Закон Призрака - Дмитрий Силлов

Монстр сплюнул на пол выбитые зубы и ощерился окровавленной пастью, мол, куда тебе, жалкий человечишко, обтянутый кожей, против совершенства, созданного учеными.

Правильно, некуда. Зубы у нас, людей, слабые, мышцы тоже не ахти по сравнению с другими представителями животного мира. А вот мозгами – сильны. И инстинктами. Соответственно, когда я вижу такую вот картину полного превосходства над собой, то и начинаю действовать инстинктивно. Как сейчас, например.

Моя нога взлетела вверх сама, раньше, чем я успел осознать необходимость такого удара, с размаху долбанув тварь между мускулистых ног. Сформировали у кибов их создатели половые органы или нет, видно не было – на твари были надеты камуфлированные штаны. Но, так или иначе, место там, в промежности, было чувствительное.

Киба от моего удара слегка согнуло, видать, не ожидал, что жертва при виде собственной неминуемой смерти вместо того, чтоб впасть в ступор от ужаса, начнет больно пинаться по интимным местам. Ну, а мне только того и надо было, чтоб тварь на мгновение замерла. И вполне хватило мне того мгновения, чтоб выдернуть «Бритву» из ножен, всадить ее в глаз киба и провернуть клинок.

Раненый монстр взвыл дурным голосом, попытался достать меня своим ножом… но не достал, так как умер раньше. Что ж, сейчас мне повезло, мои рефлексы спасли меня в который раз. Посмотрим, что будет дальше.

Когда идет такое рубилово, уже не до бесшумности. Я сунул «Бритву» обратно в ножны, выдернул из кобуры «стечкин»… но выстрелить не успел.

Тяжелая пуля, выпущенная из «Вала», вышибла пистолет из моей руки, а спусковая скоба вывернула палец из суставной сумки. Адская боль пронзила руку, но в бою боль – подспорье, если, конечно она не запредельная, которая вырубит тебя на месте.

Вторая пуля рванула куртку, хорошо, что по касательной. Бронепластина, вшитая в подкладку, спасла от ранения, правда, больно ткнула в ребро острым краем. Но это – ерунда, это – переживем. Главное, что у киба, выхватившего свой «Вал» из пирамиды, кончились патроны и он менял магазин, глядя прямо мне в глаза. То есть, я располагал двумя, от силы тремя секундами до того, как монстр, стоящий от меня в десяти шагах, начнет стрелять…

Я изо всех сил рванулся вперед, аж колени заныли от нагрузки. Но когда твое тело вот-вот прошьет очередь, все остальное не в счет. Киб уже дослал патрон в патронник, но поднять ствол на уровень моей груди не успел – в его глаза вонзились мои большие пальцы, глубже, как можно глубже, не обращая внимания на боль в ногтях, ломающих слезные кости…

Монстр взвыл дурным голосом, попытался ударить меня автоматом, но я уже выдернул пальцы из глазниц и, прянув в сторону, долбанул кибу локтем в висок. Хороший удар, пожалуй, лучший в ближнем бою, если даже биологическую машину срубает с ног. Впрочем, когда височная кость вдавилась в череп на несколько сантиметров, кто хочешь рухнет как подкошенный…

Между тем рядом со мной лязгали затворы «Валов» – это стреляли кибы в экзоскелетах, пытаясь достать моих товарищей. Черт, как же много тварей вокруг! Слишком много для того, чтобы я мог остановиться даже на мгновение!

Я и сам не заметил, как в моих руках оказались два ножа, «Бритва» и «Сталкер». А дальше – работа, жуткая для обычного человека и привычная для любого более-менее опытного сталкера. Например, как сейчас: прыжок на стальную спину, двойной удар с обеих рук, под шлем, туда, где сходятся его край и жесткий воротник кирасы…

Киб пошатнулся, из-под его шлема брызнули две струйки крови. Когда вскрыты сонные артерии, всегда так. Алые фонтанчики, потом слабость, и почти мгновенная смерть.

А я уже метнулся к другому монстру, ушел вниз, под ноги ему, туда, где сходятся бронепластины, защищающие подколенные сухожилия. Неплотно сходятся, иначе не присесть, не пробежаться. Изъян любой индивидуальной брони, о котором знает каждый военный. Место, куда удобно стрелять, если хочешь обездвижить противника, и по которому удобно полоснуть хорошим ножом, если враг слишком медлителен. А потом можно повторить трюк с двойным ударом по артериям или просто вонзить клинок под подбородок, который вообще никаким образом не защитить, разве только бронированной накладкой на подбородочный ремень шлема. Только от нее все равно мало толку – острие ножа лишь скользнет по ней, и клинок все равно вонзится куда надо, пробив корень языка и самым кончиком своим войдя в мозг врага. Потому боевые ножи в большинстве своем такие длинные – чтоб всегда достать, куда наметил, и гарантированно убить…

Я резал и бил, бил и резал, а в мозгу пулеметной очередью стучала фраза, как всегда пришедшая из ниоткуда и занозой засевшая в мозгу: «Из писателей получаются лучшие воины, а из воинов – лучшие писатели». А ведь и правда – Лев Толстой, Булгаков, Сервантес, Ремарк, Экзюпери, Хемингуэй, Толкин, Воннегут… Список можно продолжать бесконечно. И причина этому феномену одна – вдохновение, которое одинаково что на поле боя, что во время написания очередного романа. Что-то случается с тобой, и ты будто со стороны видишь свои руки, с бешеной скоростью работающие ножами, – либо пальцы, молотящие по клавиатуре компьютера… Это уже точно не ты, это что-то иное, запредельное, не из этого мира… А потом ты оглядываешься с удивлением на десяток врагов, зарезанных тобой, – либо смотришь на текст, который слишком хорош для тебя, который ты в обычном своем состоянии никогда бы не написал, потому, что нету у тебя талантов писать так, – и понимаешь: вот оно, посетило тебя только что… Вдохновения, муза, хрен его знает что… А может, просто психическое отклонение, редкое, одно на тысячу или на десять тысяч человек заболевание, результатом которого потом будет книжная полка, забитая твоими изданными книгами… или жутковатая, клейкая, липкая слава удачливого убийцы, сумевшего остаться в живых там, где обычный человек погиб бы давно…

Или и то, и другое вместе…

– Ну ни фига себе!

Голос Призрака привел меня в чувство, вытряхнул из столбняка, в котором я завис капитально, когда враги перестали двигаться. Так, наверно, зависает машина, штампующая мертвые детали, когда конвейер заканчивает подавать под пресс материал для их изготовления.

– Ты ж один дюжину кибов завалил! Охренеть…

Я стоял и молчал, глядя в глаза своих товарищей, в которых застыли одновременно восхищение – и настороженность. И я прекрасно понимал, почему сейчас их пальцы замерли на спусковых крючках автоматов. Всё просто. Если у машины в программе есть ограничитель, останавливающий ее после того, как материал закончился, это правильная машина. Исправная. Хуже если тот ограничитель слетел, а пресс продолжает долбить по наковальне, разрушая и ее, и себя. И сейчас мои товарищи сомневались в наличии того ограничителя во мне. Вдруг сорвется с места и бросится, кроша своих же? Никто из них не исключал такого поворота событий. И правильно, кстати. Воины, способные впадать в боевое безумие, люди непредсказуемые. Как и писатели, которых порой посещает муза, вдохновение или еще что-то, необъяснимое и непонятное для обычного, нормального человека.