Контакт - Карл Саган

– Не знаю, – медленно отвечала Элли, вспоминая, что сразу же после того, как были получены чертежи, дер Хиир начал интересоваться – возможно ли соорудить ее с учетом нынешнего уровня развития технологии и экономики. В этом отношении она ничем не могла ему помочь. Потом она припомнила, что последние несколько недель Кен казался ей очень занятым, иногда даже нервничал. Конечно, он отвечал за все это…

– Скажите, а доктор дер Хиир и мистер Китц остановились в том же отеле, что и вы?

– Нет, они остановились в посольстве.

Так было всегда. Природа советской экономики и необходимость закупать военные технологии, а не потребительские товары, ограничивали русских в твердой валюте. На Западе представителям Советов постоянно не хватало на карманные расходы. Им приходилось останавливаться во второразрядных и еще более худших отелях, даже в меблированных комнатах, тогда как их западные коллеги наслаждались относительной роскошью. Все это часто вызывало известные затруднения в отношениях ученых обеих стран. Оплата счета за такой скромный завтрак нимало не отяготила бы Элли, но была обременительна для ВГ, невзирая на его куда более высокое положение в советской научной иерархии. И теперь ВГ…

– ВГ, говорите прямо. Что вы хотите сказать? Что Кен и Майк Китц уже ухватились за это дело?

– Именно. Не правда ли, «прямо» – интересное слово: ни влево, ни вправо, а только вперед. И я опасаюсь, что в ближайшие дни мы будем свидетелями преждевременной дискуссии… сооружать ли нам то, что мы не имеем права сооружать. Политики считают, что ученые знают все. А на самом деле мы ничего не знаем. Подобная ситуация таит в себе опасность.

До нее наконец дошло, что ВГ считал себя персонально ответственным за раскрытие смысла Послания. И если дальнейшие работы завершатся полной неудачей, он не хотел быть даже косвенной причиной ее. Конечно, у него были и кое-какие менее личные мотивы.

– Вы хотите, чтобы я переговорила с Кеном?

– Если это удобно. Вы ведь часто встречаетесь, – непринужденно заметил он.

– ВГ, не ревнуйте! По-моему, вы заметили мои чувства к Кену, прежде чем я сама в них разобралась. Когда вы в последний раз гостили в «Аргусе», мы с Кеном уже пару месяцев в той или иной степени поддерживали отношения. Надеюсь, вы лично не против?

– Что вы, Элли? Я вам не отец и не ревнивый любовник. И желаю только огромного счастья. Просто я предвижу немало возможных неприятностей.

Он не стал пояснять, что имеет в виду.

Потом они вновь обратились к предварительной интерпретации некоторых диаграмм, покрывавших весь стол. Для разрядки переговорили о политике: о сомнениях Америки в пригодности принципов Манделы для разрешения конфликта в Южной Африке, о все расширяющейся словесной войне между Советским Союзом и Германской Демократической Республикой. Как всегда, и Эрроуэй, и Луначарский с наслаждением критиковали внешнюю политику собственных стран. Это было куда интереснее, чем критиковать чужую политику, даже если последнее сделать было проще. После привычных дебатов по поводу совместного участия в оплате чека Элли заметила, что ливень кончился, но еще падают редкие капли.

Вести о Послании с Веги уже успели добраться до последнего закоулка планеты. Люди, прежде не видавшие радиотелескопов и никогда не слыхавшие о простых числах, узнавали странную историю о гласе с небес, о необычных существах – не богах и не людях, – живущих где-то в ночном небе. Их дом – там, в небесах, его легко разглядеть даже при полной луне. И за неумолкающим остервенелым сектантским воем – теперь уже, очевидно, по всему свету – угадывались благоговение и изумление. Свершилось нечто важное, едва ли не чудотворное. И воздух был исполнен возможностей… ощущалось новое начало.

«Человечество поступает в высшую школу», – объявляла передовица одной американской газеты.

Во Вселенной оказались другие разумные существа. С ними можно было общаться. Скорее всего они были старше нас, возможно, и мудрее. И они послали нам целую библиотеку познаний. Все предчувствовали грядущее откровение века. Специалисты по всем вопросам начали волноваться. Математиков тревожили элементарные начала, которые они могли проглядеть. Религиозных лидеров смущало, что предложенные веганские ценности, какими бы чуждыми они ни были, неминуемо найдут последователей, в особенности среди неоперившейся молодежи. Волновались и астрономы: они не исключали возможности того, что при определении фундаментальных характеристик ближайших звезд могли наделать ошибок. Политические и государственные деятели выражали озабоченность тем, что высшая цивилизация может не одобрить известные на Земле системы правления. И все понимали, что познания веганцев никак не связаны с чисто человеческими институтами, историей земной цивилизации и биологией. Что, если иные из наших истин окажутся лишь недоразумениями, частными случаями, логическими ошибками? И эксперты с нелегким чувством начинали обращаться к основам.

