Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена - В. Носков

Двуличен он! – Избави боже!

Напрасно поклепал глупца:

На этой откровенной роже

Нет и единого лица.

(П. А. Вяземский, 5)

…Я мстительным стихом

Не объявлю об имени твоем;

Язви меня, на вызов твой не выду,

Не раздражишь молчания певца, —

Хочу скорей я претерпеть обиду,

Чем в честь пустить безвестного глупца.

(П. А. Вяземский, 13)

Льстить любят многие; хвалить умеет редкой.

Не в меру похвала опасней брани едкой.

(П. А. Вяземский, 14)

…Соревнованья жар источник дел высоких,

Но ревность – яд ума и страсть сердец жестоких.

(П. А. Вяземский, 16)

…Поэты не краснеют за собрата, обольщенного приманками власти, но не развращенного ими. (П. А. Вяземский, 31)

…Легче превзойти гениев в забвении всех приличий, нежели в поэтическом достоинстве. (А. С. Пушкин, 17)

Одна из причин жадности, с которой читаем записки великих людей, – наше самолюбие: мы рады, ежели сходствуем с замечательным человеком чем бы то ни было, мнениями, чувствами, привычками – даже слабостями и пороками. Вероятно, больше сходства нашли бы мы с мнениями, привычками и слабостями людей вовсе ничтожных, если б они оставляли нам свои признания. (А. С. Пушкин, 19)

Есть высшая смелость: смелость изобретения, создания, где план обширный объемлется творческой мыслью… (А. С. Пушкин, 19)

Я заметил, что самое неосновательное суждение, глупое ругательство получает вес от волшебного влияния типографии. Нам все еще печатный лист кажется святым. Мы все думаем: как может это быть глупо или несправедливо? ведь это напечатано! (А. С. Пушкин, 21)

Что же и составляет величие человека, как не мысль? Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек: в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом. (А. С. Пушкин, 23, О цензуре)

Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок – не так, как вы, – иначе. (А. С. Пушкин, 34)

Но льстецы не разбирают, а лобызают все, что им ни выставишь!.. (О. И. Сенковский, 7)

…Проныры, верные спутники и подпоры знаменитости, по которой ползают они, как черви на капусте, которую гложут и желали бы видеть всегда покрытою новыми листьями славы, чтоб опять глодать их… (О. И. Сенковский, 7)

Я забыл сказать ему, чтоб он человеческую славу продавал при свечах; при дневном свете на ней приметно множество пятен. (О. И. Сенковский, 11, Аукцион)

Чего-то лучшего душа моя ждала:

Хвалы друзей – еще не слава!

(Н. М. Языков, 1)

Счастливец, кто века судьбой управляет,

В душе неразгаданной думы тая,

Он сеет для жатвы, но жать не сбирает:

Народов признанье ему не хвала,

Народов проклятья ему не упреки:

Векам завещает он замысл глубокий;

По смерти бессмертного зреют дела.

(Д. В. Веневитинов, 7)

Невозможно человеку, находящемуся еще в области плотского мудрования, не получившему духовного воззрения на падшее человеческое естество, не давать некоторой цены делам своим и не признавать за собою некоторого достоинства, сколько бы такой человек ни произносил смиренных слов и как бы он ни казался смиренным по наружности. (Игнатий, 1, О отшельнической жизни)

Смирение надеется на Бога – не на себя и не на человеков, и потому оно в поведении своем просто, прямо, твердо, величественно. Слепотствующие сыны мира называют это гордостью. (Игнатий, 1, О истинном и ложном смиренномудрии)

Сколько и ныне поклоняющихся для получения земных преимуществ! Те, которым они поклоняются, похваляют их смирение.

Будь внимателен, наблюдай, поклоняющийся тебе поклоняется ли из уважения к человеку, из чувства любви и смирения? Или же его поклон только потешает твою гордость, выманивает у тебя какую-нибудь выгоду временную.

