Свет мира - Халлдор Лакснесс

— Они подбирают даже собачье дерьмо, — продолжала Бродяжка Хатла, — кладут его в карман, а сами приговаривают: «Авось когда-нибудь да сгодится». Но сколько бы они ни копили, ни скряжничали, ни отказывали себе в самом необходимом, все равно они не сделаются богаче, чем мелкий воришка, промышляющий в рыбных сушильнях, не говоря уже о тех, кто крадет что попало на берегу.

— По-моему, ты немного преувеличиваешь, добрая женщина, — сказал юноша, выпрямляясь — у него уже заболела спина. — Во всяком случае, мне не верится, что человек может быть настолько скупым, что будет подбирать с дороги собачье дерьмо и набивать им карманы.

Женщина перестала полоть, посмотрела с удивлением на юношу и спросила:

— Откуда ты здесь взялся?

Она дала ему мешок постелить на землю под колени и показала, как надо выдергивать сорняки. Сперва она держалась с ним довольно холодно, так как не знала, что он за человек, но, когда он рассказал ей свою историю, она мало-помалу прониклась к нему сочувствием.

— Горемыка ты несчастный, — сказала она ему. — Уж лучше бы ты еще год пролежал на своем чердаке.

— Надеюсь, что со временем у меня все-таки появится какая-нибудь крыша над головой, — мужественно сказал он. — А постепенно я, может быть, приобрету и кое-какую одежду.

На это женщина ничего не ответила, и мысли юноши перенеслись ко всяким роскошным вещам, которые он надеялся со временем приобрести.

— А еще может случиться, — сказал он громко, — что где-то отыщется важный господин, который захочет позаботиться о человеке, попавшем в беду, и поможет одинокому юноше выйти в люди.

— Всякое бывает, — сказала женщина, взглянув не без жалости на юношу и продолжая полоть. — А только, — прибавила она, — говорят: кто ляжет спать с собакой, встанет с блохами.

— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать, — возразил скальд. — Разве мы с тобой говорили о собаках? Я сказал «важный господин». Неужели ты никогда не слышала о важных господах, про которых говорится в знаменитых книгах?

— Нет, — ответила она.

— Да что ты? — удивился он. — Вот странно. По-видимому, это был как раз один из тех печальных случаев, когда два человека решительно не понимают друг друга.

— Знаешь, мой мальчик, — сказала женщина после некоторого молчания, — я в жизни не очень-то много читала. Зато я жила в двенадцати приходах и родила девять человек детей. Может быть, об этом и забыли написать в книгах, но я могу сказать тебе, если ты никогда не слыхал об этом раньше, что детей моих, всех до одного, смешали с грязью, едва они появились на свет Божий. И я никогда не слыхивала про важных господ, о которых ты говоришь; может, они и есть, но только в книгах, а в наших краях про них ничего не известно. Важные господа, с которыми мне довелось познакомиться, все как один ценили пресмыкающихся негодяев гораздо больше, чем одиноких юношей, которым хочется выйти в люди. В мое время встречались старосты приходов и даже пасторы, — я думаю, что кое-кто из них жив еще и до сих пор, — которые жалели, что у нас в стране отменен Великий суд.

— Великий суд? А что это такое?

— Да, собственно, был только один Великий суд, по его приговору людей топили в реке Эхсарау.

— Какое счастье, что теперь с этим покончено, — сказал юноша.

— Покончено? — повторила Бродяжка Хатла. — Как бы не так! Думаешь, у нас человеческая жизнь дорого ценится?

— Кто ж виноват, что человек беден и не имеет дома? — спросил юноша. — Разве не Бог правит миром?

— Конечно, самое легкое всю вину взвалить на Бога, — ответила Бродяжка Хатла. — Но миром, в котором я прожила всю свою жизнь, правил кто угодно, только не Бог.

— Я слышал, как одна почтенная женщина говорила, что пока здесь был государственный советник, он всем помогал и людям жилось хорошо, — сказал скальд.

— Да, но государственный советник забыл об одном, — сказала Бродяжка Хатла. — Он забыл всех нас заколоть перед отъездом. Когда корова перестала давать молоко, он, вместо того чтобы заколоть ее, выгнал на мороз, а сам сбежал к королю в Данию вместе со своим миллионом и титулом государственного советника.

Глава шестая

Подобно большинству людей, оказавшихся в безвыходном положении и лишенных всякой надежды на счастье, скальд питал особую неприязнь ко всякого рода воззрениям, которые отнимают у человека последнюю надежду на счастье и заставляют его признаться, что он зашел в тупик. Скальд не обладал решительным, непримиримым и несгибаемым характером Бродяжки Хатлы, который помог ей, не сломившись, всю жизнь оставаться пессимисткой.

