца» приобретет, а этот «товарец» иногда дымом поджога пахнет, иногда и кровью облит, а уж слезами горькими — всегда. За бесценок купит и дешево продает…

Лозунг Сухаревки: «На грош пятаков!»

Сюда одних гнала нужда, других — азарт наживы, а третьих — спорт, опять-таки с девизом «на грош пятаков». Один нес последнее барахло из крайней нужды и отдавал за бесценок: окружат барышники, чуть не силой вырвут. И тут же на глазах перепродадут втридорога. Вор за бесценок — только бы продать поскорее — бросит тем же барышникам свою добычу. Покупатель необходимого являлся сюда с последним рублем, зная, что здесь можно дешево купить, и в большинстве случаев его надували. Недаром говорили о платье, мебели и прочем: «Сухаревской работы!»

Впрочем, отдавая дань уважения авторитету знаменитого журналиста, нельзя в то же время не заметить: рассказы Гиляровского о жизни и быте старой Москвы носят отпечаток некоторой тенденциозности. Конечно, в практике Сухаревки случалось всякое… Но все же современники воспринимали ее скорее как «блошиный рынок», где небогатый человек мог приобрести подержанные, но вполне пригодные вещи — одежду, мебель; где коллекционер мог отыскать старинный фарфор или книгу. Не стоит представлять себе Сухаревку наполненной исключительно ворами и мошенниками, хотя этой братии там тоже было немало. Да и сам Гиляровский признает: «Старая Сухаревка занимала огромное пространство в пять тысяч квадратных метров. А кругом, кроме Шереметевской больницы, во всех домах были трактиры, пивные, магазины, всякие оптовые торговли и лавки — сапожные и с готовым платьем, куда покупателя затаскивали чуть ли не силой. В ближайших переулках — склады мебели, которую по воскресеньям выносили на площадь.

Главной же, народной Сухаревкой была толкучка и развал».

Говоря о Сухаревской площади как таковой, невозможно не вспомнить две ее главные достопримечательности, которые упомянуты и у Гиляровского. О Сухаревой башне (строительство завершено в 1695 г., снесена в 1934 г.) в «Москве и москвичах» рассказано достаточно емко, остается лишь добавить, что в ней до своего переезда в Санкт-Петербург размещалась основанная Петром I школа математических и навигацких наук, а в ее верхнем ярусе была устроена обсерватория, в которой работал Яков Вилимович Брюс — пожалуй, самый готичный персонаж московского фольклора, а на самом деле — ученый и естествоиспытатель.

А до наших дней дошел другой архитектурно-исторический памятник: Гиляровский приводит его старое название — Шереметевская больница, а для нас с вами привычно другое наименование — Институт скорой помощи им. Н. В. Склифосовского (один из корпусов, роскошный дворец в стиле классицизма).

В 1803 г. граф Н. П. Шереметев поручил великому Кваренги выстроить для Странноприимного дома — благотворительного учреждения, которое граф учредил в память о своей умершей от туберкулеза супруги. Графиня Прасковья Шереметева была крепостной актрисой. Граф полюбил свою рабыню, дочь кузнеца, и не просто сделал ее своей возлюбленной, как поступили бы многие его современники, не просто дал ей «вольную», как делали лучшие из них, — он обвенчался с Прасковьей. Нам сейчас трудно представить, сколько мужества проявил граф, бросая подобный вызов общественному мнению и сословным предрассудкам, — только очень большое чувство заставило его сделать этот шаг.