Нельзя, да и не нужно всем выступать на первый план; делай каждый свое в своем кругу, – дело везде найдется, а после работы спокойно заснешь, когда придет время последнего отдыха. Наша жажда видных и громких общественных положений показывает великое несовершеннолетие наше, отчасти неуважение к самому себе, которые приводят человека в зависимость от внешней обстановки. (А. И. Герцен, 1, 2, 4)

…Интеграл, взятый от тридцати мильонов бесконечно малых бонапартиков, поневоле должен быть Наполеоном. (А. И. Герцен, 5, 1)

Пока – человек готов принять всякое звание, но к званию человека не привык. На слово человек откликаются только наши слуги. (А. И. Герцен, 6, 3)

Чем более влияние лица, тем более вырезывается печать индивидуальности частной, тем труднее разобрать в ней черты родовой индивидуальности, а наука-то и есть родовое мышление; потому она и принадлежит каждому, что она не принадлежит никому. (А. И. Герцен, 8, 4)

Аристократия образованности, знания несравненно оскорбительнее аристократии крови: она не основана на непосредственности, на темной вере, а на сознательном превосходстве, на гордом пренебрежении масс… (А. И. Герцен, 8, 5)

…Честь и хвала тому первому, в котором воплощается дух времени и которым он передается; двойная хвала, если он сознает себя только органом духа времени, а не личностью, стремящейся подавить собою современников! (А. И. Герцен, 8, 7)

Жить своею жизнию в среде неприязненной и пошлой, гнетущей и безвыходной могут очень немногие. Иной раз дух не вынесет, иной раз тело сломится. (А. И. Герцен, 9, 3, 20)

Быть признанным людьми одного образа мнения, иметь на них влияние, видеть их любовь – желает каждый, отдавшийся душою и телом своим убеждениям, живший ими; но наружных знаков симпатии и уважения я не желал бы принимать: они разрушают равенство и, следовательно, свободу; да, сверх того, в этом отношении нам никак не догнать ни архиереев, ни начальников департаментов, ни полковых командиров. (А. И. Герцен, 9, 5, 36)

В мире ничего нет великого, поэтического, что бы могло выдержать не глупый, да и не умный взгляд, взгляд обыденной, жизненной мудрости. Это-то французы и выразили так метко пословицей, что «для камердинера – нет великого человека».

«Попадись нищему лошадь, – как говорит народ… – он на ней и ускачет к черту…»

Виноват ли гений, что он выше толпы, виновата ли толпа, что она его не понимает? (А. И. Герцен, 12, Consolatio)

С трудом читая по складам,

Хотят читать между строками

И, что сказать хотели б сами,

То придают чужим строкам.

(А. Н. Майков, 6)

МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ

…Прекрасный пол меня лишь бесит,

Амур – без перьев – нетопырь.

(Г. Р. Державин, 14)

Если мужчина не развращен вовсе, то к презрительной женщине долго привязан быть не может. (Д. И. Фонвизин, 6, Ответ Стародума Софье)

Обыкновенно цена здоровья ощущается после болезни; равномерно несогласия любящих делают примирение приятнейшим. (Д. И. Фонвизин, 6, Ответ Стародума Софье)

Природу одолеть превыше наших сил:

Смиримся же пред ней, не умствуя нимало.

«Зачем ты льнешь?» – Магнит Железу говорил.

«Зачем влечешь меня?» – Железо отвечало.

(И. И. Дмитриев, 3)

Ты б лучше быть могла; но лучше так, как есть.

(И. И. Дмитриев, 14)

…В любви разлука нам опаснее всего!

(В. Л. Пушкин, 2)

Я правду говорю: любимой нежно быть

Здесь средство лишь одно – умей сама любить!

(В. Л. Пушкин, 7)

…Пригожая женщина всякую ложь может сделать истиной… (И. А. Крылов, 1, 36)

В нынешнем просвещенном веке вкус во всем доходит до совершенства, и женщина большого света сравнена с голландским сыром, который только тогда хорош, когда он подпорчен. (И. А. Крылов, 4)

Женщине очень приятно видеть, когда мужчина лет под сорок рассуждает так забавно, как пятнадцатилетняя девушка, и такою прекрасною уловкою скрадывает у себя лет двадцать. Скажите мне, друзья мои, не первая ли должность мужчины нравиться женщине? (И. А. Крылов, 4)

…Чтоб женщине любезным быть,

Ты знаешь, нам не книги нужны.

(И. А. Крылов, 6)

Наглость, готовая, как говорится, на нож и огонь, часто цепенеет пред одним взором целомудренной женщины. (Ф. Н. Глинка, 6, 3, Мысли)

Никто не лишал тебя способности усыплять сердце свое посредством сладостных мечтаний. Спи же, любовник, спи от вечера до утра, от утра до вечера, и – к наказанию твоей каменной Лауры – ты, верно, когда-нибудь проснешься с прежним спокойствием, с прежним равнодушием, ибо сон, успокаивая страсти, истребляет даже их вредное начало. (К. Н. Батюшков, 15)