Первая встречная - Борис Соколов

– Дает «Контакс», – продолжал Марков, и при первой же возможности я сниму все расчеты и чертежи…

– Других вопросов не было?

Теперь улыбнулся Марков:

– О, много! И места запуска, и кто конкретно руководит, и готовятся ли опытные взрывы…

Орлов укоризненно покачал головой.

– Молчавший до этого Кемминг спросил, не могу ли я раздобыть дислокацию ракетных частей? «Не много ли вы хотите от меня? – ответил я. – Я продаю то, что могу». – «Горючее, горючее!» – заторопил Кларк и зло посмотрел на Кемминга…

– А что, если им дать расчеты? – вслух подумал Орлов.

– Их собственные, «вернеровские», – улыбаясь, подсказал Агапов.

Орлов взглянул на него, помолчал. Потом протянул руку к лежащему на столе миниатюрному фотоаппарату, покрутил перед глазами:

– О, с ночной съемкой и минимальной выдержкой. Неплохая модель.

Марков и Агапов смотрели на него, ожидая ответа, но он продолжал рассматривать заморский подарок.

– Неплохо, неплохо! Да ведь и наши не хуже, а?.. – Оглядел сидящих офицеров, но, так и не ответив на заданный вопрос, перевел взгляд на Агапова: – Так кто этот Сеньковский?

Привыкший к таким переходам, Михаил Степанович встал, подтянулся:

– Мы уже две недели наблюдаем за ним. Кемминг не только использует его квартиру, но и втянул в валютные дела как передатчика. На днях мы даже отвезли его домой от театра Ермоловой, где он встретился с известным вам Бобом, он же Ищенко, старым знакомым уголовного розыска. Сейчас Боб – доверенное лицо Кемминга. В парадном Сеньковский передал Бобу пакет… Надо принимать решение. Завтра доложу все дело.

Орлов усмехнулся, не торопясь всыпал в стакан порошок с содой, помешал ложечкой побелевшую воду, выпил.

– Изжога, – извиняющимся тоном сказал он.

– Товарищ генерал! Наступают на пятки. Как бы не вспугнуть… – доложил Марков.

Орлов взглянул на Агапова, посуровел.

– Потерять боимся, Олег Владимирович. Да и гоняет уж больно быстро. Не успевает оправдываться перед орудовцами.

– Это у себя-то дома боимся? А потеряешь, так что?

– Связи…

– С кем встречается, встретится еще, – ответил Орлов. – Нет, нет. Рисковать нельзя. – И приказал: – Оттяни людей! Можете быть свободными.

Офицеры поднялись и направились к выходу. Уже в дверях Орлов их остановил:

– А о наших планах доложу сегодня же.

XXIV

Позже, когда дело операции «Бэйби» уже лежало в подвалах архивов окутанного таинственностью дома на берегу Потомака и считалось пройденным печальным этапом, Кемминг, в минуты опьянения, когда голова его работала особенно четко, вспоминал о разговоре с шефом…

…Выслушав Зуйкова, Кемминг поначалу растерялся, не поверил, заставил повторить сначала. Но все совпадало. Женщина вышла из дома, где живет Гутман, была одета так же, как она. Зуйков, наконец, припомнил и ее быструю походку, мелкий частый перебирающий шаг, и вязаную кобальтовую шапочку, и даже, развевающиеся на ходу полы пальто. Наконец, черты запоминающегося лица, хотя это было труднее, потому что Зуйков все время шел сзади, на расстоянии и не решался подходить близко. Да, это была она! Но если так – конец! Снюхалась, сволочь! Значит, провал всего, что с таким трудом, такой выдумкой и риском создано им, Кеммингом, что должно было поднять его, поставить рядом с боссами ЦРУ… И вдруг эта встреча. Где, в чем он ошибся, не рассчитал?.. Ведь девчонке отвел он незначительное место, а судя по поведению Маркова, «любовный» вариант и не был нужен. Успех акций, да еще где, в России, где было столько провалов, означал многое.

