Корни гор, кн.1: Железная голова - Елизавета Дворецкая

– Красиво, – сказала Сольвейг и погладила ковер. – А где Асвальд?

– Он с утра уехал к конунгу. Ему дома не сидится. Все боится, как бы Эрнольв или Хродмар не совершили больше подвигов, чем он.

– Посмотри – тут есть бусы, серебряные обручья и подвески, кое-что из хороших тканей! – Гельд наклонился к ларю и привычно поворошил в нем, так что пестрые ткани заблестели на солнце. – Можешь взять то, что тебе понравится! Я буду рад сделать подарок сестре Сёльви и Слагви!

– Благодарю тебя. – Сольвейг учтиво посмотрела на него, но подарки сейчас занимали ее мало. – Ты лучше бы сделал подарок невесте конунга. Ей это нужно, а тебе ее дружба пригодится больше, чем моя.

«Невесте конунга?» Гельд и Эренгерда глянули на нее с изумлением, на лице Гельда отразилась настороженность, а Эренгерды – беспокойство.

– Я говорю о той девочке, Борглинде, – пояснила Сольвейг. – Мы утром навестили Пологий Холм. Эрнольв придумал… Он говорит, что конунгу было бы неплохо взять в жены эту девушку, из Лейрингов…

Барландец изумленно свистнул.

– Борглинду! – воскликнул он. – Вот это да! Вот это мысль! Она ни о чем таком и не помышляла, когда сюда плыла. Эрнольв ярл придумал? Это такой, с одним глазом, да?

– Да. Ты его видел? – спросила Сольвейг.

– Видел на пиру. И Борглинду я очень хорошо знаю, мы же вместе сюда плыли. Ну и ну!

В памяти Гельда мелькнуло бледное хмурое лицо Борглинды, каким он запомнил ее по тому последнему дню путешествия на «Щетинистом». На миг возникло сожаление, даже раскаяние: он совсем забыл о ней, ни разу не зашел в усадьбу конунга навестить ее, хотя мог догадаться, что ей тут одиноко и тоскливо. Но мысли о Борглинде быстро вытеснились другими. Борглинда была далеко и относилась скорее к делам. Рядом, даже ближе – в самом его сердце, жила Эренгерда, и почти сразу Гельд подумал о том, что эти перемены могут означать для нее. И для него.

– То есть конунг может обзавестись совсем другой невестой… – задумчиво проговорил он и многозначительно посмотрел на Эренгерду. – Кое-кому это может не понравиться…

– Асвальду совсем не понравится, – со вздохом сказала Сольвейг.

– А кое-кому – совсем наоборот, – продолжал Гельд, не сводя глаз с Эренгерды.

– Она может не захотеть, – сказала Эренгерда, тоже глядя на Гельда.

Он не ответил. Желания Борглинды его сейчас занимали мало. Или Эренгерда сказала о себе?

Сольвейг еще немного постояла, потом обронила: «Я пойду в Аскегорд» – и вышла из клети. Гельд и Эренгерда опять остались вдвоем. В раскрытую дверь кладовки лился яркий свет, блестело мягкое солнце ранней, еще бесснежной зимы, и они стояли по сторонам этого светлого столба, как на разных берегах реки. В середине столба пламенел открытый ларь, полный разноцветных тканей, блестели ворсинки чистого меха, но на них сейчас никто не смотрел. Гельд не сводил глаз с Эренгерды, и взгляд его был многозначительно требовательным, как будто она прямо сейчас должна что-то решить. Эренгерда тряхнула головой: ничего подобного! Чего он может от нее ждать? Но что-то не пускало ее уйти, и она опять села на мешок. Даже в нынешней растерянности ее не оставляло смутно-приятное чувство от того, что Гельд здесь, рядом с ней.

Гельд сел прямо на пол возле Эренгерды и посмотрел внизу вверх ей в лицо.

– Если бы я был конунгом, я бы не променял такую невесту, как ты, на саму богиню Фрейю, – сказал он. – Но я буду только рад, если он рассудит по-другому.

– Что ты понимаешь в делах конунгов? – строго спросила Эренгерда.

Она-то очень хорошо понимала Гельда и сама перед собой стыдилась этого. Ничто не может связать ее с человеком, у которого даже отца нет, но он явно думал иначе, и она не могла избавиться от странного чувства зависимости. Не говоря ни слова, он как-то ухитрился заставить ее думать так же, как он. Мало того что он вечно попадался ей на глаза в усадьбе, и даже сидя в девичьей, она думала о молодом торговце. С той первой встречи на берегу Гельд сделался серединой ее мира, и Эренгерда, даже где-то вдали от него, все время чувствовала эту середину, кожей ощущала расстояние между ней и собой и против воли тянулась к ней. Новое чувство и удивляло ее, будило любопытство, и возмущало, поскольку было направлено на простого торговца. Она согласилась наконец посмотреть товары, надеясь напомнить себе самой, кто он и зачем здесь, но ничего не вышло. Стоя рядом с ним, она оказалась захвачена и поглощена, и не всегда понимая даже, что он ей показывает.

