Семь песков Хорезма - Валентин Рыбин

— Странное происшествие произошло, ваше величество, с нашим посланником. По пути в столицу заехал он к себе в деревушку под Сызранью да там и помер от разрыва сердца.

— Как так умер? Почему?.. Немедленно расследовать! — возмутился царь.

— Говорят, что сей посланник, когда собирался к вам, уж слишком страшился вашего возможного гнева.

— А не допускаешь ли ты, Карл Васильевич, что посланника просто-напросто отравили? Отправь-ка людей, пусть навестят сосланного мной полячишку Циолковского. Он, с самого хивинского похода строил козни Перовскому. Сей поляк живет неподалеку от Оренбурга.

Вскоре государю доложили: Циолковского застрелил из ружья его же повар, когда отставной генерал сидел вечером у окна в собственном доме...

Генерал Перовский вернулся с лечения полон сил и энергии совершить еще один воинский поиск на Хиву, во тотчас собрался военный совет. Чернышев объявил высочайшее повеление монарха о назначении на должность Оренбургского военного губернатора генерала Обручева, а в Хиву отправить еще одно посольство, которое возглавит ближайший соратник Перовского, бывший с ним в походе, полковник Данилевский.

Присутствовавший на военном совете граф Орлов, как только зашла речь о подарках хивинскому хану, язвительно заметил:

— Ей-богу, господа, хивинцы оттого и ведут себя, как капризные дамы, что мы их беспрестанно дорогими подарками жалуем!

— Любопытно, что же вы собираетесь на этот раздарить Аллакули? — спросил, выпрямившись в кресле, отставной генерал Ермолов. До этого он разглядывал иностранный журнал с красочными иллюстрациями. — В бытность свою наместником государя на Кавказе, когда отправлял в Хиву офицера Муравьева, я тоже пытался улестить отца нынешнего хивинского хана английским сукном и канделябрами, но этот так называемый владыка мира даже не взглянул на мои подарки.— Ермолов усмехнулся, и засмеялись все.

Чернышов сказал с удовольствием:

— Да уж подарки поистине царские! Ландо с откидным верхом, лошади английской породы. Пусть попробует хан Хивы не подписать договор!

— В чем основная суть договора? — спросил Орлов.

— Главное, определить нашу южную границу с Хивой — по реке Сырдарье, северному берегу Арала и северному склону Усть-Юрта, — пояснил Чернышов. — Кроме того, необходимо выхлопотать у хана право держать в Хиве постоянно русского агента. Есть и секретные задания нашему послу: сделать военно-топографическую съемку не только того пути, которым он пойдет, но и самой Хивы, окружающих ее городов н оазисов. Посланнику даны два топографа.

— Н-да, сдала свои позиции Россия на южных границах, — с сожалением вымолвил граф Орлов. — Проснулась бы нынче матушка Екатерина да посмотрела — что на завоеванных ею землях делается. Сейчас и представить невозможно, что земли южнее Арала, на коих живут каракалпаки, когда-то принадлежали нам. Каракалпаки, киргиз-кайсаки Малой н Средней орды, еще какие-то народы — все они были приняты добровольно в состав России, а теперь мы по этим землям С топографами собираемся идти, заносить их на карту! Да как заносить — тайком, словно воры!

— Отбились агнецы от нашего стада, что и говорить, — согласился Чернышов. — Теперь мы не только Хиву, но и своих же киргизов-кайсаков замиряем, потому что все приаральские аилы хивинскому хану служат. Н-да, господа, не будем предаваться унынию: что приголублено матушкой Екатериной — все наше. О том и печемся сейчас, и посланнику нашему полковнику Данилевскому дано предписание очертить границы российские в преж нем их виде. Сейчас самое время... покуда англичане в Афганистане затылки нам кажут, Кстати, должен сообщить вам, что восемнадцатитысячный отряд Эльфистона разбит наголову афганскими повстанцами. Убит английский резидент в Кабуле сэр Мекнахтен, буквально растерзан на части Александр Бернс. Поражение англичан— полное. Директор Ост-Индской компании лорд Оукленд смещен. На его место назначен лорд Эленборо.

