Тьма над Гильдией - Ольга Голотвина

Шенги аккуратно поставил сапоги Лауруша у кровати и сел на резной табурет.

— Ты ведь не просто так вспомнил про мою книгу, верно? Ты думал про корабли.

— Тебе уже рассказали?

— Тут люди ни о чем другом и не разговаривают. Думаешь, кто-то из наших таскает в Аргосмир «жгучую тину»?

— Из наших? Вряд ли. Думаю, пролазы работают.

— А много в Аргосмире пролаз?

— Я думал — совсем нету! Я им такую жизнь устроил, что неповадно стало появляться в столице. Если кто и ползает за Грань, то втихомолку. И добычу им сбывать негде.

— Но все равно нельзя рассказывать властям о «жгучей тине» Если по городу поползут слухи… если аргосмирцы начнут сочинять страшные байки…

— …То наших, гильдейских, толпа в море перетопит. Но я без шума рассказал о своих подозрениях королю. На конфиденциальной аудиенции. Он все понял. Велел командиру стражи отобрать нелюбопытных и неболтливых парней. Ну, ты видел караулы у Ворот…

— Стражникам ничего не объясняли?

— Почти ничего.

— Ясно… Но если это все-таки кто-то из наших?

— Не говори такого, сынок, даже думать об этом не хочу. Хотя, конечно, нынешние Охотники — не тот славный народ, что был во времена моей юности.

Шенги опустил голову, пряча улыбку.

— А ученики нынешние! — ворчал Лауруш. — Глянешь — и невольно подумаешь: куда ж это Гильдия покатится, когда они до браслетов дорвутся? То ли дело вы с Ульнитой… я каждый день вашего ученичества помню! Столько радости вы мне доставили! С такими надеждами я просыпался и засыпал!

Шенги прикусил губу. Он-то помнил, как Лауруш говаривал: мол, им с Ульнитой прямая дорога сперва в разбойничий отряд, а потом на каторгу! Должно быть, хмель привел старика в сентиментальное настроение. Этим надо воспользоваться!

— Не помню, писал ли я тебе, — начал Шенги небрежно-льстивым тоном, — что Нитха, моя нынешняя ученица, — дочурка нашей Ульниты?

Лауруш вскинул голову. Его моржовые усы возмущенно встопорщились.

— Дочь Ульниты, да? Глупец, прежде всего она — дочь наррабанского Светоча! Принцесса… если ты, тупица, понимаешь, что означает это слово!..

Хиави говорил правду: вдоль всей стены дома шиповник разросся так густо, что не пролезла бы даже кошка. Подслушивать под окном было невозможно… но нельзя же до утра оставаться в неведении насчет того, что думает Глава Гильдии о тебе и твоих друзьях!

Троим самонадеянным подросткам и в голову не приходило, что хозяин дома, пожилой человек, уставший от пирушки, может попросту лечь спать. Нет! Конечно же, сейчас он разговаривает с учителем о трех будущих Охотниках!

Потому Нитха и Дайру стояли возле узкого окна комнаты второго этажа и взволнованно смотрели вниз. А внизу, на резном карнизе, украшавшем окно спальни Главы Гильдии, рискованно растянулся Нургидан. Свесив вниз голову, он чутко ловил обрывки чужого разговора и время от времени, вставая на карнизе, сообщал друзьям то, что удалось узнать.

— Сейчас про тебя говорят, принцесса. Мол, если тебя за Гранью зверюга слопает, то у нас с Наррабаном сроду миру не бывать. О чем, мол, Шенги думал, когда тебя в ученицы брал? Учитель ему говорит: мол, Светоч сам дал дозволение! А Лауруш ему: дозволение — это пока все хорошо. А стрясись беда, так поднимется грохот на полмира!

Нитха закусила губку, опустила взгляд, отяжелевший от отчаяния. А Нургидан вновь припал к карнизу, жадно вслушиваясь в беседу.

