Грёзы о закате - Владимир Васильев

       "Почему идеологам с запада иль, как ныне говорят, с заката позволительно вешать нам лапшу на уши в формах идеологии иль религии? Почему, в самом деле, и алтарь, и попа, да всё и всякого в церквях именуем на вражеской латыни? Неужто Пётр Великий всё это ввёл, учредив с латинским уклоном учебное заведение? Да, он на закат смотрел с открытым ртом. А как ещё может смотреть на закат самый русский самодур из всех русских самодуров, кому всякие лефорты на мозги капают? Неужто эти слова ввёл в обиход архитектор Фиорованти, построивший храмы в Кремле? А н-нет, все эти слова вошли в русский язык до него! А с каким усердием сжигали старые книги! Всему миру известно, а не только саксам-хроникёрам о том, что мои волки-велетабы имеют письменность. Кто сжёг их книги? Кто возвеличил Кирилла и Мефодия, якобы давших письменность? Кто приложил усилия, чтобы предать забвению прародину в памяти русских" - все эти мысли пронеслись и привели Алеся, мягко говоря, в 'волнительное' состояние, и он сказал вслух:

       - Ну, Еуропа, подожди! Почему вам можно, а нам нельзя? Поставлю здесь экономику на лад, а Еуропу - на уши!

       Вот на этой мысли и прервал его мечтания Олег Дукович, возвестивший:

       - Любшу прошли. К Ладоге подходим!

       Не шесть стругов, а десятки лодок, стругов, ладей и драккаров ожидали флот Олега Дуковича на реке. Нос к носу стояли они на реке в первом ряду, а за ними на носу чёрного драккара в полный рост стоял норман Хельги, блистая бронёй под светлым солнцем. Красно-червлёные ладьи Олега Дуковича после команды "Одерживай!" встали к ним бортами, перегородив реку. Пушкари ждали команды, желая себе чести, а Олегу Дуковичу славы.

       Не три чёрных ворона, а три драккара, просмолённых до черноты, вышли из первого ряда и устремились к своим целям. Хельги не сомневался, что трём ватагам варягов вполне по силам справиться с гостями. Он стоял, скрестив руки, вроде бы выражая этим, что не желает брать в руки меч, и даже издали - по его спокойной позе - было заметно его пренебрежение к хвастуну с острова Руяна.

       Драккары уже пересекли черту, мысленно проведённую капитаном "Мары". Пушкари услышали его команду, усиленную рупором:

       - По варягам шесть снарядов беглым! Огонь!

       Пушки извергли картечь - и в воздух полетели оторванные руки, головы и куски досок драккаров.

       После произведённого огня и грома ладьи Олега Дуковича окутались дымом. И наступила тишина, в которой люди, увидевшие божественную мощь огня Перуна, пытались осмыслить то, что они только что узрели.

       Хельги осознал первым, что битва проиграна. Что-то крикнул варягам - и два его драккара развернулись и пошли вверх по реке.

       Дукович схватил рупор и крикнул:

       - Стой, Хельги! С тобой пришёл биться! Смотрите, люди, уходит норман Хельги! Братья, не с вами пришёл воевать, а токмо с Хельги. А вам я привёз невиданное оружие. С ним хазаров побъём. Добычу в Ладогу привезёте. Отныне не будет ни полюдья, ни поборов. Мои воины меня вождём-императором избрали. Они мне не несут дань. Я им даю и награждаю. Хотите-ли вы такой же наряд и порядок? Хотите ли вы золота, паволок и зерна привезти? Скажите мне одно слово: да или нет?

       Воины и стражи, ремесленники и иные горожане, новики из кривичей и словен, услышав такие слова, выкрикнули как один: "Да!"

       - Звоните в вечевой колокол! Всем на вече идти! - призвал Дукович.

       Олег Дукович, приказав капитану "Мары" поставить ладьи в линию напротив города и перемахнув через высокий борт "Мары", перешёл на подошедший "Волынец". Его гребцы, одетые более или менее единообразно в свейские одёжи и обмотки стараниями хозяйственного Кока, дружно налегли на вёсла. Прежде чем идти к причалу Ладоги, взяли на борт "Волынца" Ярослава, главного финансиста Северной Руси.

       Отдали якорь, и "Мара" с зачехлёнными пушками встала против причала, к которому приткнулся "Волынец". Алесь засмотрелся на град Ладогу.

       Город с деревянными стенами, с воротами напротив парадного причала, вряд ли имел заметные отличия от русских городов, что на закате. Хотя нет! Капитан "Мары" увидел уже уложенные каменщиками первые ряды будущей стены из белого камня.

       Вездесущие мальчишки, собравшиеся у "Волынца", непременно хотели потрогать руками пушку, но строгая троица витязей позволяла им только смотреть на золотого козла и пушку.

       - Пошто так тихо на вече? - спросил капитан "Мары" у троицы витязей.

