Полюбить Ареса (СИ) - Дженкинз Елена

— К-куда? Надолго?

— Лет на пять, а может больше. Пока точно не знаю. Терехов дает мне место в американском филиале. — Тон его голоса был сухим и безразличным, как будто они обсуждали погоду.

Сане казалось, что она проглотила колючку, и та застряла в глотке.

— Поздравляю, — с трудом выговорила. — Я была уверена, что все у тебя получится. 1cb9937

Голова закружилась, от шока умолкли и сердце, и разум, и больше не было сил терпеть тепло его рук. Еще мгновение — и она просто-напросто умрет.

— Без тебя ничего этого не было бы, — сказал он, на этот раз благодарно, но в сердце отпечатались только два слова: «Без тебя».

Без него…

Мир внутри перевернулся. Песня закончилась, и нужно было сдвинуться с места, но Саня не могла. К счастью, увидела взволнованное лицо Насти, и это привело в чувства; получилось улыбнуться, игриво поклониться гостям и спешно уйти, чтобы не портить праздник. Бегом, туда, в дом… чтобы вдохнуть и не чувствовать страшного, леденящего опустошения.

— Саша!

Окрик Ареса заставил резко захлопнуть за собой дверь первой попавшейся комнаты, отступить и прислониться затылком к холоду крашеной стены.

«Я не люблю его, не люблю!» — в ужасе повторяла она, зажмурившись.

Но становилось только хуже. Потому что врала себе и знала, что врала.

Глава 14

Дверь распахнулась, и в комнату вошел обеспокоенный Стас.

— Саша, тебе плохо, я же вижу. — Он приблизился и притянул ее к себе, обнимая. — Ты дрожишь… Ты заболела.

Она рассмеялась, с какой-то чужой ноткой злости в голосе, и слезы полились по щекам.

— Когда ты уезжаешь? — спросила хриплым шепотом.

— Утром… Вызвать врача?

— Утром?! Это же почти уже сейчас!

Она так много хотела ему сказать, но хорошо помнила, как просила когда-то не трогать ее, а он обещал не подрезать ей крылья. Теперь пришла ее очередь отпустить его, позволить взлететь, поэтому она молчала, да и не было сил говорить. Только вымучила:

— Я… буду по тебе очень скучать.

В глазах Стаса промелькнул осколок острого сожаления, и он погладил ее по волосам, как ребенка.

— Ну-ну, светлая моя, не расстраивайся. Поплачешь в подушку два дня и вернешься к расписанию. У тебя ведь вся жизнь по сценарию. Хоть «Оскара» давай.

— Мы можем звонить друг другу, — с надеждой предложила она, прислонившись щекой к его белой рубашке.

— Не нужно. Если я увижу тебя или услышу голос, то все брошу и помчусь в Москву, чтобы проверить твой график и отогнать поклонников… Саша… Ты мой самый близкий человек, хочу, чтобы ты это знала. Если у меня все получится, то я вернусь. Буду нянчить твоих детей и слушать нытье Владимира.

И в этот момент в Сане что-то надломилось — тот панцирь, которым она покрыла когда-то свое сердце, отгородившись от Стаса. Хотелось умолять его остаться, но это желание было настолько эгоистичным, что так и не сорвалось с языка, оставив горечь во рту.

Давным-давно глупая девочка Санька сказала своему телохранителю, что всему свой час — и любви, и делу. Сейчас было время Стаса строить будущее, и она не имела права тащить его назад. Ему выпал шанс начать новую жизнь, впервые пойти той дорогой, которую выбрал сам.

— Да, все правильно. — Ее била мелкая дрожь, и внутри, и снаружи. — Счастливого тебе пути, Арес.

Она развернулась и в отчаянии потянула за ручку, ища выход из душевной темноты, но Стас, грубо выругавшись, рванулся вперед и захлопнул дверь предплечьем, касаясь грудью полуголой спины Сани.

— Ну зачем ты так? — с упреком спросил он. — Если не хочешь, чтобы я уезжал, только скажи. Я останусь в Москве, буду и дальше ходить за тобой тенью. Ты ко мне привыкла, это нормально… Саша… Я тебе слишком многим обязан, попроси — и я никуда не поеду.

Она не смела к нему повернуться. Одно слово — и начнет рыдать, упадет на колени.