— Про тебя толкуют, белобрысый. Твое счастье, что не слышишь! Лауруш осерчал, даже кричит. Мол, такого срама Гильдия еще не знала. Он, мол, еще три года написал, чтоб Шенги дурью не маялся — все равно он, Лауруш, не позволит надеть гильдейский браслет на домашнюю скотину. А учитель ему: в пыль, мол, расшибусь, а парня выкуплю!

— Бавидаг не возьмет денег, — тоскливо выдохнул Дайру и дотронулся до ошейника.

Нургидан вновь нырнул вниз с грацией циркового акробата — но почти сразу резко выпрямился, едва не сорвавшись в чернеющие внизу заросли шиповника.

— Учитель рассказывает про меня… что я — оборотень…

Голос подрагивал от смятения, но гнева в нем не было. Ни Нургидан, ни его друзья не увидели в словах Шенги ничего недостойного. Ученик не может иметь тайн от учителя, Охотник — от Главы Гильдии.

На этот раз Нургидан совсем недолго слушал, какие речи ведутся внизу. Пружинисто вскинулся, опасно балансируя на узкой деревянной планке. Цыкнул на друзей: «А ну, брысь!», — подтянулся на руках на подоконнике и гибко перебросил тело в комнату. Зеленые глаза в свете свечи сверкнули подавленным бешенством.

— Гаси огонь! Ложимся спать! Прогулялись в столицу, двести демонов Хозяйке Зла под юбку!

Ни у кого не хватило жестокости спросить друга, что же сказал Лауруш о появлении в его доме волка-оборотня. Укладывались на соломенные матрасы в угрюмой тишине. Только добрая Нитха вздохнула за своей занавеской:

— Бедный учитель, досталось ему из-за нас…

Плохо было ученикам Шенги, но кое-кому в эту ночь было гораздо хуже…

Лежащий на куче соломы человек с окровавленной спиной коротко простонал и затих.

— Потерял сознание? — негромко возмутился дознаватель — низенький толстяк в буром камзоле. — Я же велел…

— Притворяется, — хмыкнул палач. — В обморок ему падать не с чего, я свою руку знаю.

— Ну, если притворяется, то уж больно хорошо, — с сомнением протянул толстяк. — Нам его разговорить надо, а не забить. Перестарался ты.

Палач был оскорблен до глубины души. Перестарался! Он же действовал кнутом! А тут он — виртуоз! Может ударом убить муху на спине человека — а на коже и ссадины не останется. Может бить раз за разом точно в одно место, углубляя и расширяя рану. Может с одного удара перебить позвоночник. Забил, ха! Ободрал малость, чтоб развязать язык!

Но спорить с дознавателем не стал. Сказал примирительно:

— Притворяется или нет, а сейчас живо в чувство придет. Морская вода — оно и для ран полезно, и встряхнет как следует…

Подхватив стоявшее в углу ведро, палач с размаху выплеснул соленую воду на истерзанную спину. Вопль огласил подвал. Толстяк брезгливо поморщился.

— Хвощ из Отребья, — спросил он, нагнувшись к пленнику, который диким взглядом обводил подвал, — ты же понимаешь, что это только начало? Если и дальше будешь запираться — возьмемся за тебя всерьез.

Хвощ молчал, тяжело дышал, безнадежно тянул время.

Любой контрабандист, вор или грабитель, работающий на Жабье Рыло (а в Аргосмире на него работали почти все преступники) знал, что рано или поздно может попасть в Допросные Подвалы. И тогда придется стиснуть зубы и терпеть. Откуси язык, но не брякни лишнего! «Ночной хозяин» своих не выдает. Либо даст кому надо на лапу и устроит верному слуге приговор полегче, либо обстряпает побег. А распустишь язык, начнешь закладывать подельников — тогда уж точно конец. Даже если за свою подлость и трусость выклянчишь послабление — все равно тебе не жить. У Жабьего Рыла руки длинные…