Но за всем словесным беспокойством человечество угадывало новое приключение – предстояло заглянуть за угол, вступить в новый век; символическое значение события усиливалось приближением третьего тысячелетия. Политические конфликты никуда не исчезли, некоторые из них были не менее серьезными, чем не прекращающийся кризис в Южной Африке. Но во многих частях света шовинистическая риторика хирела, увядал младенчески самодовольный национализм. Человеческий род, миллионы крохотных искорок жизни, вдруг разом очутился перед беспрецедентной возможностью… а быть может, и перед лицом серьезнейшей опасности, угрожавшей каждому. И многим перед лицом сверхчеловеческой цивилизации с ее огромными потенциальными возможностями казались абсурдными мелочные, но смертельно опасные свары конкурирующих национальных государств. В мире повеяло надеждой. Но люди к ней привыкли, а некоторые путали ее с чем-то другим… смятением или трусостью.

Десятки лет, с 1945 года, накапливались запасы стратегических ядерных вооружений. Менялись руководители, менялись ракеты и бомбы, но общее число боеголовок только возрастало. Настало время, когда на Земле их число превысило 25 000 – по десять на каждый город планеты. Инженеры сокращали время полета, увеличивали стойкость ракет к первому удару и стремились хотя бы де-факто обеспечить возможность ответного удара. Только грандиознейшая опасность могла положить конец этой монументальной глупости, которую столь долгое время поощряли руководители многих стран. Но мир наконец обрел разум, по крайней мере в некоторой степени. Соглашение подписали Соединенные Штаты, Советский Союз, Великобритания, Франция и Китай. Оно не преследовало цель избавить мир от ядерного оружия – время для утопии не настало. Но и русские, и американцы согласились сократить свои ядерные арсеналы до тысячи единиц. Подробности были тщательно оговорены, и ни одна из супердержав не испытывала значительных неудобств на стадии сокращения вооружений. Великобритания, Франция и Китай согласились начать сокращение арсеналов, едва супердержавы перейдут границу в 3200 единиц. Ко всеобщему одобрению, Хиросимское соглашение было подписано неподалеку от знаменитой мемориальной доски, поставленной в память погибших в первом городе, разрушенном атомной бомбой: «Покойтесь мирно, подобное не повторится».

Каждый день равное количество ядерных зарядов с советских и американских боеголовок поступало на совместное специальное предприятие, созданное Советским Союзом и Соединенными Штатами. Там из них извлекали плутоний, его регистрировали, паковали и отправляли на ядерные электростанции, чтобы превратить в электричество и тепло. Этот процесс, именовавшийся в честь американского адмирала планом Гейлера, одобрял весь мир, справедливо считая его высшим достижением в области перековки мечей на орала. И поскольку каждая нация по-прежнему обладала достаточным количеством средств сдерживания, даже военные не были против. Генералы, как и все прочие люди, тоже не хотят смерти своих детей. Ядерная война исключает многие воинские добродетели: чтобы нажать на кнопку, особой доблести не требуется. Демонтаж первых двух боеголовок записали на пленку и неоднократно передавали по телевидению: советские и американские техники в белых халатах вкатывают в зал два тускло-серых объекта размером с диван, помеченных в разных местах серпом и молотом или звездами и полосами. Передачу видела значительная часть населения Земли. В вечерних новостях обе стороны регулярно подсчитывали число разобранных боеголовок и тех, что еще осталось. Через двадцать с небольшим лет об этом узнают на Веге.

В последующие годы разоружение продолжалось своим чередом. Сперва из арсеналов удалили излишний жирок, но военные доктрины не претерпели еще существенных изменений. Последствия кровопускания уже начинали ощущаться – самые опасные системы оружия были уничтожены. Эксперты считали подобное событие невероятным, «противоречащим самой природе человека». Но смертный приговор, как отмечал Сэмюэл Джонсон[25], удивительным образом обостряет рассудок. За последние полгода Штаты и Советский Союз сделали новые серьезные шаги по сворачиванию ядерных вооружений, и дотошные военные инспекции вот-вот должны были обосноваться на территории обоих государств, несмотря на тревогу и недоверие общественного мнения, выражавшиеся устами армейского персонала обеих стран. Организация Объединенных Наций вдруг обнаружила способность эффективно улаживать межнациональные конфликты, как, например, в случае пограничных войн в Западном Ириане или между Чили и Аргентиной. Уже поговаривали, и не без оснований, об ожидающемся подписании соглашения о ненападении между НАТО и странами – участницами Варшавского Договора.