Поздняя осень в Венеции - Райнер Мария Рильке

на помощь стоном,

кто бы мог ей, гибнущей, помочь.

На буланом прискакал коне

на рассвете в шлеме и в кольчуге;

и она увидела в испуге

в сумеречной вышине

блеск его; отважно скор,

на скаку предстал он злополучной

деве, и вознес он меч двуручный,

смерти дать готов отпор,

страшен и неустрашим,

и с колен при этом не вставая,

руки сжав, молилась, уповая,

и не знала, что несокрушим

только тот, с кем в битве благостыня

и кому сопутствует святыня,

а ее молитва, как твердыня,

неизменно высилась над ним.

Дама на балконе

Вечер наступает лишь при ней,

ввергнутой уже в пространство света,

так что ветром в свет она одета,

только позади темней

дверь, светящаяся по краям

оборотной стороной камеи,

и себе представить можешь сам,

как она с наклоном легким шеи,

облокачиваясь на перила,

при домах, толпящихся вокруг,

следующим взмахом легких рук

в небеса едва не воспарила.

Встреча в каштановой аллее

В зеленый углубился полумрак,

как шелковым плащом облекся тенью,

в листве угадывая по движенью

в конце прозрачном чуть заметный шаг,

сопровождаемый зеленым диском;

так белый образ промелькнул

на расстояньи отдаленно близком,

с неимоверным сопряженный риском

исчезнуть, кто бы ни взглянул,

залюбовавшись ею, белокурой,

хоть на мгновение, хоть раз,

когда глаза не избегают глаз,

подернутые пеленою хмурой,

ради мгновенной, зримой тишины

отчетливы, как будто на портрете,

на миг, но и навек на этом свете

и неразлучны, и разлучены.

Сестры

Обе одинаково способны,

но по-своему одарены,

разным временам они подобны

в доме той же старины.

Мнит одна, что для другой опора,

но друг другу пользы нет от них;

тайного ревнительницы спора,

кровь на кровь, чей голос тих,

и хотя одна с другой, как дома,

чувствуя: аллея тут как тут,

каждая заведомо ведома,

ах, не в ногу все-таки идут.

Упражнения за роялем

Своим дыханьем собственным одета,

разучивая тщательно этюд,

до вечера ждала в жужжаньи лета,

когда вольется в комнатный уют

действительность, к ней подобравшись тайно,

душа, быть может, этих душных дней,

и вот в окне приблизился случайно

парк прихотливо-сумеречный к ней.

Скрестила руки, а потом невольно,

одна из тех, кто длинной книге рад,

вдруг отстранила жестом аромат:

нечаянно жасмин ей сделал больно.

Любящая

Окно мое, в котором

сон можно превозмочь.

Но как мне жить простором,

где смертным приговором

уже грозит мне ночь?

Мне кажется, что мною

все сделалось вокруг,

кристальной глубиною,

где затихает звук.

Мне кажется, могла бы

все звезды я вместить,

но, может быть, пора бы

его мне отпустить.

Таков недуг мой странный,

и нет конца мечтам;

так луг благоуханный

трепещет здесь и там;

кричу я не без риска

услышать вдруг ответ;

моя погибель близко:

в другом сойду на нет.

Розы изнутри

Как внутреннему мерцанью

облечься? Скрытую боль

подернуть какою тканью?

Какою небесной ранью

движимо озеро, столь

схожее с розой нежной,

такой небрежной — взгляни!

и такой безмятежной;

коснешься ее в тени,

но не опадает роза.

Свой у розы наклон:

держится, пока длится

время, но распылиться

велит изнутри закон

днями, но их примета

литься, все-таки литься,

и все пространство лета —

комната: комната-сон.

Портрет дамы из восьмидесятых годов

Так она стояла у атласных

нераздвинутых драпри

в чаяньи обманчивых, но властных

чувств от сумрачной зари,

возвещавшей, что девичьи годы

минули, отдав надеждам дань,

и прическа цитаделью моды

высится, и гнетом несвободы

рюши метят складчатую ткань,

предлагая вкрадчивые дали

роковых, заманчивых минут,

чтобы им романы уступали

в предвкушении сердечных смут,

чтобы, как на ветреной прогулке,

пережить невозвратимый миг,

запах затаить навек в шкатулке,

а потом заглядывать в дневник,

чтобы скрытный опыт был продлен

грезою, в неведомое ведшей,

чтоб, завещан розою отцветшей,

лепесток вселился в медальон,

вздох продолжив тайный в свой черед,

и в окне в пылу первоначальном

палец при колечке обручальном

делал знак на месяцы вперед.

Дама перед зеркалом

Как рецепт снотворного вина

снадобья смешать велит сначала,

в зеркале улыбку примешала

к жестам и чертам своим она,

чтобы удалось раствор извлечь

из глубин прозрачных, где потоком

волосы струятся ненароком,

и соскальзывает платье с плеч

в зеркале; ей только бы глотнуть

прелести, которой бы влюбленный

опьянился; ей же лишь кивнуть

остается горничной и знаком

указать на шкаф, запечатленный

в зеркале, где свечи вместе с мраком.

Престарелая дама

Подруги ее давно поседели,

но в будущем видят свои оплоты;

разумные люди стремятся к цели,

у них свои планы, свои заботы

о