Профиль незнакомца - Аманда Кайл Уильямс

Глава 17

Когда я звонила Раузеру, трубку всегда брал он сам. И больше никто. Женский голос показался мне смутно знакомым, но я слишком оторопела, чтобы узнать его сразу.

– Аарон, это тебя, – позвала она.

Аарон? Я услышал шорох ткани, трубку положили и снова взяли, затем раздался приглушенный смех.

– Кто это тебя так называет? – спросила я, когда он наконец ответил.

– Друг, – загадочно ответил Раузер. В его голосе была хрипотца, которую я слышала миллион раз. Такой бывал у него всегда, стоило ему выпить слишком много виски и выкурить слишком много сигарет.

– Знаешь, что с этим не так, Раузер? У тебя нет друзей, – пошутила я. Если честно, мне хотелось наорать на него, сжать кулаки и стукнуть его в грудь. Господи, ощущение было такое, будто он изменяет мне. Он даже не сказал мне, что встречается с кем-то.

– Это Джо, – прошептал он. Я тотчас узнала тон, каким мужики говорят в спортивной раздевалке. Он хвастался – да-да хвастался передо мной своей победой и шептал в трубку, чтобы она не услышала.

Джо? Кто такая, черт возьми, эта Джо? Заинтригованная, я порылась в своей памяти, пока не установила связь. Аналитик брызг крови! Вот кто называет его Аарон. Джо Филлипс, рослая амазонка, чертов аналитик по пятнам крови! Вот почему они были так милы друг с другом той ночью на месте убийства. Не иначе как у них уже была связь. Раузер весел и шутит рядом с окровавленным телом. Они флиртовали, на самом деле флиртовали, в то время как Дэвид Брукс лежал, остывая, на окровавленной кровати. А я-то думала, что она положила глаз на меня… Я идиотка. Затем вспомнила, что пару дней назад писала Раузеру текстовое сообщение и не получила ответ. Я рухнула на гостиничный диван. Услышала в телефоне стук льда в стакане. Раузер любил чай со льдом. Он мог пить его галлонами, сладкий южный чай со льдом с горкой сахара. Я представила себе, как он с телефоном, прижатым к плечу, выходит на задний двор и садится на сооруженной им террасе, подставив солнцу спину и со стаканом в руке. Ему нравилось носить дешевые майки, что продаются в «Таргете» по три штуки в упаковке. Мне не хотелось думать, что она сейчас там, с ним.

Я рассказала ему, что обнаружил Нил и что здание суда – возможно, то самое место, где преступник выискивал своих жертв и где Дэвид Брукс и другие, у кого в Фултоне были поданы судебные иски, могли встретиться со своим будущим убийцей.

– Вероятно, он получает стенограммы из комнаты хранения дел. Ведут ли они журнал учета того, кто выносит какие папки?

– Я непременно узнаю, – взволнованно произнес Раузер. – Возможно, мы имеем дело с курьером. Курьеры ходят туда, чтобы забрать судебные протоколы. И любой, у кого есть номер дела, дата и три доллара, может получить стенограмму. Боже милостивый, Кей, это прорыв! Я перед вами в долгу, ребята. Черт, я попрошу охранную компанию, которая работает в Фултоне, передать нам их видеозаписи. Там всюду натыканы камеры. Через десять минут у нас там будет дежурный. Ассистенты на металлоискателях, от них тоже будет помощь. Они знают, кто входит и выходит… Подожди, хорошо? Я должен сказать Джо до свидания.

К моей голове прилила кровь. Наверно, я выпучила глаза. Совсем чуть-чуть. Я услышала приглушенные голоса и смех. О, только не это! Затем, слишком долго продержав меня в ожидании, этот неблагодарный засранец вернулся к телефону и сказал:

– Извини, Джо нужно было посетить одно место.

– Новый эпизод «Зены, королевы воинов»? – спросила я, даже не пытаясь скрыть раздражение. Мистер Сверхчувствительный рассмеялся и издал шипение и истошные вопли, которые для мужчин означают женскую драку.

После того как мы закончили разговор, я принялась расхаживать по комнате, зацикленная на Джо и Раузере, на том, что я сообщила ему новости, которые переориентируют все расследование, а ему хватило наглости поставить меня на удержание, чтобы попрощаться с ней. Я была в ярости и даже не знала, почему. Я не имела на это права. Я это знала, но знание нисколько не помогало. В конце концов я оказалась в кафе внизу, где слопала два ломтика лимонного пирога, что было лучше, чем сидеть в баре напротив вестибюля и хлестать лимонную водку. Тем не менее доктор Шетти не одобрила бы это, я нисколько не сомневалась. Я понимала: где-то в глубине души я придерживала Раузера для себя. Он был моим резервом. Мне даже не приходило в голову, что кто-то может прийти и отнять его у меня. Если б я могла, то подняла бы ногу и помочилась на него прямо здесь и сейчас. Я заказала третий кусок торта.

Я плохо спала, и сегодня утром у меня не было настроения заключать сделки с бухгалтерами. Если на то пошло, у меня не было настроения ни для чего. Я чувствовала себя совершенно разбитой – я же не из тех, кто с головой погружается в работу, когда меня что-то гложет. Сейчас я охотнее всего закрыла бы жалюзи, заползла в постель и схомячила кучу конфет. Я больше не пила, но во многих отношениях по-прежнему повторяла поведение, которому научилась тогда. Изоляция и потакание своим слабостям занимали верхние строчки моего списка.

Когда я вышла из отеля и забралась во взятый напрокат «Джип Либерти» [13], в Денвере было солнечно и шестьдесят пять градусов в тени. Была суббота, а значит, больше шансов застать человека, обворовавшего моего клиента, у него дома.

И я заблудилась. Странным образом мой мозг, казалось, отказывался определять направление, как это делал весь остальной мир. У меня серьезные проблемы с чтением карт. В сочетании с естественной склонностью к блужданиям, это приводило к тому, что во время путешествий я только и делала, что глазела на достопримечательности. Сегодняшний день не стал исключением. Получасовая поездка растянулась и оказалась в три раза дольше. Я была рассеянна, мои мысли витали где угодно, лишь бы подальше от дела, над которым я работала, и соглашения, которое я должна заключить сегодня утром для моего клиента. Я была одержима Раузером, амазонкой Джо и не хотела находиться так далеко от комнаты «военного совета». Это было бы захватывающее время в расследовании, и оно притягивало меня. Но почему, почему? Неужели мне действительно было не все равно? Или оно притягивало меня потому, что заполняло пробелы во мне, будучи еще одной соломинкой, за