Тевтонский орден. Крах крестового нашествия на Русь - С. Шумов

Незадолго до своей смерти Фридрих-Вильгельм отдал приказ, чтобы город Стендаль, бывший еще в развалинах, принял в свои стены колонию вальденцев. Он принял под свое покровительство этот несчастный маленький народец, этих предков всех страдальцев за реформацию, и написать в их защиту делающие ему честь письма к савойскому герцогу Карлу-Эмануилу и королю Людовику XIV. Ему удалось даже спасти их на время от неистовств крестового похода и от попечения «конгрегации для распространения истинной веры», участники и участницы которой отдались набожной миссии — покупать за деньги обращение бедных горцев. Но после отмены Нантскаго эдикта, пример, поданный величайшим государем Европы, перевесил у герцога савойского влияние жившего так далеко бранденбургского курфюрста. Он метнул в вальденцев свирепым указом, повлекшим за собой безжалостную войну, где три тысячи человек было перерезано, и две тысячи детей отнято у семей. Десять тысяч вальденцев были взяты в плен. Все, чего могли добиться протестантские державы, было изгнание этих несчастных, половина которых успела уже погибнуть в ужасных тюрьмах, когда, наконец, явились герцогские войска с тем, чтобы вывести за границу оставшихся в живых. Их препроводили в Швейцарию. Великий Курфюрст отправил туда комиссаров с предложением им убежища в Пруссии. Изгнанники согласились и прибыли в Бранденеург, где их принял уже Фридрих I. Но жители Бранденбурга оказались не так гостеприимны, как их государь: вальденцев радушно встретили в Шпандау, но очень плохо приняли в Стендале и Бурге. Ничего не было приготовлено для их приема. Пришлось разместить их по домам жителей, но те отвели им чердаки и сараи и, несмотря на суровую зиму, не подпускали к очагу даже больных и женщин, кормивших грудью. Стоны несчастных донеслись до ушей курфюрста, но он не сумел найти средства устроить их участь и был очень счастлив уже тем, что мог помочь им возвратиться на родину после того, как герцог савойский, поссорившись с Людовиком XIV, дал вальденцам амнистию. Его доброта выказалась в заботливости, с какою он стремился облегчить им далекий путь; он даже выслал им денег на родину, услыхав, что они нашли там дома свои разоренными и жестоко терпели от сурового времени года. И французским колонистам не Фридрих I помешал вернуться на родину. Когда в Рисвике открылись переговоры о мире, эти изгнанники прониклись надеждой опять увидеть Францию, которой они не забыли. Им удалось возбудить к себе участие во всех государствах Европы, и Фридрих заступался за них с крайней настойчивостью, бесполезность которой он, конечно, предвидел. Его посланник в Париже хлопотал о них совместно с английским. На конгрессе представители протестантских государств сделали совокупное представление в пользу эмигрантов. Во всех протестантских странах в назначенный день было совершено особое торжественное богослужение, за которым молили Бога склонить к милосердию сердце Людовика XIV. Людовик отвечал, что его старые подданные могут вернуться во Францию только под условием торжественного присоединения к католической церкви. Жребий был брошен: гугеноты перестали смотреть на чужбину, как на место стоянки; из убежища она стала им родиной.

Не надо, однако, думать, чтобы Фридрих I только выселял или старался выселять колонистов на родину. Войны Людовика XIV доставили ему много новых поселенцев. Из выжженного, покоренного и силой обращенного в католицизм Пфальца толпы народа бежали искать себе нового отечества. Когда они обратились к Фридриху, то он встретил их просьбу с полной предупредительностью, ибо собирался вновь отстроить и заселить Магдебург. Великий Курфюрст не смог поднять этого города из запустение, в которое повергли его знаменитый пожар и резня, унесшие тридцать тысяч человек и оставившие на месте города только сто тридцать пустых рыбачьих хижин без утвари и без жителей. В Магдебург и пригласил Фридрих эмигрантов, обещав им при этом всяческие льготы. От распространил в Пфальц род рекламы, прославлявшей все удобства и прелести города. «Магдебург расположен, — говорит составитель этой афиши, написанной по-французски, — на обширной равнине, на берегу Эльбы, одной из прекраснейших и судоходнейших рек», и, играя этимологическим значением слова Магдебург, он прибавляет в стиле XVIII века: «Говорят, город получил свое название от Венеры и граций, ее прислужниц…». Как было устоять против подобных соблазнов? 1376 семейств, обнимавших собой 7000 человек, приехали в Магдебург и поселились в городе и его окрестностях. Между ними были ученые, богословы, юристы, ремесленники и земледельцы. Эти последние ввели культуру табака, которая стала источником богатства для страны, и с помощью всех этих переселенцев несчастному городу удалось вернуть себе часть своего прежнего благосостояния.

