#Zолушка в постель - Анна Веммер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я замираю, и все внутри сжимается даже не от представившейся картины, а просто от смысла этих слов. В сравнении с этим все мои жуткие ночи возле отца представляются прямо-таки курортными.
– Я не знала. Извини.
– Да бывает. Дерьмо случается, и почему-то оно случилось с Криськой. Ее редко уже накрывает, но все равно нет-нет и прилетит. Недельку посидит на таблетках, потом очухается, и снова наша родная стервозина вернулась.
– У вас сложная семья, – задумчиво произношу я.
Серж пожимает плечами.
– Но не плохая. Я думала, знаешь, вы как из сказки. Богатые, красивые, на дорогих машинах, в шикарных ресторанах, а значит, и дома у вас все шикарно. Разве может быть несчастным человек, которому доступны путешествия? Или целый дом в сосновом бору. А оказывается, деньги главных проблем не решают и все равно придется разбираться со всем самой.
– Поздравляю, Калинина, – усмехается Серж, – ты только что поняла, как сильно вляпалась.
Он методично уничтожает остатки мяса, а я пью чай, смотрю на темный и слегка пугающий лес. Затем начинаю прибираться. К удивлению, Серж мне помогает: чистит и уносит тяжеленный мангал, складывает стол, и через полчаса площадка выглядит так, словно никаких шашлыков на ней и не было.
В кухне я складываю посуду в раковину и приступаю к мытью. Серж странно смотрит на это дело:
– Оставь, с утра Марина помоет.
– Не надо на ночь.
– Ну хоть посудомойку загрузи.
Я кошусь на ряды шкафчиков. Про посудомойку я даже не подумала, а ведь в доме Крестовских она просто обязана быть. Вот только незадача: я понятия не имею, как она работает.
– А ты знаешь, как ее включать? – спрашиваю Сержа.
Тот растерянно чешет затылок. Я смеюсь, потому что в этом своем незнании бытовых нюансов он очень забавный.
– Забей. Это несложно и даже успокаивает. Иди спи, я вымою.
– А потом прилетит фея, оденет Золушку в хрустальные туфельки и увезет на бал к принцу, – усмехается он.
– В этой сказке на бал придется отпрашиваться у злой мачехи… то есть злого опекуна.
И что-то мне подсказывает: не пустит. Чем ближе выходные, тем ненадежнее и тупее кажется план просто отпроситься. Ладно, как-нибудь… не запрет же он меня в доме.
Когда я заканчиваю, стрелки часов едва приближаются к полуночи. А казалось, мы сидели очень долго. Но благодаря тому что после глинтвейна я проспала несколько часов в весьма уютных объятиях, сна нет ни в одном глазу. Поэтому я сначала решаю набрать ванну и почитать, а потом обнаруживаю, что ноги сами несут меня в библиотеку.
Лунный свет касается стройных рядов корешков. Абсолютная тишина, нарушаемая лишь моими шагами.
Теперь понятно, почему сюда никто не заходит. У меня сердце сжимается от жалости. Бедные дети… Если Крис была маленькая, но уже читала для школы, значит, ей было от шести до десяти – я сама читала сказки еще до того, как пошла в школу. Алексу было не больше семи-восьми, а вероятнее, четыре, Сереге десять, а Игорю – уже восемнадцать. Отец наверняка постоянно был в работе. Неудивительно, что старшему брату достались все последствия эгоистичного поступка матери. Почему женщина может так поступить с четырьмя детьми? Не плохими ведь, самыми обычными детьми, которым наверняка нужна была мама.
Мне кажется, я здесь лишняя. Совершенно чужой человек, не знающий истории этих книг, мыслей, с которыми их хозяйка перелистывала страницы. Я пытаюсь представить себе жуткую картину, которая открылась Крис, но не могу и ежусь от жуткого ощущения. Нет, призраков я не боюсь и в них не верю. Но знаю, как сильно могут бить воспоминания. К счастью, вспоминая родителей, я знаю, что они меня любили. И не хотели оставлять одну, но судьба порой распоряжается нашими жизнями очень жестоко.
Я плохо помню, как умерла мама, папа все делал сам. Мне он лишь сказал, что маме стало плохо с сердцем по дороге с работы. Мама… просто ушла и не вернулась. Осознание, что больше никто не приготовит нам завтрак в выходные, пришло далеко не сразу.
Даже представить сложно, что чувствует сейчас Крис.
Я наугад беру с полки какую-то книгу. Это Жюль Верн. Удивительное издание, потрясающее качество. Тяжелые мелованные страницы, переплет или кожаный, или «под кожу», золотой обрез, тиснение. Такая книга, должно быть, стоит несколько тысяч рублей, а то и больше.
На форзаце размашистым почерком надпись: «Я вернусь так скоро, как смогу, не скучайте и звоните с Игорешкой мне каждый день. Люблю вас, Олег».
Смущаюсь, словно влезла в чужую личную переписку, и беру книгу с другой полки. Высоцкий – собрание стихов. Темно-зеленая книга в тканевом переплете, с иллюстрациями и все тем же тиснением. Тяжелая, я едва держу ее в руках. На форзаце очередная запись: «Вряд ли ты когда-нибудь меня простишь. Но книги – единственные подарки, от которых ты никогда не могла отказаться».
Все, хватит. Ни к одному изданию здесь я больше не притронусь. Вот так открывать книгу за книгой, читать чужую историю и легким словом решать, что выбросить, а что раздать на сайте «ОтдамДаром»? Нет, это не для меня, пусть сами разбираются со своими демонами. Я чужих тревожить не намерена.
Я направляюсь к выходу из библиотеки и вдруг понимаю, что возле окна в кресле кто-то сидит.
Мне кажется, что от страха я сейчас заору и перебужу весь дом, и лишь быстрое осознание того, что сидящий человек – Игорь, заставляет заткнуться. Хотя сердце все равно до тошноты сильно бьется в груди.
Игорь сидит в кресле, потягивая что-то из хрустального бокала, глобус-бар открыт, и в нем в слабом лунном свете виднеются горлышки бутылок.
– Ищешь, что почитать на ночь? Эротика в дальнем стеллаже.
Я закатываю глаза:
– Нет уж, развлекайся в одиночестве, я иду спать.
– Когда планируешь заняться этим? – Он кивает в сторону книг.
– Я не буду ее разбирать, Игорь, – качаю головой. – Это не моя история, я не имею права ее трогать. И не моя трагедия.
– Значит, – мрачно отвечает он, – в этом доме будет закрытая комната. Как раз таки потому, что все, что ты перечислила, – наше.
Он вдруг поднимается и уходит, хотя я готовлюсь к очередному противостоянию или чему-то похуже. Уже у дверей Игорь, не оборачиваясь, говорит:
– Я просил тебя не о работе, а о помощи. Это разные вещи.
Я глотаю все идиотские замечания о том, что о помощи просят иначе и что после всех слов Игоря я не помогать должна,
