Расплата (СИ) - Константа Яна

— Мало! — рявкнул, выдохнув, Этьен.

Как оказалась под ним, она не поняла. Одним рывком Этьен опрокинул девушку на подушки, навис над ней, со звериным голодом впился в ее губы, успев лишь в спешке прошептать:

— Не бойся. Это всего лишь поцелуй.

Она и не боялась. Она и понять-то толком не успела, что случилось, а руки, вместо того, чтобы начать отбиваться, уже крепко обняли его за шею, словно боясь, что он сам захочет отстраниться; она САМА потянула его на себя, заставляя не нависать, а прижиматься к ней всем телом. Как ни странно, тяжесть мужчины на ней вовсе не пугает — напротив, ей нравится ощущать под ладонями, как перекатываются его стальные мышцы, закаленные тренировками; ей нравится, как, боясь побега, его руки держат ее и ласкают… Ей нравится запах лаванды, исходящий от этого человека. Ей нравятся и его поцелуи — сперва яростные, злые, кусачие, словно в наказание за долгое ожидание и вынужденные оправдания, а теперь такие мягкие, ласковые, будто извиняющиеся и за укусы, и за столь яростный напор, и за сам факт стремительного действа, развернувшегося в эту минуту. Шальная мысль пронеслась яркой вспышкой: позволь он себе сейчас больше — она бы и этого, наверно, не испугалась… Но он не позволил. Нашел в себе силы оторваться от девчонки, заглянуть в ее глаза, без устали повторяя, то ли ее успокаивая, то ли себя убеждая:

— Не бойся, моя хорошая, без твоего согласия ничего между нами не случится. Не бойся меня, девочка…

Голос его сбился на шепот, дышать все тяжелее, горячее тело лихорадит и пальцы дрожат, перебирая прядки разметавшихся по подушке каштановых волос девчонки. Бежать от нее надо. Останется еще хотя б на полминуты — не сдержит свое слово, убьет хрупкое доверие, променяв на минутную слабость… А взгляд скользит по миленькой растерянной мордашке, цепляется за приоткрытые, распухшие от его поцелуев губы, что манят вновь и вновь, лишая воли; ладонь непроизвольно проходится по телу, отмечая, как дрожит оно под тонкой тканью… От одного его взгляда Кристина задрожала еще больше, но ни одной попытки не предприняла ни отбиться, ни хотя бы руку его с себя убрать. А он смотрел туманным взглядом, как вздымаются от волнения и, наверное, страха, небольшие ее груди, проступая сквозь ткань острыми твердыми вершинками. Доведенный до каменного состояния «друг» в штанах болезненно ноет и просится на волю — Этьен хочет эту женщину. Здесь. Сейчас. Немедленно. Несмотря на все клятвы, данные ей.

— Кристина, твою ж мать! — выкрикнул Этьен, как ошпаренный подхватился, отпрянул от девушки и через мгновенье пулей выскочил из комнаты.

И что это было? Оставшись одна в чужой постели, Кристина привстала, лихорадочно прижала к груди коленки — ее трясло. Вот только не от страха, а от непонятного, незнакомого ей чувства. Это не страх, не отвращение, не чувство чего-то мерзкого и неправильного — это не те ощущения, которые так хорошо знакомы ей благодаря Филиппу и его помощникам. Но и на теплые чувства, которые она когда-то испытывала к Камилю, это тоже не похоже. Ей показалось, что вместе с графом ушло тепло, и трясет ее теперь от дикого холода одиночества. Губы ее до сих пор горят, непривыкшие к такому напору, перед глазами все еще его взгляд мерещится — темный, голодный, дикий… Так не похоже на ее графа, всегда собранного, предельно сдержанного и заботливого. На ее ночной сорочке затерялись легкие нотки лаванды — запах ее мужчины… Да, ее. Нет запаха для нее теперь роднее и желанней. Кристина обхватила себя за плечи, пытаясь утихомирить взбесившееся тело, за несколько минут позабывшее и о пережитом насилии, и об унижении… Больше всего на свете ей хочется, чтобы граф сейчас же, немедленно вернулся и обнял ее — вот теперь она точно знает, только он один способен излечить ее от страхов, он единственный, чьи прикосновения нужны ей как воздух. Она его не боится, она желает этого мужчину так же сильно, как и он ее. И от этого осознания новая волна пронзительной дрожи проходит по всему телу, хочется улыбаться, хочется смеяться — наверно, он решит, что она сошла с ума, когда вернется и увидит ее блаженную, счастливую улыбку… И пусть — она влюблена. Она безумно влюблена в этого человека, и это, кажется, не так уж безнадежно.