Между тем местные жители косо посматривали на этих иностранцев, которых осыпали привилегиями и которые теснили их в торговле и промышленности. Курфюрсту то и дело приходится объясняться со своими подданными и успокаивать их. То он увещевает их быть сострадательнее, если они не хотят, чтоб Господь Бог снова разгневался на их город; то он обстоятельно разъясняет им, что они ошибочно понимают свои интересы. Он даже издал в форме вопросов и ответов настоящий трактат о выгодах колонизации, где изложена вся программа Гогенцоллернов по этому вопросу. Вот несколько отрывков оттуда, в легком сокращении. «Полезно ли для стран и коренного их населения, чтобы их государи привлекали иностранцев известными льготами и вольностями?» — «Да, полезно, ибо опыт доказывает, что где больше жителей, там успешнее развивается и промышленность. Притом, нет ничего убедительнее примера несравненного героя, его курфюршеского высочества, славной памяти Фридриха-Вильгельма, который принял под свое всемилостивейшее покровительство французов, изгнанных из своей родины религиозными преследованиями, и ввел таким образом в стране всевозможные полезные производства. Его величество король прусский только последовал этому похвальному примеру, всемилостивейше приняв жителей города Мангейма и других мест, дотла разоренных французским нашествием.» — «Не могли ли бы сделать местные жители того же самого, что сделано новыми, если бы его величество даровал им подобные же льготы?» — «Это очень сомнительно, потому что за шестьдесят лет они ничего не сделали. Его величество еще тратит каждый год деньги на колонию. Приносить ли это какой-нибудь барыш?» — «Во времени своего прибытия в Магдебург до 1708 г. включительно пришедшие из Пфальца колонисты стоили в общем 114 462 талера. Между тем на покупку и на постройку домов они израсходовали, за вычетом пожалованных им ссуд и сделанных в их пользу сбавок в ценах, 102 846 талеров из денег, привезенных ими из Пфальца или заработанных трудом. Их табачные и шерстяные фабрики, даже если принять во внимание только самые важные из них, именно те, которые работают для вывоза за границу, привлекли в страну 667 395 талеров. Наконец, иностранцы на одно только свое иждивение истратили около 1 млн. талеров, и достаточно сравнить бюджет города за 1689 и за 1708 года, чтобы увидеть, возросли ли его доходы или уменьшились… А посему те, кто дурно относился до сих пор к бедным иностранцам, хорошо сделают, если прекратят свою вражду и, по христианскому милосердию, порадуются тому, что бедные люди могут зарабатывать, не в ущерб никому, кусочек хлеба. Засим, да соблаговолит Всевышний даровать равно старым и новых жителям сокровище своего благословения!» Так заканчивается молитвой этот бюджет, написанный в форме катехизиса. Из него видно, как мы и указывали, что Фридрих I очень хорошо умел считать, что участие Гогенцоллернов к гонимым не было вполне бескорыстно, и что христианское милосердие было в Пруссии очень выгодным, — хотя совершенно законным, — помещением капитала, которое приносило гораздо более, чем 100 на 100.

Чтобы получить доступ в Пруссию, не требовалось непременно быть гонимым. Когда в 1693 г. цюрихское и бернское правительства просили Фридриха обратить свое внимание на протестантских подданных с.-галленского аббата, которые жаловались на притеснение своего государя, то он отвечал, что охотно примет их, но что он будет также очень рад прибытию ремесленников из каких бы то ни было кантонов, «если только у них найдется сколько-нибудь денег». Он указывает, какого рода именно ремесленники ему нужны: в одних местах прядильщики, в других каменщики, в некоторых пунктах торговцы и земледельцы. Всем обещаны привилегии и льготы. Земледельцы должны будут купить себе земли, но им предложат выгодные условия; необходимо однако, чтобы у них было с собой по крайней мере по 200 талеров. Он охотно освободил бы их от такого требования, «если бы не такие тяжелые времена!» Зато об их семьях будут тщательно заботиться; король гарантирует детям бесплатное обучение ремеслам, а если между ними найдутся таланты, то он даже обещает им место в Иоахимстальской коллегии в Берлине и потом стипендию во Франкфуртском университете.