Будет ночь — она вернется... - Лариса Соболева

— Что-то тебе много кажется, — проворчал тот. — Понимаешь, в мировой практике к убийце приводила ничтожная деталь, одно слово, брошенное даже не преступником, наконец, маленький комок грязи, прилипший к ботинку.

Давай не будем спорить, усмири свою совесть и действуй в том же духе.

— А если мы его не найдем?

— Все может быть, — вздохнул Руслан. — Шеф тогда меня живьем съест.

— И меня, — в тон ему вздохнул Сева. — Ты с Тиной Жук говорил?

— Ай, — недовольно махнул рукой Руслан. — Ничего существенного. Ну, да, однажды Харченко сказала ей, будто она развелась с мужем. Но Тина забыла, что за повод вынудил ее сделать подобное заявление. Близкой дружбы между ними не было, изредка недолго болтали. С кем Ульяна загуляла, Тина не знает. На ногти смотрел? У кого когти длинные?

— Знаешь, это совсем глупо — по ногтям определять убийцу. Он их состриг, а другой вырастил. Вон и у меня ногти есть, забыл срезать. Что, я тоже убийца?

— Ответ принят, — миролюбиво сказал Руслан. — У тебя все?

— Вай! — при этом возгласе колени Севы взлетели чуть ли не до подбородка. — Такси! Сейчас объясню. Харченко заказала такси, это Макс мне рассказал, он относил ее вещи. Она уехала после ужина на такси.

— Начинать надо было с этого! Сколько сейчас? Шесть часов… Выметайся!

Руслан развернулся и газанул прочь.

Они почему-то долго молчали. Если бы не кроссовки, Алина подумала бы, что два заговорщика ушли. Время от времени она поглядывала на часы. Секундная стрелка двигалась чудовищно медленно, просто еле ползла. Казалось, прошло десять минут, а на самом деле — тридцать секунд.

Через семь минут на камни перед Алиной упал дымящийся окурок. Значит, они курили. Теперь пора им уходить.

— Место — супер, — сказал первый. — Я исхожу из целесообразности. Здесь не бывает людей, но перестраховка еще никому не мешала, поэтому наше время — ночь.

А вот выбрасывать надежней в разных местах, так легче запутать, понял?

Пауза. Кроссовки не двигались ровно минуту. Долго они будут любоваться природой? И вторая минута прошла, а кроссовки так и висели. Алина прикрыла веки, чтобы не видеть их. Невнятно что-то бросил второй…

— Только не забудь пригнать… — далее она не расслышала, голос первого мужчины шел издалека. Алина открыла глаза, кроссовок не было. — Чтобы не получилось, как в прошлый…

Ей было глубоко плевать на их договор, она молила бога, чтобы они поскорее ушли. Море штормило все активнее, забивая голоса.

— ..не катать ее буду… — долетали обрывки фраз первого мужчины. Второго Алина так и не услышала ни разу, а первый через паузы отвечал ему:

— Прикрепишь за скалу, и не унесет… Что?.. Плевать. Ну, вытащи на берег, я сам потом столкну… На этот случай я приберег кусок рельсы, привяжу к ней, и не надо будет тащить в открытое море… Я все сказал!.. Хватит!.. Нет! Сегодня с девяти…

Голос постепенно растворялся в рокоте волн. С замирающим от радости сердцем Алина прислушивалась. Шум прибоя, шипение пены, шелест листвы… Голосов нет. Но она не рисковала выйти из убежища. Уже было так — длинная пауза, но тогда кроссовки сверху свисали, не видя их, Алина вышла бы и попалась. Нет, лучше выждать минут пятнадцать. От длительной и напряженной неподвижности занемели ноги, спина, шея. Ничего, это терпимо. Надо выждать еще чуточку…

Прошло тридцать пять минут. В тот миг, когда Алина решилась выйти из укрытия, испуганно екнуло сердце — снова шуршание камней! Она замерла. Частое дыхание, которое раздалось совсем близко, переполнило Алину ужасом. Но это была собака. Дворняга. Она спустилась сверху, уставилась на Алину. Чья это собака? Вдруг тех двоих?

— Пошла вон! — шепотом приказала ей Алина.

Собака жалобно заскулила. Собираясь долгое время провести в одиночестве, Алина купила в буфете воды и два бутерброда. Какие бы ни были разочарования, а голод — не тетка. Рискуя обнаружить себя, она достала из сумки сверток, раскрыла его и кинула бутерброды собаке. Та съела только сыр и колбасу, хлеб не тронула, завиляла хвостом.

Больше невозможно здесь торчать, Алина выползла из-под скалы.., а тело одеревенело, ноги не слушались. Панически оглядевшись, она едва не закричала от радости.

Наверху никого не было. Подхватив сумку и полотенце, Алина помчалась в пансионат, соскальзывая с валунов и сбивая в кровь ноги.