Глава 22

Сбежав от Кристины как последний трус, Этьен на ходу сбросил одежду и с шумом нырнул в ледяную воду огромного бассейна — нужно прийти в себя от наваждения, а потом уже решать, что делать дальше. А что, собственно, дальше? Такими темпами надолго его благородства не хватит — пора признать, и Милош, и Морис правы: не гордую ренардистку привез он сюда спасать от братца, а понравившуюся женщину. И привез он ее для себя. Этьен со злостью шлепнул по воде, поднимая стену брызг, а потом резко нырнул к самому дну, словно это могло помочь ему убежать от себя самого или хотя бы отмотать время на несколько минут назад и вернуть все на изначальные позиции.

— Твою ж мать! — заорал он во всю глотку, с шумом выныривая на поверхность воды.

Он уверен: Кристина его теперь ненавидит. Кристина его презирать теперь будет. Его лихорадит от одной только мысли, что она теперь его на одну ступень с Филиппом поставит… Ну да, невелика разница на самом деле — девку красивую увидели и оба слюни пустили да штанов не удержали. Тошно от мысли, что он братца-подонка как мужчина мужчину в какой-то мере понимает — девчонка молода, красива и притягательна. Сама не знает, чем так манит, за застывшими в глазах слезами искреннее непонимание и доверчивость прячет, и оттого еще притягательней становится — хочется обнять ее, заласкать, к себе в пещеру затащить и не выпускать уже. Хочется детьми ее обложить, хочется у семейного очага посадить и мамонта ей притащить…

Как раненый, истекающий кровью зверь, метался Этьен от одного края бассейна к другому, пытаясь избавиться от чувства вины перед Кристиной и чего-то еще: неосознанного, непонятного и незнакомого — от жгучего жара во всем теле, от этой лихорадки, что до сих пор не отпускает, от дикого, неумолимого желания увидеть девчонку, броситься перед ней на колени и вымаливать прощение. Вот только бессмысленно его прощать — в самом дальнем уголке его души поселилось маленькое «нечто» и теперь безжалостно подкидывает ему картинки: вот Кристина склоняется к его лицу и дарит осторожный, нежный поцелуй, а вот уже лежит под ним — тяжело дышит, растерянно смотрит ему в глаза и, тем не менее, обнимает, прижимает к себе, да так яростно, так крепко, будто бы сама, как и он, изнывает от непонятной жажды. Вот прямо перед ним приоткрытые губы девушки манят к поцелую, а вот трепещет ее тельце под ним, когда так неосторожно, жадно проводит ладонью, втайне мечтая сорвать с девчонки мешающую сорочку. Маленькое «нечто» ликует, вновь и вновь переживая каждое мгновение охватившего их маленького безумия — несмотря на все сожаления о случившемся, окутывает сердце простого деревенского парня с королевской кровью в жилах теплая светлая радость.

Целый час, показавшийся вечностью, промаялась Кристина в ожидании, что он вернется и как-то объяснится, но так и не дождалась. Сама отправилась на поиски — как бы то ни было, им нужно поговорить. Девушка спустилась к бассейну и тут же пожалела о своей беспечности: граф гостей, судя по всему, не ждал. Вроде бы и удивляться нечему — глупо было ожидать, что плавать он будет в одежде, и все же оцепенела на мгновенье, укорила себя за проявленную вольность и даже задумалась о побеге, пока он ее не заметил. Да, сбежать и дождаться его где-нибудь в другом месте, куда более подходящем для разговоров! Вот только беда какая-то случилась — ноги уходить не хотят, и даже отвернуться от его обнаженного тела, не смотреть она не в силах. Как завороженная смотрела Кристина на его гибкое смуглое тело — оно неплохо сложено и совсем не вызывает отвращения; она откровенно залюбовалась им, а он…

А он похож сейчас на большую юркую рыбу. То ныряет до самого дна, то с шумом выныривает на поверхность, разбрасывает брызги, резко разворачивается и снова ныряет в тщетных попытках смыть с себя проклятую лихорадку, обрести спокойствие и вернуть разум. Вынырнув в очередной раз, Этьен почувствовал, что находится в помещении не один. Мужчина резко обернулся — так и есть, рядом с бассейном стоит его Кристина, облаченная в домашнее шелковое платье, которое и стянуть-то труда не составит. Хрупкая, стройная и очень красивая в своей растерянности — и хватило ж смелости явиться сюда!