Искатель, 1998 №7 - Даниэль Мусеевич Клугер

— полная чепуха, не знаю, откуда журналист взял это. Корн был спортивным парнем, молодым. Между прочим, порядочным лентяем, так что относительно переутомления — тоже вранье. Конечно, нехорошо так говорить о бедном парне, но ничего не поделаешь. Вообще-то он мне нравился. Потому я и не обращал внимания на его лень… Ах, чертова книга! — выругался вдруг он и с досадой ударил кулаком по собственной ладони.

— Господи, Давид, — Штан откровенно зевнул. — Надеюсь, ты пришел ко мне не по поводу бреда о древнем проклятии? Кстати, в чем оно заключается? Корреспондент, пытаясь об этом рассказать, сам запутался.

Давид промычал что-то неопределенное.

— Очень содержательное объяснение, благодарю, — Натаниэль любезно улыбнулся. — Будем учитывать его в дальнейших наших рассуждениях… Медики сказали, что никаких следов насильственной смерти они не обнаружили. Следовательно, никакого преступления не было. Нельзя же требовать от полиции, чтобы она расследовала каждый сердечный приступ. — Розовски посмотрел на часы. — Сейчас должен подойти мой помощник, у нас тут намечается нечто вроде небольшого совещания, не обижайся. Так что давай-ка я сварю еще по чашечке кофе, мы с тобой выпьем по рюмке коньяку, и ты поедешь к себе домой. И выбросишь из головы мистическую чушь. Договорились? — Натаниэль поднялся из кресла и направился было в кухню, но следующие слова Гофмана остановили его.

— Это не смерть от сердечного приступа, — медленно произнес Давид. — И не мистическая чушь. Это убийство.

— М-м-м… — неопределенно промычал Розовски. — Знаешь, я все-таки сварю еще кофе, а вот потом…

Вернувшись из кухни и поставив поднос с дымящимися чашками на столик, Натаниэль снова сел в кресло и сосредоточенно посмотрел на друга. Конечно, Гофман не шутил. И, конечно, Розовски сразу понял, что у Давида есть свои — и серьезные — соображения насчет происшедшего. Натаниэль хорошо знал своего друга, а если и валял сейчас дурака в разговоре с ним, то просто от усталости.

— Вот что, — сказал Натаниэль. — Это очень и очень серьезное обвинение. Даже при твоей сегодняшней, вполне естественной, нервозности, бросаться им не стоит. У тебя есть основания считать, что это именно убийство?

— Есть, — твердо ответил Давид. — Более того — я знаю, кто преступник.

— Это интересно… — Натаниэль глубоко затянулся сигаретой, с сожалением посмотрел на нее и положил в пепельницу. — Шестой раз даю себе слово бросить курить… Ты заявил об этом полиции?

Гофман покачал головой.

— Бессмысленно, — сказал он. — Они посчитали бы меня сумасшедшим.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что ты тоже сочтешь меня сумасшедшим, едва я назову тебе имя убийцы. Разница лишь в том, что тебя я надеюсь убедить… Других мне убедить не удастся. К сожалению, я в этом уверен. А ты, я надеюсь, поможешь мне.

— Каким образом? Ты хочешь, чтобы я взял его на горячем? — Натаниэль прищурился. — По закону о частном сыске я не имею права на арест или задержание подозреваемого, это дело полиции. Впрочем, давай попробуем. Называй имя. Итак, кто он?

— Не так все просто. — Давид, словно в ознобе, потер руки. — Не так все просто… Господи, какую чушь я сейчас сказал! Не просто? Да это практически невозможно! Ты не можешь его арестовать. И не только потому, что это нарушение закона. Точно так же этого не может сделать полиция — даже если представить на миг, что полицейские мне поверят.

— Почему же? — Розовски нахмурился. — Что значит — невозможно арестовать? Нет доказательств?

Давид покачал головой.

— Нет преступника, — сказал он.

Розовски фыркнул.

— Извини, Давид, но, в таком случае, я вообще перестаю понимать, чего ты хочешь. Если нет преступника, то нет и преступления. Именно так считают в полиции, если не ошибаюсь. Я, кстати, считаю точно так же. Чего же в таком случае ты требуешь от меня?

Давид Гофман несколько раз вздохнул, зажмурился. Открыл глаза и внимательно посмотрел в глаза своему старому другу.

— Я неправильно выразился, — сказал он. — Преступника нет здесь и сейчас. Но я знаю его. Я знаю, как его зовут и где он жил.

— Где же?

— В Цфате, — спокойным голосом сказал Гофман.

— В Цфате? — Натаниэль покачал головой. — Очаровательное место. Вообще, мне нравится Галилея. Жаль, что я так привык к нашему сумасшедшему Тель-Авиву. Кстати, там сейчас мама гостит, у родственников, я ее неделю назад туда отвозил. Конечно, я бы с удовольствием съездил еще раз, но…

— Ты не понял, — сказал Гофман. — Я говорю совсем о другом Цфа-те. В том Цфате ты еще не был. И не мог быть. И вряд ли тебе удастся туда съездить.

— Другом Цфате?

— Да, потому что убийца моего лаборанта умер триста восемь лет назад. Его звали Давид Сеньор, он был раввином и каббалистом и жил в Цфате в тысяча шестьсот восемьдесят шестом году.

После этих слов Гофман одним глотком выпил успевший остыть кофе и удовлетворенно уселся в кресло.

— Я-то думал, что это корреспондент перегрелся на солнце. Или перебрал. А дело вовсе не в корреспонденте. Что ж, при случае непременно извинюсь перед ним за необоснованное подозрение, — сказал Розовски после продолжительной паузы.

Гофман наблюдал за ним с легкой усмешкой. Казалось, сказав главное, Давид мгновенно успокоился.

Впрочем, изумление Натаниэля было не столь сильным и не столь продолжительным, как, видимо, ожидал Давид. После еще одной, вполне естественной, паузы Розовски в свою очередь улыбнулся — с несколько неопределенным выражением — и неторопливо произнес:

— Можешь мне не верить, но, честно тебе скажу: я ожидал чего-то подобного. Только, пожалуйста, не зачисляй это ощущение по разряду какой-то мистики. Просто экспресс-анализ сказанного… — Он вздохнул. — Ладно, Давид, рассказывай, слушаю тебя. Не думаю, что имя предполагаемого преступника и время его жизни — это вся информация, которую ты собирался мне сообщить.

— Ты прав, — Гофман кивнул. — Конечно, я пришел к этому выводу по причинам, на мой взгляд, достаточно веским. — Он заглянул в пачку сигарет, лежавшую на столе. — У тебя больше нет сигарет?

— Я же сказал — пытаюсь бросить курить, — хмуро ответил Розовски. — Пытаюсь — и только. Без всякого успеха, так что… Сигареты возле телефона, на тумбочке.

Давид Гофман поднялся с места, неторопливо прошелся по комнате. Видно было, что он не столько хотел курить, сколько собраться с мыслями. Так же медленно он распечатал новую пачку, вытащил сигарету и только после первой затяжки повернулся к детективу.

— Итак? — повторил Розовски.

— Итак, для начала я попробую связно изложить суть дела… — Он откашлялся. — История с проклятьем Давида Сеньора достаточно хорошо известна среди историков, занимающихся средневековой каббалой, в частности, цфатскими каббалистами.

— Я не историк и не каббалист. Кто такой Давид Сеньор?

— Потомок знаменитой семьи испанских