Грёзы о закате - Владимир Васильев

       - Спасибо, Сергеич. Благодарен вам.

       - Похож ты, Алесь, на нашего сына. Его в прошлом году на войне убили, - сказала с едва сдерживаемой душевной болью Любовь Александровна, и вытерла краешком платка глаза.

       - Примите мои соболезнования. Как в силу войду, помогу вам по хозяйству. Мне торопиться некуда. С работы, думаю, меня уволили. С женой расстался. Она меня тоже уволила.

       Алесь мрачно усмехнулся и подумал: "А какие наши годы?! Свет на Насте клином не сошёлся!" Где-то на периферии сознания возникло воспоминание о почерневших лицах товарищей, и тоскливо-горестно защемило в душе. Вспомнил, что те трое, суетившиеся вокруг его мёртвых товарищей, что-то искали. Обыскивали трупы! Ключи от машины искали, заразы! А почему лица Фёдора и Паши почернели. Отраву выпили! Может быть, те трое были им знакомы? Может быть, знакомые им что-то жуткое подсыпали в водку?

       - Сергеич, раз ты по моему следу шёл, ты должен был найти тела моих товарищей. На берегу реки. Там ещё машина их была.

       - Нет, Алесь, ни товарищей, ни машины не видел. А полз ты долго. Твой след точно, до реки меня довёл.

       - Ясно. Угнали машину. Убитых закопали. Теперь ищи ветра в поле. А как мне объясняться теперь? - Алесь тяжело вздохнул.

       Любовь Александровна встала с кровати.

       - Вы беседуйте, а я пойду, баньку протоплю. Обед-то давно в печи томится. Здесь в сундуке твои вещи, Алесь, и бельё, что берегла для сына. Ни разу так и не надёванное.

       - Спасибо ещё раз, Любовь Александровна! Премного вам благодарен! - Алесь взглянул на её руки. Судя по натруженным рукам этой женщины и участливому взору, именно её труды и заботы помогли оклематься от долгой болезни. Вздохнув, сказал: - Понимаю, доставил вам хлопот.

       Любовь Александровна улыбнулась печально, но улыбка не разгладила морщины вечной скорби на её лице.

       - Привычны мы.

       Её походка была лёгкой и стремительной, несмотря на возраст.

       Проводя взглядом женщину, Алесь спросил у Сергеича:

       - Не к спеху, конечно, но как-нибудь мне надо съездить в Череповец и забрать документы. Их без меня никто не найдёт. Дверь и замок хлипкие, так я додумался устроить тайник в полу. Так что мой паспорт и диплом до сих пор там, под доской лежат.

       Сергеич кивнул головой.

       - Съездим, конечно. Мне тоже надобно одно дело решить и должок востребовать, да на внуков взглянуть. Сперва, Алесь, сил наберись. Ослаб же.

       - Меня детский плач разбудил. То ваш внук или внучка плакала?

       - Мои внуки в Череповце. Из соседней деревни девочку приносили. Моя Люба - травница, и люди больше к ней, а не к фельдшеру идут. Ладно, Алесь, пойду-помогу жене. Ты покамесь полежи. За тобой попозже приду.

       Радость и необычайная легкость заполонила душу. "Ну и слава богу, все злоключения позади! А женам Паши и Фёдора объясню" - на этой мысли он споткнулся. Если женщины поймут, то ментам одного объяснения маловато будет. Потом махнул рукой: не виноват же в их смерти! Так чего ж переживать? Чтобы отвлечь себя от тревожных мыслей, связанных с неправедными правоохранительными органами, решил открыть сундук и взять бельё и камуфляж.

       Добрался до сундука, открыл крышку. Аккуратно сложенный постиранный камуфляж лежал сверху. Справа - бельё из тонкого батиста. "Вот тебе и крестьяне" - подумавши так, Алесь сунул руку в заветный кармашек. Мамин крестик, простенький, старенький, был на месте. "В конце концов, хватит его в кармане таскать. Куплю цепочку. Надеюсь, никому в голову не пришло искать тайник. Там же не только документы, но и деньги". Алесь, сидя на полу, вытащил верхнюю пару белья и камуфляж из сундука и прислонился спиной к стенке сундука. Что-то звякнуло в карманах камуфляжа. Алесь вытащил из внутреннего кармана горстку монет и оторопело уставился на них. Золотые номисмы, чёрт бы их побрал. Он закрыл глаза - и память его не подвела: последний "сон", что он помнил, был связан с размышлениями о том, что он обманул извергов. Весьма был рад тому, что закопал меч, оставленный ему извергами, а позже подарил тот меч Радиму. Меч, всего навсего, - меч. Но ножны таили в себе датчики и иную непонятную хрень, и их предназначение стало ему очевидным давным-давно: сигнализация и передача информации. Кому? Извергам. Зачем? Для отслеживания преступного элемента. Впрочем, он успокаивал свою душу, считая себя незначительным и не стоящим особого внимания человечком... Размышлял он об этом во дворе усадьбы Ведислава. Прежде, чем отправиться к волхву, он рассовал по карманам деньги: для подарков. Часть монет раздал, часть осталась. Этак-то он сидел и размышлял, и затем что-то произошло. Он потерял сознание и очнулся только сейчас. Надо полагать, изверги проявили милосердие и вернули его на то же место, с которого некогда изъяли его. Или же они его вновь подвергли наказанию? Но он же ничего или почти ничего не совершил в те былинные времена! А как они его нашли? Скорее всего, вшили в него какой-нибудь чип или иную более продвинутую дрянь. Для них такие штуки ничего, конечно, не стоят.

       Забыв о своей физической немощи, Алесь попытался резко встать - и тут же рухнул на пол. "Спокойствие, только спокойствие" - повторив дважды эту незабвенную фразу, он привстал на колени, и через мгновение его рука нащупала большой свёрток под бельём на дне сундука. Большой и довольно тяжёлый. Достал. Распаковал. Развернул "комби" серого цвета и начал извергать матерные словеса. Излив душу, он глядел на изобилие "роялей", оставленных ему извергами, среди которых красовался и новый меч в ножнах. Наказанием здесь не пахло. Воняло другим: соучастием в уму непостижимых преступлениях.

       Алесь сложил фигу и громко произнёс известный посыл со словом трёх звуков: фиг вам!

       Услышав шаги Сергеича, Алесь замотал "рояли" в комби и накрыл свёрток камуфляжем. "На редкость честный мужик! Даже не полюбопытствовал, что в моих вещах. В наши дни такие только в провинции" - за этой мыслью последовала иная, более тревожная.

       - Сергеич, - спросил он, как только его спаситель переступил порог светёлки, - Сегодня я, можно сказать, заново родился. Хочу знать точную дату моего рождения.

       - Изволь, сударь. Пятое июня тыща девятьсот шестого года.