Боль - Ольга Богуславская

- Мы решили пожениться, - сказала она своим родителям, а также его маме.

Все обрадовались. Однако дальше ничего не последовало.

Катя уже была главным врачом большой поликлиники, а Леня защитил кандидатскую диссертацию. И весь маленький город привык считать их мужем и женой, потому что всегда и везде они были вместе. Но вместе они не были. Вот и все.

Здесь на полях рукописи пьесы, именуемой жизнью, начинают появляться пометки. Нет, не помарки, а именно пометки, чтобы тот, кто хочет во всем разобраться, пользовался подсказками судьбы.

Катя начала писать ему письма. Не потому, что он переехал в другой город, а потому, что ей надо было придать словам некую осязаемость. И когда потом эти письма читали посторонние, следователь, сестра, мать, когда их цитировали в суде, всем было только стыдно - оттого что так безнаказанно проникли в альков. Так потрясающе проникновенны были эти письма. Она хотела объяснить ему, что такое бывает.

Чувства собственника почитаются всеми и везде. Всем знакома значительность, некое уплотнение воздуха, которое возникает вблизи человека, обладающего существенным куском жизни. Владельцы великолепных автомобилей, обладатели величайших капиталов и вместе с ними просто владельцы находятся во власти сил, над которыми не властно ничто. В ряду этих людей от начала мира и до его последнего часа особняком стоят и будут стоять люди, владеющие собственностью, не имеющей названия. Они богаче всех остальных, вместе взятых, потому что чувство, внушаемое им их собственностью, не сравнимо ни с чем. Тот, кто владеет душой и помыслами другого человека, знает, что никакие сравнения, никакие аналогии здесь просто неуместны.

Оторваться от источника этого дурмана смертный человек не в силах.

Вот и Леня не смог.

Поразительно не это - а то, как долго это длилось у Кати. Четырнадцать лет. Уму непостижимо, чем насыщалась её душа в течение этого плена. У друзей дети уже начали изменять своим избранницам и избранникам, а у неё вообще не было детей. Она привыкла трепетать перед его наукой, привыкла к его однообразным репликам - давай подождем, я сейчас в теме, ты же сама говорила, что я сам ребенок, - эти реплики, трусливые формулы казались ей значительными. И, пожалуй, даже не это сыграло наконец свою роль в развязке.

Внезапно она почувствовала, что свободна. От него.

Я убеждена, что это открытие её потрясло. Потому что вслед за ним должно было прийти ощущение полного прекращения жизни на её планете. Планета была огромной, и пустота, значит, тоже.

Что удивительно, сведения о небольших интрижках, о мимолетных увлечениях Лени, конечно, достигали её слуха и сознания, но не сокрушали до основания. В течение 14 лет они ни разу не отдыхали порознь и почти все выходные тоже были вместе. Иные женщины согласились бы на вечные муки в аду и за десятую часть такого одиночества. А между тем это было именно оно. У него была где-то своя жизнь. Он просто прихватил ещё и эту, вторую.

И вот однажды он приехал к ней в седьмом часу вечера и привез телевизор, который никак не могли забрать из мастерской. Дверь открыла растерянная мама. Он не заметил растерянности, снял ботинки, прошел в комнату и, нажимая на кнопки, рассеянно спросил:

- А Катя где?

А Катя утром уехала в Тарусу. Туда, где столько лет они отдыхали и ссорились, а потом мирились. Уехала одна. И ничего не сказала.

Вернулась она тихая и с каким-то ледяным затмением в глазах.

Когда он приехал, она сказала ему, что выходит замуж.

В Тарусе она познакомилась с человеком, у которого год назад умерла жена. Он остался вдвоем с тяжелобольной дочкой - у ребенка был сахарный диабет. Она не влюбилась, да и он тоже. Просто девочка сразу засветилась в её присутствии. А им - ей и ему - стало теплее.

Вот и все.

Она купила платье, туфли и какую-то печальную, странноватую шляпку, английскую, очень красивую, но не свадебную.

Мама и сестра ужасно огорчились, так долго ждали, и вот теперь эта скверная шляпа. Они сказали, что это "медицинский предмет" и что он испортит свадьбу...

Леня был единственным человеком, не придавшим сообщению о свадьбе решительно никакого значения. Он и рад был бы, да кто виноват, что он всерьез даже не обсуждал это известие. Он продолжал звонить, приезжать в гости, он искренне считал это все воспитательной мерой и успел даже надуться, что вот, мол, как долго ему действуют на нервы все эти дамские капризы.

Но этот день неумолимо приближался, а Катя не подавала виду, что пора мириться и все такое прочее.

В пятницу вечером он заехал за ней на работу.