Уже на территории пансионата она перевела дыхание, рухнув в шезлонг. На пляже — никого. Впрочем, ухе почти семь часов, солнце село, наступили долгие сумерки, а темнота здесь приходит внезапно — раз, и ночь. Алина открутила пробку, зашипела вода в пластиковой бутылке.

Она жадно выпила почти половину, откинулась на спинку шезлонга. Ну и нервотрепка была! Посильнее измены мужа. На собственном опыте Алина убедилась, что нет ничего страшнее угрозы для жизни, хотя, возможно, никакой угрозы не было, а просто ей так показалось. Но почему-то, согнувшись в три погибели под скалой, она ощутила всем своим существом животный страх. Наверное, ее пугали не столько слова первого мужчины, сколько его интонация, голос. Голос был дьявольски бесстрастный, ровный. Когда он раздражался, в его интонациях не чувствовалось злости, а лишь пренебрежение, снисходительность или высокомерность. Наверное, это контрабандисты, говорят, на Черном море их полно.

Взглянув на часы, Алина поднялась: скоро ужин, следует переодеться. Она побрела не по аллее к корпусу, а по бездорожью парка, потому что этот путь был короче. О, как ныло тело! Сколько же времени она провела под «козырьком» в неудобной позе? Пришла туда около трех, а те двое — в пять. Час они о чем-то договаривались, Алина не поняла, о чем. И столько времени она практически не шевелилась! В безопасности ей уже казалось, что вела она себя глупо. С чего она взяла, что они опасны? Мало ли кто боится милиции? А ей померещилось: контрабандисты, преступники, живодеры! Смешно.

Алина шла, глядя под ноги. Все равно некий холодок пробегал по спине, стоило вспомнить тех двоих. Интересно, о чем они договаривались? Неожиданно ее кто-то взял за плечи, Алина вскрикнула и подняла голову. Это был Кирилл:

— Извини, если напугал. Я искал тебя повсюду. Алина, ты можешь объяснить, что произошло? О каком постельном расписании ты говорила? Неужели ты разозлилась из-за того, что Лика вошла ко мне в номер?..

Она сначала не поняла, о чем он. Потом вспомнила. Как это мелко по сравнению с недавними страхами! Тем не менее проблема измены вернулась с той же силой. Алина спокойно высвободилась из его рук и холодно сказала:

— Не прикидывайся, что ты не понимаешь причину.

Но если хочешь еще и услышать, то да, из-за Лики. Но не потому, что она вошла к тебе. Это я вошла не вовремя.

А как бы ты поступил, увидев у меня мужчину со спущенными штанами?

— При чем здесь спущенные… Я был одет.

— Зато она была раздета. Во всяком случае, я успела увидеть, как Лика спешно натягивает верхнюю часть сарафана, пряча обнаженную грудь. В подобных ситуациях я предпочитаю уйти. А ты ждал другого? В общем, хватит об этом.

Она побежала к корпусу, а Кирилл развел в стороны руки.

Глава 21

В это время Кристина целенаправленно шагала к Эдварду, ругая себя самыми плохими словами: «Ну, что я за идиотка! Зачем согласилась? Эту чертову Лику родила ядовитая гадюка. Ей становится плохо, когда кому-то хорошо. Ну, почему л не отказалась? Дура, дура, дура!»

Но она не остановилась и не рассказала Любочке, шагавшей рядом, что Лика придумала пакость, а Кристину попросила об одной-единственной услуге. Возмущенная до глубины души поведением подружки, Кристина послушно побежала к Любочке с предложением. Ах, какой закат! Прелесть! Срочно надо сфотографироваться на фоне закатного моря и волн. Кто сфотографирует? Кристина искала парней, но не нашла ни одного, остался один Эдвард. Только нельзя терять ни минуты — стемнеет. Обе рванули к нему.

Примитивно. А как оправдать свое появление в его номере, да еще с Любочкой? Но Лика, если Кристина не выполнит ее просьбу, превратит отдых в ад. На что она способна — известно только рогатому и хвостатому сатане.

Возьмет и приедет в Ростов, наговорит мужу Кристины гадостей… Нет, лучше с ней жить в мире. Кристина уже мечтала не о сексе, а о покое, мечтала уехать домой и навсегда распрощаться с Ликой.

В номер постучала Любочка и почти сразу открыла дверь. Эдвард панически закричал: «Кто там?» — а они уже миновали прихожую, очутились в комнате. Их очам предстала странная картина: на ложе лежала Лика, над ней склонился Эдвард, поставив одно колено на кровать и держа ее за голову, будто собирался удушить. Заслышав шум, он повернулся к вошедшим девушкам и растерянно пробормотал:

— Ей стало плохо… Я не знаю, что делать…

Любочка отбросила в сторону сумку и кинулась к ним.

— Не стой истуканом! Принеси мокрое полотенце! — крикнула она Эдварду. Тот умчался в ванную, а Любочка затрясла «бесчувственную». — Лика! Очнись! Лика! Кристина, что ты стоишь? Помоги!