Шеф мог бы гордиться такой удачей. Это был экзамен на класс, давший право в будущем не рисковать. Успех гарантировал обеспеченное существование… И домик, который присмотрел он на побережье, – мысль, вынашиваемую не один год. Как-то, сразу после встречи с Марковым в планетарии, шеф, поверивший в удачу, намекнул, что после операции они .уедут в Штаты, где он возглавит одно из управлений, занимающихся Латинской Америкой, и возьмет его с собой. В эти дни он не подтрунивал над ним, не язвил и не вспоминал о былых провалах, был необычайно любезен. Даже контуры домика бледнели перед этой блестящей перспективой, и Кемминг ходил победителем. И вдруг это! Раздумывая над тем, что случилось, он вспомнил реплику старого приятеля, разведчика, ушедшего давно на покой, предостерегавшего от работы с женщинами: «Никогда не связывайся с ними. Опасность придет, когда ее не ждешь!» Так и случилось, черт возьми!.. Он написал короткую записку Сеньковскому и, не зная, вернется ли когда-нибудь в этот дом, поехал к шефу. От одной мысли о предстоящем разговоре ему становилось не по себе…

Как только он начал говорить, шеф побледнел. Вначале не поверил, заставил повторить. Так же, как и Кемминг, уточнял, пытаясь убедить себя в том, что человек Кемминга ошибся. Услышав, что в машине сидел военный, бросил:

– Не Марков?

– Нет, нет, – ответил Кемминг.

– А сзади?

– Пожилой, в штатском!

Шеф задумался. Волевой и сильный, он привык к неожиданностям. Угроза провала операции не ставила под угрозу его безопасность, под прямой удар советский контрразведчиков. Он понимал, что не услышит за спиной спокойного, строгого «Вы арестованы!», на плечо не ляжет тяжелая, неумолимая рука, означающая конец карьеры, а, возможно, и жизни. Нет, это не пугано! Представитель великой державы при правительстве другой великой страны, персона грата, он был неприкосновенен, а большевики до смешного соблюдали дипломатический статус – он усмехнулся, представив на мгновение, как бы протекали события, если бы все это произошло у него на родине… Что ж, придется послу, как нашкодившему школьнику, выдержать спокойные, чуть иронические взгляды в МИДе, прослушать слова ноты, перечисляющей действия его атташе, несовместимые с его положением. И короткую убийственную концовку. В конце концов, не в первый раз, так что пора бы и привыкнуть!

Знал, что побитый здесь, у русских, он не упадет в глазах своих руководителей – пословица о битых и небитых там понималась буквально. Тем более, что условия работы в этой стране были известны. И зная это, ограничивался осторожными фотосъемками и «случайными» знакомствами. Все было мелким. Хотя бы попытка подорвать экономическую мощь этого колосса золотыми десятками. Окончилось все даже не скандалом, а конфузом. Русские наказали нескольких завербованных им мальчишек, а остальных даже не привлекли к ответственности. Ограничились отеческим внушением. Непреодолимым препятствием оставались люди, уверенные в том, что у них все лучше: страна, самолеты, ракеты, идеи, их соотечественники, правительство – буквально все. Поколебать уверенность было бесполезно. И вдруг предложение Кемминга! Мысль, что можно достать то, о чем лишь мечталось, заставила потерять голову. Успех выводил его страну на первое место, а его… Это-то и толкнуло сообщить о предпринимаемых им мерах, о его работе. О Кемминге ни слова, В полученном шифрованном ответе Вашингтон санкционирован его действия и сообщал, что операции присваивается кодированное наименование. Это уже говорило о многом. По мере развертывания событий у него росла уверенность в успехе, и на настойчивые напоминания о форсировании он, понимая обстановку, отвечал, что вырастит яблоко сложней, чем собрать урожай. Сейчас, когда все рушилось, надо было попытаться свалить вину на этого пьянчужку, хотя он и понимал, что это не удастся, да и уронит его самого в глазах руководителя. Все это было очень неприятно, но хотелось верить, что удастся выкрутиться. Его начальники привыкли к провалам. Страшило другое – «большой бизнес»! Там не простят гибели надежды вырвать секрет русских. Сейчас он клял себя за то, что доверился Кеммингу, дал увлечь себя в эту, по сути дела, безнадежную авантюру. Какого черта он поторопился сообщить об этом! И все же, несмотря на то, что чутье разведчика подсказывало конец, в какой-то клетке мозга таилась надежда, что еще не все погибло. Он поднял голову, взглянул на развалившегося в кресле Кемминга.