       - Так договорные граматы пишут. Сынок кузнеца сказывает: его отец два золотых получил на два года.

       Из-за городской стены донеслись крики ликования. Кто-то весело крикнул:

       - Его Величеству Олегу Дуковичу слава!

       - Веселится и ликует весь народ, - заметил капитан "Мары".

       - Это точно. Где ж такое видано, чтобы золото народу раздавали?!

       Веселье в Ладоге длилось до позднего вечера. Дуковича с Ярославом, сомлевших от медовухи, горожане принесли-дотащили до "Волынца", и избранный народом новый правитель Руси погрузился в сон, не успев упасть на ложе из медвежьих шкур на "Волынце".

ПРОЩАНИЕ С РЮРИКОМ

       Не задержал ладьи Олега Дуковича "Господин Великий Новгород", закавыченный потому, что ни малое городище, ни селище с тремя концами не являли собой какое-либо величие. Хельги увёл не только варягов, но и всех обитателей от мала до велика из Новгорода. В городище нашли только одно семейство и Рюрика.

       Бедный Рюрик! Увидев витязей, он уразумел, что они заметно отличались от привычных его старческим глазам урманов-норманов и готов, и слабым голосом крикнул: "Люди! Ефанда!" Былую значимость Рюрика можно было лишь углядеть в небрежно брошенных одеяниях, простынях из ромейского шёлка и прочих признаках княжеского достоинства.

       - Не взял Хельги Рюрика Годолюбовича! Бросил нам как кость! Так я, Дукович, со стариками не воюю! - Олег, обернувшись к чете пожилых слуг, суровым голосом спросил у них: - Вы пошто не смотрите за князем? Пошто он не мыт? Пошто ни воды, ни еды нетути? Иль Хельги все запасы выгреб?

       - Оставила нам Ефанда запас. Только не велик он.

       - Ярослав, выдай служкам серебра. Мои люди навещать вас будут. Прощай, Рюрик! Не с теми людьми ты связал свою жизнь. Где они, твои франки и урманы? Где Хельги? Где Ефанда?

       Из покрасневших старческих глаз Рюрика потекли слёзы, и он дрожащим голосом произнёс:

       - Не знаю.

       - Ушли на Киев, княже, - встрял пожилой слуга. - Ефанда с Ингором хотела остаться, но Хельги, её брат, воспротивился.

       - Подлый Хельги! Не волнуйся, Рюрик Годолюбович, не трону твоего сына. Но как волхву ведомо мне: Хельги будет наказан богами. Прощайте!

       Олег Дукович вышел, а с ним и вся его свита покинула терем Рюрика.

ПРОЩАНИЕ С МИФОМ ИЛИ ПЕЧАЛЬ-ТОСКА В РЕТИВОМ СЕРДЦЕ

       Млело сердце молодого Алеся от воспоминаний о Настеньке. Так от сказок млеют детки, воображая мир сказочных героев.

       Все наши сказки скрывают тайну.

       Тайна в том, что в сказках - мир нашей прародины на Закате: Лукоморье на острове Руян или пенная вода в реке Пена, из которой на зов друга выплывала золотая щука-княгиня и вопрошала: "Чего тебе надобно, старче?"

       Была тайна и у Настеньки. Так думал или догадывался молодой Алесь. А её тайна была в том, что пожелала она вырваться из бездуховного гламурного мира и обрести вновь себя такой, какой ей помнилась забавная девчушка из Полоцка. Да взыграло её ретивое сердце! Приземлился её принц в среду офисных работников. А таких и в стольном городе хватает! Не пожелал Алесь излагать в воспоминаниях, а точнее в сказке о Настеньке о двух неделях трудной жизни в северном городе металлургов и химиков.

       Сердце прихватывало, когда он припоминал размолвки, что происходили между ними в Череповце день за днём. Не от того ли он напился до беспамятства?

       "Возложил ты, несостоявшийся металлург, всю вину на себя, но дело в том, что всё было куда сложнее" - так думал Алесь, стоявший на палубе "Мары".

       Глядя на уплывающий силуэт крома Рюрикова городища, решил он вырваться из плена сказки, а точнее, мифа, который придумал, и даже в мыслях расстаться с той, кого любил.

       Над Алесем, совсем невысоко, прокричала чайка: "Чья она, чья она, чья она?" Откуда здесь чайки? Ну конечно же, неподалёку Ильменское озеро. Не стал кричать Алесь, но подумал: "Да ничья она! Её нет. Она - миф!"

       - Прости - и прощай, Настенька! - сказал он вслух и бросил в воду полевые цветы, что сорвал на обочине дороги из городища к причалу.

       Непонятно, откуда повеяло запахом дорогих французских духов. Ага, всего-лишь реминисценция! Прощальная? О боже, как же бедному Алесю забыть её запах волос? А забыть надо. И верить надо, что прольёт Анастасия слезинку-другую.