В Сане умещалось много недостатков, но она никогда не была неблагодарной. Стас отдал ей год жизни, ограждая от опасности, помогая пройти через трудные времена; без него дело Василевского рассыпалось бы, тот успел бы улететь за границу, и кто знает, сколько проблем он создал бы в будущем их семье.

Саня для начала могла хотя бы сказать «спасибо» Аресу. Но слов не хватало, губы дрожали, и несколько мучительно долгих мгновений не получалось вымолвить ни звука. И толку, что училась прощаться?

— Ты молодец, удачи тебе в Штатах, — наконец произнесла она, остро чувствуя, как его пальцы осторожно скользят по ее плечу. — Но я бы хотела попрощаться с тобой… так, чтобы ты понял, насколько я тебе благодарна за все. Мы друг другу больше ничего не должны, но… давай расстанемся с чувством… с чувством света, которое нас всегда связывало… — Голос сорвался, а Саня медленно спустила бретельку платья непослушными холодными пальцами. Первый раз в жизни она открыто умоляла мужчину о ласке. Навязывалась, унижая себя. Трезвая, и не оправдаться алкоголем… Но ей было все равно, она не могла его отпустить вот так, как будто они чужие.

Она всем телом ощутила, как напрягся Стас, как застыли его руки, окаменели мышцы. Резкий вдох-выдох, и он развернул ее лицом к себе, провел ладонями вдоль щек, стирая влагу, глядя в глаза и все еще не веря. У него был взгляд обреченного человека, который больше себе не принадлежит, его пальцы подрагивали, и Саня прошептала, сдерживая мучительный стон:

— Прикоснись ко мне… так, как хотел когда-то.

С этим она, не глядя, нащупала дверной замок и провернула его, отрезая их двоих от остального мира.

Ее шепот, аромат летнего сада… «Прикоснись ко мне». Неужели это она просит? В голове ни одной связной мысли, а в бездонных глазах Саши — привычная серьезность… и вызов, такой непривычный. Кожа нежная, атласная, и нет сил не трогать ее.

— Светлая моя, я ведь не железный.

Но Саша и не сопротивляется. Теперь, когда их уже ничего не связывает, она хочет попрощаться по-взрослому, дать ему немного кислорода, которого не хватало целый год. И он не способен устоять.

На ней очень сексуальное платье. Нет, не так. Что бы она ни надела, всегда — чистая женственность, которая пробуждает самые порочные мысли и чувство собственника, желание владеть ею — и подчиниться, когда она просит…

Взгляд скользнул по голому плечу, с которого она спустила бретельку. Какой совершенный изгиб, как у его мечты. Стас, едва дыша, провел пальцами вниз по ее руке и дальше, пока не добрался до края платья над коленом. Просунул ладонь под гладкую ткань и медленно стянул вверх, обнажая стройное бедро, которое знал по очертаниям наизусть.

Стас не мог говорить, не было слов, чтобы выразить чувства; он только смотрел Саше в глаза, чтобы она все прочитала сама.

Она вздохнула тихо, приоткрыв вишневые губы, и Стаса унесло. В новой реальности была только она, а мир вокруг — неясный фон, карандашный набросок. Везде свет, яркий, ослепляющий.

Он приподнял ее, прижимая к двери, и провел языком вдоль теплой шеи. Светлая обняла его ногами и руками — и поцеловала яростно, страстно, покусывая его губы и всасывая в рот его язык. Они целовались, как в сумасшедшем запое, и так нестерпимо жгло в груди, что хотелось заорать.

Саша льнула к нему и до одури возбуждающе выгибалась, лишая остатков разума. Она нетерпеливо стянула с него галстук, пока он нес ее… куда-то. Стас не мог даже толком оглядеться, чтобы понять, в какой они комнате, какая здесь мебель. На это просто не было времени: если он не возьмет Сашу прямо сейчас, то свихнется. Кислород через пару вдохов закончится.

Он уложил ее на массивный стол, смахнув гору коробок, отщелкнул пряжку ремня и застыл, пытаясь выровнять дыхание. Саша тут же поднялась и принялась расстегивать его рубашку, с силой дергая ткань, но пуговицы не поддавались, и светлая впилась ртом в его шею, как вампирша. Он хрипло застонал и запутал пальцы в ее густых шелковистых волосах, освобождая от заколок. Сколько раз он хотел вот так распустить ей волосы, ощутить их мягкость…