История Икс - А. Моллой

Меня одевают как содержанку из восемнадцатого столетия. Как любовницу-фаворитку «короля-солнца».

— Хорошо, — говорит итальянка. — Стойте, пожалуйста.

Аккуратно и ловко она закрепляет на моей талии корсет. Ничего подобного раньше я не носила. Ярко-алого цвета, с замысловатой вышивкой. Ой, больно! Прислужница начинает зашнуровывать его — туже и туже. От такого давления мои груди приподнимаются и сходятся вместе, образуя глубокую ложбинку. Этот корсет как бандаж. Правда, не совсем. Он более утонченный. Болезненный, но утонченный.

— Signorina, пожалуйста, сесть, делать волосы.

Отвлекаюсь от своих мыслей и смотрю по сторонам. Кажется, я единственная, кто остался в шатре. Остальных девушек одели и проводили на вторую мистерию.

— Сесть?

Я послушно сажусь на маленький золоченый табурет и смотрюсь в огромное зеркало в деревянной раме. Прислужницы возятся с моими волосами, завивают локоны, плетут косички, закалывают жемчужными шпильками и крошечными шелковыми бантиками. Несколько волнистых прядей спускаются по бокам. Мои невзрачные светлые волосы вдруг чудесным образом преображаются, становясь при этом освещении золотистыми.

У этих девушек явный талант. Они заканчивают работу, и я потрясенно пялюсь в зеркало. Любуюсь своим отражениеи. Я чуть ли не Мария-Антуанетта.

За исключением одной детали. От чулок с подвязками до золотой каймы корсета на мне абсолютно ничего нет. Идеально гладкий лобок, ягодицы, все самое сокровенное — на виду. Все обрамлено аксессуарами. Изящный старинный костюм стократно подчеркивает мою наготу там, внизу.

— А что там? — в панике спрашиваю я. — Где моя юбка, платье? Белье!

Прислужницы пожимают плечами и беспомощно улыбаются:

— Готово. Идти на вечеринку.

— Что?

Одна из девушек делает шаг назад и разводит руками:

— Красиво. Ты красивая. Закончили. Идти.

Идти?

Нет. Ни за что! Я не могу этого сделать. Не это! Даже таким теплым вечером я ощущаю холодок на голых бедрах. В десятке зеркал отражается моя задница, видимая для всех. От стыда хочется схватить хоть что-нибудь и прикрыть наготу.

Меня слегка пошатывает от нахлынувшего смущения. Девушки, сложив руки на груди, смотрят на меня. Так, значит, это и есть мой наряд: мне и впрямь придется выйти ко всем в такой одежде. Точнее говоря, без одежды от пупка до бедер. И все увидят меня.

Но ничего нельзя поделать. Я должна подчиниться. Прикрывая свое лоно, я подхожу к выходу из шатра. Прислужница откидывает шелковую ткань, вручает мне бокал шампанского и выводит наружу.

Я как во сне. Весь мир увидит мою голую задницу, все мои потайные места. Следую по освещенной фонарями дорожке к террасе перед шатром побольше. Там танцуют, пьют, разговаривают десятки нормально одетых людей. Я же голая от корсета до подвязок.

Музыка затихает. Все поворачиваются и смотрят на меня.

18

Сначала я так сильно смущаюсь, что хочу стыдливо спрятаться в кустах с цикадами.

Никто надо мной не смеется, не издевается, ни единой ухмылки, но все мое существо кричит, что так неправильно. И все же я иду вперед, в толпу, мимо элегантных людей с изящными бокалами шампанского. Они будто бы расступаются передо мной с немым уважением.

Музыка возобновляется, и среди толпы я вижу других девушек, одетых точно так же, как и я! Это мои сестры, им тоже предстоит посвящение. Узнаю пару лиц. Я видела некоторых девушек в шатре. Их половые органы тоже на всеобщем обозрении — в искусном обрамлении старинных чулок, легкого шелка и сложной системы корсета, но все-таки у всех на виду.

Меня вдруг охватывает желание поговорить с кем-нибудь из них. Что они чувствуют? Что думают обо всем этом? Моя природная застенчивость сдерживает этот порыв, но тут я понимаю: Икс, какого черта? Ты расхаживаешь среди элегантно одетых богачей без трусов! И еще смущаешься завязать разговор?

В стороне от толпы замечаю одну девушку. Она стоит под свисающим с тамариска фонарем и держит в руке бокал золотистого шампанского. Девушка слегка склонила голову набок и словно бы наслаждается музыкой — довольно энергичный струнный квартет, лирическая мелодия с отчетливыми африканскими ритмами. Мне хочется пуститься в пляс, но не могу же я танцевать в таком виде! По крайней мере на трезвую голову.

Девушка — настоящая красавица, с длинными темными волосами, украшенными жемчужинами и серебряными шпильками. Передо мной будто Джессика, только повыше и с огромными глазами, а вот в манере держаться видны уверенность и ум, как и у моей подруги.

— Привет! — говорю я.

Девушка поворачивается и вопросительно прищуривается:

— Bon soir.

— Ой… Э… Простите, — краснею я. Почему я краснею именно сейчас? — Извините, я не поняла…

— Нет-нет. Все в порядке. Я француженка, но говорю по-английски. — Девушка загадочно улыбается. — Привет!

Я возвращаю ей улыбку.

Она опускает глаза на мою наготу без всякого стеснения, затем указывает на свои белые бедра и полоску черных волос.

— Ну и что ты думаешь насчет наших… исторических костюмов?

— Не знаю даже… — качаю я головой. — Они и в самом деле исторические?

— Да, — отвечает девушка. — Исторические. Так одевались при дворе Наполеона. Ты слышала когда-нибудь о фалбале?

Я медлю с ответом, потом слегка нервно смеюсь. Умная шутка. Насколько я знаю, фалбала — это нечто вроде оборки или рюшки, украшение для наряда, которое носили хорошенькие девушки в восемнадцатом — девятнадцатом веках, а может, воротник с обилием кружева. Но фалбала — самое лучшее описание наших «костюмов» на сегодняшний вечер.

Понимаю, что даже не спросила имени этой девушки.

— Кстати, меня зовут Александра. Или просто Икс.

— Привет, Икс. Я Франсуаза.

Мы пожимаем руки.

— Могу ли я поинтересоваться, — говорю я, — кто проводит твое посвящение?

Франсуаза делает взмах в сторону толпы болтающих, пьющих, сплетничающих людей, которые после шампанского становятся еще более шумными и оживленными.

— Даниэль де Кервиньяк. Француз, как и я. Но он банкир в Сити, мы живем в Лондоне.

— Твой парень?

— Да. Хотя ему сорок два, и парнем его уже не назовешь. Скорее мой amant[59].

— Понятно, — киваю я и отпиваю шампанского.

Я вдруг осознаю, что мы ведем вполне обычный, непринужденный разговор, хотя одеты как самые развязные шлюхи за всю историю. Очень странный контраст. Но менее странный, чем десять минут назад.

— А тебя кто привел?

— Марк Роскаррик.

— Лорд Роскаррик? — Глаза девушки округляются. — Тот самый лорд Роскаррик?