И тогда она ему сказала:

- Хоть что-нибудь ты можешь сделать вовремя? Тебе пора уходить, а ты только начал появляться...

На другой день вечером у Кати дома раздался длинный звонок. Звонили грубо. Сначала побоялись даже открывать, но услышали Ленин голос и отворили.

Катина мама смутилась. На кухне пили чай Катя, её будущий муж и девочка. Леня стоял в коридоре и даже не пытался пройти в квартиру. Видно было, что он вернулся с охоты. Ружье и заяц, которого он держал за уши, как живого, выглядели как выпавшие из мультфильма. Он сказал, что просит её выйти на минутку, он только отдаст ей свой охотничий трофей.

В квартире стало тихо. Все ждали, когда она появится в этом коридоре, где стоит её жизнь, её молодость, расточитель её красоты и всех надежд.

И тогда он выстрелил.

...Еще зимой, точнее, поздней осенью Катина мама привезла мне её письма к Лене. После суда ей отдали чемодан, и с ним она и приехала.

Леня - в тюрьме, а Катя - в этих письмах. Еще она в неярких весенних звездах, в первых цветах, в маленьких облачках, плывущих над нашей большущей землей.

Она жива, а он умер.

Это просто снаружи все наоборот.

Остановите стародубова

Старожил города Кашира Борис Михайлович Трубачев проработал на железной дороге полстолетия.

Из этих пятидесяти лет почти половину времени был машинистом паровоза, потом электровоза. Это значит, вся Кашира знает его. Мимо скольких больших и маленьких домов проезжал он на своем грохочущем составе!

И за полвека ни одной аварии.

А в 1992 году Борис Михайлович с железной дороги ушел, но не ушел с работы. Перешел на мукомольный завод, кочегаром котельной. Всю жизнь всем был нужен: то людей возил, то помогал хлеб печь. А жена его, Тамара Трофимовна, всю жизнь проработала в Кашире почтальоном. Время идет, и вон сколько люди разных умных машин напридумывали. А почтальона заменить некем. И выходит, что без Трубачевых жизнь была бы неправильная.

Но Борис Михайлович ни о чем таком, конечно, не думал, а просто вставал каждое утро, подходил к окошку своего деревянного дома у станции Кашира, завтракал, пил чай да шел на работу.

Третьего августа 1993 года в пятом часу дня Борис Михайлович пришел на остановку автобуса, сел на лавочку и стал смотреть на дорогу. Но только вместо автобуса он увидел красные "жигули", стрелой летевшие по пустой дороге. Бывший машинист без труда определил скорость "красной стрелы" около 80 километров. Это было последнее, о чем он успел подумать.

На полном ходу машина влетела в металлический павильон на остановке. А павильон этот не был укреплен. Остановки автобуса то и дело переносят, вот павильон и ездит за остановкой, дело известное. И павильон упал на лавку, на которой сидел Трубачев.

Правую ногу лавка отрубила ему по щиколотку, а левую раздробила. Но только сразу-то он этого не понял, глаза были закрыты. С закрытыми-то глазами попробовал встать и понял, что одной ноги у него нет. А когда сумел разодрать веки, увидел, что павильон "перепрыгнул" несколько метров и стоит бок о бок с лавкой. А под ним лежит десятилетний мальчик. И Борис Михайлович стал кричать: "Помогите ребенку!"

А уж потом понял, что и вторую ногу тоже не поднять.

Водитель "жигулей", Валерий Иванович Стародубов, так из машины и не вышел. Положил голову на руки, а руки на руль.

Потом Борису Михайловичу рассказали, что люди, доведенные до неистовства спокойствием Стародубова и тем, что он так и не изволил выйти из машины, поколотили его. Но так ли, не так - ему неведомо, потому что, когда его привезли в городскую больницу, прежде, чем потерять сознание, он успел попросить хирурга Николая Григорьевича Каткова оставить ему вторую ногу.

В больнице лежал год. Месяц - на вытяжке, девять месяцев - с аппаратом Илизарова и три месяца - в гипсе. Сделали ему четыре операции, в том числе ампутировали три сантиметра раздробленной кости на чудом уцелевшей ноге.

Через четыре месяца повезли его на ВТЭК, где "присвоили" 1-ю группу инвалидности, пожизненно.

Потом дело передали в Каширскую городскую прокуратуру. Прокурор Каширы Фетисов сам недавно попал в ДТП, и Трубачеву, как он считал, помогли морально, отнеслись с пониманием.

Между тем по Кашире поползли слухи, что Валерий Иванович Стародубов, коммерческий директор ТОО "Сфинкс", знакомый со всеми "нужными" людьми в городе, от истории с безногим стариком отделается легким испугом.