VII

Урочище Ашак раскинулось у обрывистых круч Чинка. Горы возвышались тут голубой стеной, а кибитки под ними, разбросанные по берегу древней реки, издали казались перевернутыми пиалами. В этих благодатных землях испокон веков селились предки Рузмамеда. И сам он теперь, после того как при осаде Боджнурда потерял руку, все чаще пребывал в Ашаке. В тот злополучный год сердар, больной и беспомощный, сложил с себя полномочия баши хивинского войска, подался на Узбой. Пил верблюжье молоко, ел баранину, Окреп немного — сел на коня, объезжал чабанские стойбища. Так прожил три года, выезжая в Куня-Ургенч только на зиму, когда с Чинка дули холодные ветры и вся долина Узбоя покрывалась снегом. Пытался заниматься хозяйством, но много ли сделаешь одной рукой. Высокий, костлявый, с презрительной усмешкой на лице, словно весь мир был им презираем, по утрам он выходил на базар или провожал младшего сына Атамурада в мечеть, к мулле. Вечера коротал с отцом за пиалой чая, Старый сердар все еще значился арчином, но давно потерял всякое влияние на соплеменников. Аман-ага угасал, как догорающий очаг, и чем ближе подходил к порогу смерти, тем больше сетовал на несправедливость в мире. Однажды, повстречавшись с главой Мангышлак ских туркмен Нур-ишаном, прибывшим в Куня-Ургенч к сыну, он окончательно утвердился в мысли: все беды идут к туркменам оттого, что нет у них своего государства.

— Все обижают туркмен, — рассуждал он сиплым старческим голосом. — Хивинский хан три шкуры с нас дерет, персы, когда к ним попадет туркмен а неволю, требуют за него четверых своих. Только одни русские иногда помогают хлебом и товарами разными. Жалею, сынок, что не послушался в молодости Нур-ишана, не уехал с ними на Мангышлак к русским. Сейчас у них торговля с астраханскими купцами наладилась, и сами живут под защитой русского царя... Нур-ишан прав: если не имеешь своего государя, то служи чужому — самому сильному. А мы служим Хива-хану, который, узнав, что у тебя появилось два зернышка, одно обязательно отберет.

Рузмамед, слушая заунывные речи отца, во всем соглашался с ним. Он и сам не раз бывал в Гасан-Кули, в Кумыш-тепе, видел русские корабли на взморье и астраханских купцов в товарами, но никогда не доходил до такого отчаяния, чтобы думать о переселении. Родной Ашак, Куня-Ургенч — для него места святые. И накануне смерти отца он лишь поддакивал ему, чтобы не обидеть, а сам думал об ином: как запастись на зиму пшеницей, а еще лучше мукой. Думал: «Хорошо бы снарядить своих людей на Мангышлак за русским хлебом!»

Аман-ага умер летом, за полгода до войны Аллакули-хана с Россией. Рузмамед похоронил его на старом родовом кладбище близ реки, оплакал, справил поминки. Ближе к зиме хотел было вернуться опять в Куня-Ургенч, но тут разнесся слух, что Аллакули-хан собирает всех на войну с русскими. Впервые дрогнул Рузмамед, вспомнив, как тепло отзывался о них покойный отец, и не поехал в Куня-Ургенч, дабы не отдать старшего сына в войско хивинского хана.

С той поры прошло еще почти два года. Теперь Рузмамед вовсе не уезжал из Ашака. На зиму отправлялись В Куня-Ургенч жена с сыновьями, Аманниязом н Ата мурадом, а он зимовал с чабанами, с нетерпением ожидая теплых весенних дней.

Над Чинком в синем небе кучились облака, в долине Узбоя буйствовали теплые ветры. Берега и пойма древней реки покрылись высокими травами. Шел окот овец. Чабаны забивали новорожденных ягнят, выделывали каракуль. Рузмамед, возвращаясь в урочище Ашак то о одного, то с другого коша, всякий раз смотрел в сторону Куня-Ургенча, откуда вот-вот должны были приехать сыновья. Этот радостный миг наступил, когда он, выйдя из юрты, увидел вдалеке трех всадников. Зоркие глаза сердара без труда узнали сыновей, но с ними был кто-то еще. «Интересно, кто бы это мог быть?» — заинтересовался Рузмамед. Однако он не признал его даже тогда, когда всадники приблизились к самой кибитке и слезли с коней. Их спутник был в грубом чекмене и косматом тельпеке, с давно нестриженной бородой. И пока он сам не напомнил о себе, Рузмамед разглядывал его настороженно.

— Ты что, сердар, кость бы тебе в горло, неужто не признал?! — обиделся Сергей, видя, что Рузмамед не проявляет к нему дружеских чувств.

— Сергей-топчи... Неужели это ты? — скупая улыбка скользнула по лицу сердара, и он сердечно обнял старого друга.

— Я, кто же еще может тебя навестить в столь за брошенном уголке! — обрадованно заговорил Сергей. — Вот приехал взглянуть на твое житье-бытье.

— Дорогой топчи, на этот раз, как я вижу, ты приехал не по повелению своего хана. С тобой нет ни одного нукера. Помню, когда мы встретились в Куня-Ургенче, тебя сопровождали сыновья биев и самого мехтера.

— Да, Рузмамед, ты угадал, — согласился Сергей,— На этот раз я не взял с собой слуг, да и сам едва унес ноги. Жену потерял, сына потерял...

— Сергей-джан, что же произошло?! — Рузмамед с болью в глазах смотрел на гостя. Затем, обняв за плечи, повел в юрту. Сыновья сердара вошли следом.