Наступил вечер, и Бродяжка Хатла ушла домой. Скальд стоит один посреди дороги под надзором Провидения, промокший до нитки, и уже жалеет, что на кухне у пастора съел слишком мало. Он дошел даже до того, что перестал ценить невероятное чудо, произошедшее с ним несколько дней тому назад, а ведь благодаря этому чуду он был посвящен в рыцари удивительного вертикального положения, которым человеческое бытие отвечает на земное притяжение; скальд смотрит в небо и вопрошает того, кто совершил чудо:

— Если человека разрубят на куски и засолят в бочке, что для него лучше — чтобы его воскресили или оставили лежать в рассоле?

И Провидение ведет скальда так же, как оно водит всех людей, скальд бредет по поселку под ночным дождем, меж тем как все давно уже спят. Вскоре он оказывается на дороге между двумя домами. Он переводит взгляд с одного дома на другой, не зная, на что решиться, сердце его громко стучит, ему страшно, и он спрашивает себя:

— Быть или не быть?

В третий и в последний раз он должен выбрать между этими домами. В доме по одну сторону дороги его ждет постель, еще не остывшая после унесенного недавно бедняги; там, под сенью смерти, он может получить приют вместе с крупным землевладельцем Гисли и его товарищами, пока в одно прекрасное утро и его тоже не вынесут, куда положено. В доме по другую сторону дороги живет сама земная красота с ее волнующей округлостью, воплощенная в образе юной женщины, сама опасность настоящей жизни таится в ее чарующей улыбке, зовущей к страстной вечной борьбе, может быть, и к вечному несчастию, но зато в этом доме нет места понятию «смерть». И скальд сделал выбор: воспоминание о ее молодом крепком теле и о горячем женском взгляде, каким она посмотрела на него сегодня утром, победило, ему непреодолимо захотелось жить. Он постучал в дверь.

Он стучал долго, наконец в окне появился человек и сердито спросил, когда эти проклятые пьяницы перестанут барабанить по ночам в двери к порядочным людям. Это был отец девушки.

— Вегмей дома? — спросил скальд.

— Вегмей? Дома? Это ночью-то! А где ж ей, по-твоему, еще быть? Ты кто такой? Чего тебе надо?

Скальд объяснил, что хотел спросить у Вегмей, не будет ли она так добра и не разрешит ли ему у них переночевать.

— Напился в стельку, — решил отец девушки.

— Нет, — ответил скальд, — просто мне некуда деваться.

— Здесь тебе не ночлежка, — заявил отец девушки. — Катись к черту!

В ту же минуту в окне появилась заспанная девушка, она хотела узнать, что тут происходит. Оказалось, это вернулся ее тронутый, которого она угощала кофе с баранками.

— Ах, это опять ты! — воскликнула девушка. — Боже мой, мокрый, грязный как собака. Давай быстрей в кухню!

Входная дверь была не заперта, таков уж обычай бедняков, у них ведь нечего красть, поскольку все уже давно украдено. Скальд вошел в кухню. Девушка, зевая, вышла ему навстречу в стареньком, наспех надетом платье.

— Бедненький, ему же негде ночевать, — сказала девушка. — Отец, ему негде ночевать, ха-ха-ха! Давай пустим его к нам.

— Я целый день таскал камни и не собираюсь уступать свою постель первому встречному.

— Он может лечь в кухне на полу, — сказала она. Правда, вскоре оказалось, что гость слишком промок, чтобы спать на полу, к тому же и укрыть его было нечем, он мог схватить воспаление легких. Девушка быстро переменила решение и сказала:

— Придется положить тебя на мою постель. Она втолкнула его в комнату, где все семейство наслаждалось такой изысканной роскошью, как чистая совесть, благодаря которой сон бывает особенно крепок.

— Вот моя постель, — сказала девушка. — Ложись быстро да укутайся потеплее, чтобы не простыть.

Одни люди богаты, другие очень бедны. Но девушка из дома у дороги владела тем истинным богатством, которое ни один вор не смог бы у нее похитить, даже если бы обчистил весь дом. Скальд умылся и забрался под одеяло к двум теплым от сна ребятишкам, лежавшим в ногах кровати, а девушка схватила тонкое одеяльце, пожелала скальду спокойной ночи и ушла в кухню, притворив за собой дверь. Он натянул одеяло до самого подбородка, никогда в жизни он еще не спал в такой мягкой постели. Со всех сторон слышалось равномерное посапывание. Летний дождь тихо и мирно стучал по крыше, юноша быстро согрелся, все невзгоды исчезли, никто не может так остро ощущать счастье, как человек, у которого нет своего дома. Уже засыпая, он восхищался этой благородной девушкой, которая среди ночи уступила свою постель чужому человеку. Чего стоил бы мир, в котором мы живем, не будь в нем таких богатых и великодушных людей?