История Икс - А. Моллой

Здесь приглушенный свет и пахнет кедром и кожей. На огромном металлическом столе стоят компьютеры. Стены серые и почти ничем не украшены, за исключением парочки абстрактных фотографий, если я не ошибаюсь, Ги Бурдена[54] — с намеком на эротику, сюрреалистические, волнующие. Этого маленького штриха хватает, чтобы разжечь мое воображение и отвлечь от более насущных проблем.

— Смотри, — грубо говорит Марк. — Вот чем я занимаюсь.

Он указывает на два дорогих изящных ноутбука, стоящих на столе. Подхожу ближе. На ярких экранах рядами и колонками высвечиваются каскады цифр, они постоянно мигают и изменяются, вспыхивая красным, черным, серым — мозаика из целых чисел. По обе стороны от колонок появляются символы.

— Не понимаю.

Марк подходит ближе и указывает на ноутбук:

— Я играю на бирже. Прямо сегодня, этим утром, я спекулирую на крохотном расхождении в фьючерсах канадского доллара по отношению к размеру процентной ставки на десятилетние казначейские облигации.

— Что?

— Канада торгует сырьевыми товарами. Во времена нестабильности люди подсознательно тянутся к сырьевым товарам: нефти, углю, железу, сланцу, золоту. Если ситуация ухудшится, они вернутся к казначейским облигациям.

— Значит, ты ведешь внутридневную торговлю?[55]

— Именно так. Хочешь посмотреть, как я это делаю? Ничего особенного. Будто игра на клавесине.

Он выдвигает ультрасовременное кожаное кресло, садится и щелкает на экран. Потом набирает какие-то цифры и пароли и внимательно смотрит на ряды целых чисел, которые теперь яростно вспыхивают красным и черным, будто их потревожили, — как крохотные существа, обеспокоенные появлением хищника и посылающие сигналы бедствия. Пальцы Марка мастерски бегают по клавиатуре. И впрямь будто игра на клавесине. Я словно наблюдаю за Иоганном Себастьяном Бахом, исполняющим свою кантату на церковном органе.

И это очень сексуально. Меня всегда возбуждают мужчины, занятые делом и отдающиеся ему с профессионализмом и страстью. Будь это фермерство, археология или фигурная стрижка деревьев. Главное, что его выполняют на совесть. Наверное, это мой природный инстинкт. Я лишь однажды истинно воспылала желанием к Зануде-Математику: когда он быстро и ловко решал уравнения. Сам. Тогда мне захотелось поцеловать его. А прямо сейчас мне не терпится, чтобы Марк поимел меня.

Изо всех сил стараюсь не признаться ему в своих тайных желаниях.

— Итак, — говорю я, глядя на вихрь цифр, мигающих красным и розовым. — Что изменилось?

Марк отодвигает кресло назад и пожимает плечами:

— Думаю, только что я заработал шестнадцать тысяч долларов. А вот какой-то брокер в Лондоне отправится сегодня домой в скверном настроении.

— И тебе от этого хорошо?

— Да, — отвечает Марк. — Но не так, как раньше. Это… капитализм. Таков мир. Таково положение вещей. Что мы можем сделать? И это чуточку безопаснее, чем мое прежнее занятие.

Вот так заявление!

А я стою здесь в своем убогом синеньком платьице перед миллиардером, желающим подарить мне машину.

— И чем же ты занимался раньше, Марк?

— Импортом китайских товаров в Кампанию и Калабрию. Платил местным авторитетам приличные деньги и наблюдал за тем, чтобы не было отмывания средств, взяток или откатов. Я нанял крепких парней для защиты своего бизнеса. Таким образом я подорвал деятельность дешевых фабрик «Каморры» на севере и востоке Неаполя. Заработал уйму денег и рассердил не одного члена «Каморры» и «Ндрангеты». Они хотели убить меня. Но мне было наплевать. Я и сам рассердился не на шутку.

Он встает и, скрестив руки в защитной, а вовсе не властной манере, смотрит на меня.

— Почему? — спрашиваю я.

— Когда я повзрослел, Икс, моя семья по-прежнему была благородных кровей, однако без гроша в кармане. Обедневшие аристократы. Многие десятилетия, даже века повсюду царствовал упадок, а этот дом, — взмахивает рукой Марк, — разваливался на части, от него остались чуть ли не руины. Так же обстояли дела с имением в Тироле, поместьем в Англии. Роскаррики были обречены. Палаццо выставили на продажу, вся история моих предков едва не попала на аукцион. Я взбесился, как может взбеситься восемнадцатилетний юноша, дошел до белого каления. В душе я хотел стать художником, архитектором, но у меня не было выбора. Так что, как только смог, я занялся бизнесом. Я вознамерился вернуть нам былое богатство, чего бы мне это ни стоило, спасти знатное старинное имя Роскарриков. Так я и сделал. И вот что получилось. Я нажил себе врагов, но заработал кучу миллионов. — Его голос повысился на октаву. — И когда пришло время — до того как «Каморра» и «Ндрангета» пристрелили бы меня, — я вышел из бизнеса по импорту и вложил все состояние в компьютеры. — Он указывает на ноутбуки с неким пренебрежением или даже презрением. — Теперь все проще простого. Будто я построил виртуальный идеальный механизм. Мне всего лишь нужно дернуть за рычаг, чтобы смазать машинным маслом гудящий мотор, и каждый день механизм будет приносить деньги.

Комната погрузилась в тишину. На экранах сверкают алым и черным целые числа.

— Марк, я все равно не приму машину. Может, отдашь ее бедным?

Неожиданно для меня он смеется:

— Кто знает, вдруг однажды ты примешь ее.

— Скорее всего, нет. Мне нужен ты, а не твои деньги.

Марк приближается ко мне и обвивает руку вокруг талии. Целует в шею. Волны удовольствия тотчас же каскадом обрушиваются на меня, словно циферки на экране компьютеров — красные и розовые. Ах, Марк, поцелуй меня снова.

— Справедливое замечание, — вдруг отстраняется он. — Но нам правда придется обновить твой гардероб. Хватит с нас «Зары». На этот раз я не позволю тебе отказаться.

Пытаюсь не покраснеть. Я даже не думала, что он замечает, какие платья я ношу.

Но мое желание купить новую одежду вполне искреннее. Я смогу обойтись без шикарной машины, но если лорд Роскаррик хочет водить меня по таким роскошным местам, как Капри, и впрямь нужны подходящие наряды. Правда. Значит, пускай Марк мне их предоставит. Сама я просто-напросто не осилю поход в дизайнерский магазин.

Как раз этим мы и занимаемся.

Следующие шесть часов мы блуждаем по благоухающим, роскошным, сияющим бутикам Кампании в минималистском стиле, магазинам с огромными окнами и миниатюрными мотками первоклассного шелка и кашемира, магазинам с огромными свободными пространствами и продавщицами, похожими на заскучавших супермоделей, магазинам, в которые я еле отваживаюсь ступать, где вздрагиваешь при виде ценника и думаешь, что запятая стоит явно не на том месте.