– В делах конунга я, конечно, ничего не смыслю, – легко согласился Гельд. – Не в пример иным высокородным девам, которым честь рода повелевает много думать о делах конунга… и о самом конунге, даже если им этого совсем и не хочется.

– Что ты несешь? – снисходительно спросила Эренгерда.

– Не знаю. – Гельд снял соломинку, приставшую к ее платью, при этом слегка коснулся ее колена, и Эренгерда поспешно отстранилась, как будто это могло быть опасно. – Когда-то я умел считать, взвешивать серебро, разбирался в товарах и знал все дороги Морского Пути. Сейчас меня, похоже, хватит только на любовные стихи.

– Перестань! – с тихим, но неподдельным возмущением отозвалась Эренгерда. – Ты сумасшедший! Если кто-нибудь услышит, если мои родичи узнают, тебя тут же выгонят из дому. Это самое лучшее. Мой брат уже…

– Твоему брату сейчас будет не до того. Ведь я прав: это он хотел сделать тебя женой конунга, а не ты сама?

Гельд снизу заглянул ей в глаза, и Эренгерда отвернулась.

– Не смей! – приказала она. Ум ее возмущался при мысли, что он берется разбирать желания конунга и ее собственные. – Что тебе за дело? Даже если бы конунг умер…

«…я никогда не вышла бы за тебя» – Гельд отлично понял ее умолчание и не ответил. Ответить было нечего, он ей неровня. С благословения самого Хеймдалля дочь Херсира вышла замуж за Ярла, и так повелось на все века. Так чего же он, торговец без рода и даже без племени, хочет от Эренгерды, дочери Кольбейна ярла и сестры Асвальда ярла? Он сам не знал. Разве что… ее любви. Но как она может любить его, если выйти за него она не может? Это уж слишком много! Но Гельд не хотел ничего знать. Всю жизнь веселость нрава не мешала ему быть благоразумным, но сейчас в нем словно что-то сорвалось. Чувство, неподвластное рассудку, выбрало ее и стремилось к ней, только к ней.

– Да, ты завидная невеста для любого конунга! – негромко протянул Гельд, глядя не на Эренгерду, а куда-то в стену. – Нет такого достоинства женщины, которого ты не имела бы. Это первое, что я услышал, когда сошел здесь на берег. И тот, кто это сказал, был трижды прав! – Гельд повернулся так, чтобы смотреть прямо ей в лицо, и продолжал, улыбаясь и глазами словно бы вбирая ее в себя: – Ты прекрасна и нежна, как богиня Фрейя, разумна и мудра, как сама Фригг, отважна, как Скади, добра и милосердна, как Ловн…

– Перестань! – с напором отчеканила Эренгерда.

Суровый приказ требовалось сопроводить суровым взглядом, но она не смела посмотреть на Гельда. Все это она так или иначе слышала раньше от других и принимала с дружелюбной улыбкой. Но сейчас ей казалось, что Гельд над ней смеется. Слушать его хвалы было приятно, но она стыдилась своей радости. Все это причиняло мучительную досаду, но почему-то Эренгерда не находила сил, чтобы встать и уйти. Какое-то чувство, что сильнее ее самой, властно приковало ее к этому месту, где находился Гельд воспитанник Альва.

– Разве я сказал хоть что-то плохое? – Гельд приподнял брови и улыбнулся. Ее смущение означало его победу, прорванный строй ее гордости и уверенности. – Я готов повторить все это хоть перед тингом. Но главные твои достоинства – верность чести высокого рода. Знатная дева должна быть послушна воле родных. Ты всегда и во всем поступишь так, как тебе велят отец и брат, ведь верно? Если они захотят, ты выйдешь за конунга, захотят – за… кого-нибудь другого.

– Я не кобылица, на которую хозяин надевает узду и ведет куда хочет, – ответила Эренгерда. Она ясно видела расставленную ловушку, но не могла позволить ему так говорить. – Никто не заставит меня делать то, что мне не нравится. Я сама вправе решать, каким будет мое счастье.

– Вот это речи, достойные валькирии! – одобрил Гельд. – Я только не понимаю, почему ты не глядишь на меня. Я так уродлив? Но уж не хуже ваших доблестных ярлов. Или ты почему-то боишься смотреть мне в глаза?

– Я ничего не боюсь. – Эренгерда сделала над собой усилие и улыбнулась, глянув прямо в его светлые и бессовестные глаза. Она изо всех сил старалась придать своему лицу и взгляду привычный мягкий задор. Ведь этот разговор не может быть не чем иным, кроме затянувшейся шутки. – Мне нечего бояться. Мой род защищает меня и от зла, и от глупости. Если мне нравится слушать чью-то болтовню, то это не значит, что я все брошу и побегу хоть в Эльденланд.