Тьма над Гильдией - Ольга Голотвина

Но это ясно и понятно, когда ты гуляешь на воле. Тогда так славно пить за то, чтобы все стукачи подцепили проказу. И ловить на себе восхищенные взгляды девок и мелкого ворья. А как впрямь угодишь в Допросные Подвалы — тут уж все выглядит иначе.

Может, Жабье Рыло и карает доносчиков. Но это еще когда будет. А палач с кнутом — вот он, рядом… Да и так ли беспокоится воровской король о контрабандисте Хвоще? Небось не ест, не спит — все думает: жив там еще Хвощ или его уже забили насмерть?..

— Ну? — переспросил дознаватель. — Будешь говорить?

— Буду, — выдохнул пленник.

Палач отошел к стене, устало опустился на скамью, отложил кнут и прикрыл глаза. Он почти не вслушивался в сбивчивую исповедь Хвоща. Толстяк скрипел пером, постепенно мрачнея: хотя арестованный так и сыпал подробностями, но все они лишь подтверждали то, о чем сообщил королю Глава Подгорных Охотников. А новых ниточек нет…

Хвощ назвал дружка-исполнителя, это прекрасно, он будет схвачен… но вряд ли он много знает о главной фигуре в этом деле. О незнакомце в плаще с капюшоном, на которого работали Хвощ и Филин.

Но перо все же бегало по бумаге, фиксируя все подробности.

— А здание таможни зачем спалили? Вам и это было велено?

— Не было. Это Филин придумал. Мол, раз уж нам попала в руки такая штука, то как же не кинуть таможенникам подлянку? Говорят, Жабье Рыло на него за это сильно осерчал. Филина два дня назад за игрой в «радугу» ножом пырнули, так сразу слух прошел, что не просто игрока в драке порешили, а «ночной хозяин» ослушника наказал.

Дознаватель досадливо крякнул и бросил перо. Так Филин мертв?!

— А этот человек в плаще… неужели ты ничего не разглядел, никакой особой приметы? — Толстяк хотел говорить властно и грозно, но в голосе его проскользнули молящие нотки.

— Примета?! — горько выдохнул Хвощ, глядя снизу вверх на дознавателя. — Есть примета! Да еще какая! И сказать могу, да никто не поверит…

— Ну, почему же? Поверим. Говори.

Пленник, превозмогая боль, приподнялся на локтях и четко, ясно назвал особую примету, которая однажды случайно открылась его взору.

А потом посмотрел на дознавателя, разинувшего рот. На палача, потрясенно привставшего со скамьи. И хрипло расхохотался:

— Я же говорил — не поверите!

В это время в Издагмире, в покинутой хозяевами башне происходили странные события.

Входная дверь отворилась легко и бесшумно, словно и не была закрыта на большой висячий замок. Тут явно приложил руку либо опытный маг, либо матерый взломщик.

В трапезную вплыла свеча, озаряя стол, лавки, стены, обшитые досками и обтянутые войлоком. Освещала она и того, кто ее нес. Простоватое лицо, этакая физиономия деревенского дурачка под растрепанной копной соломенных волос. И фигура под стать роже — длинная, нескладная, облегченная в потрепанную холщовую рубаху и столь же неказистые штаны. Заурядный ворюга…

Так и решил призрак грайанского десятника, парящий под потолком во мраке, там, куда не достигал мерцающий свет свечей.

Несколько мгновений призрак колебался: сразу прогнать незваного гостя или поиграть с ним, как кот с мышонком? Впрочем, с таким ничтожеством играть вряд ли интересно!

К тому же бдительный десятник углядел, что вор явился не один. Двое сообщников шептались в темноте у двери, не переступая порога. До Старого Вояки долетел обрывок фразы: «Только бы этот дурак слова не перепутал!..»

А-а, налет целой шайкой?!

Старый Вояка, обернувшись огненно-алым драконом, резко снизился перед оторопевшим вором. Весь — огромная пасть, отливающая зловещим багрянцем!

Вор дернулся в сторону, едва не выронил свечу. Даже в неярком свете видно было, как он побледнел. Челюсть отвисла, рот раскрылся — и…

И по трапезной покатились странные слова — тяжелые, отрывистые, угрожающие. Что за народ измыслил такой недобрый, жутковатый язык? И живет ли еще на свете этот народ?

Пришедший выговаривал слово за словом медленно, с запинкой, словно прислушиваясь к подсказке, хотя ни единым звуком, кроме его голоса, не потревожена была ночная тишь. Даже сообщники у двери затихли, замолчали.

Какой бы неуверенной ни была речь вора, действие она произвела поистине чудесное. Огненно-алый свирепый призрак задрожал, расплылся, очертания его стали неясными… и в воздухе соткалась человеческая фигура. Перечеркнутое шрамом лицо с вислыми усами было искажено мучительной гримасой, словно призрак пытался закричать — и не мог.

Вошедший помолчал, уже без прежнего страха вглядываясь в лик укрощенного привидения. А когда вновь заговорил, сама ночь под сводами вздохнула с облегчением, ибо речь его стала ясной и понятной, не терзала больше темноту своей древней страшной силой.

— Отвечай, — приказал ночной гость призраку, — где твои хозяева?

Против своей воли грайанский десятник отозвался:

— Уехали.

— Куда?

— В Аргосмир.

— Когда собирали вещи — взяли ли с собой старинную рукопись? Несколько пергаментных листов, сшитых суровой нитью… Не вздумай лгать, что не знаешь! Вы, привидения, любопытны и вездесущи… Говори!

— Взяли, — с отвращением к самому себе ответил старый воин.

— У кого она?

— У мальчишки-раба Дайру.

— Этот покойник сказал все, что нам нужно, — послышался от дверей голос, привыкший приказывать. — Уходим!

9

Нургидан и Нитха, несмотря на переживания, крепко проспали до утра. А Дайру, хоть и провалился ненадолго в тяжелый сон, пробудился на самом рассвете. Повертелся на соломенном матрасе, понял, что уснуть не удастся, и спустился во двор.

Умылся у бочки с дождевой водой. Осмотрелся, подметил, что слуги Лауруша проснулись еще раньше: из трубы над пристройкой-кухней уже поднимался дымок, а вчерашний слуга (как там его… ах да, Вертлявый) неспешно шел с ведрами к колодцу.

Но не дошел. Углядел что-то поверх невысокого забора, отделяющего двор Лауруша от соседского огородика. Поставил ведра в густую траву, что буйно разрослась возле колодца, и поспешил к забору.

А с той стороны над некрашеными досками возникла чумазая рожица молоденькой служанки. Свидание? Вряд ли. Уж очень у обоих взволнованные физиономии.

Дайру тоже забеспокоился. Подошел к колодцу, забрался с ногами на сруб — сверху, как на ладони, виден соседний двор. За огородиком стена дома и крыльцо. А у крыльца трое стражников беседуют с толстым важным типом — то ли управитель, то ли сам хозяин.

Вертлявый говорил со служанкою недолго, почти сразу вернулся к колодцу.

— Что там стряслось, у соседей? — спросил Дайру, спрыгивая со сруба в траву.