Мелоди Биттерсвит и агентство охотниц на призраков - Китти Френч

Он перевел дыхание.

- Пропустил автобус, - он сделал паузу. - Змея сбежала.

Мы втроем посмотрели на него в ужасе, и даже Лестат понял, потому что опустился

на живот и уткнулся носом в мою ногу.

- Ты поймал ее? - едва смогла спросить я. Я одна искала взглядом на его теле питона?

Я проверила его рукава, воротник, штаны. Все чисто.

К моему облегчению, он кивнул.

- В корзине с бельем у соседей. Сказали, что она чуть не добралась до туалета, где

был как раз муж соседки, - рассказывал Арти с огромными глазами. Я тревожилась

больше за соседа, чем за змею. Я не могла представить себя при встрече с такой змеей.

- Черт возьми, - поежилась Марина. - Напомни, чтобы я к тебе не ходила.

Гленда в этот раз не обиделась на ее слова, хотя я ожидала увидеть ее с сетью для

ловли змей или чем-то похожим через пару минут, просто на всякий случай.

- Ладно, давайте уже читать дневники Агнес.

Мы с Мариной и Арти устроились за моим столом после обеда, дневники и перчатки

были на месте. Мы объелись курицы и паэльи с чоризо, мама поделилась этим, ведь

готовилась к вечеринке за ужином на выходных. Я слышала об этом впервые, но не

спрашивала ее, потому что она меня не приглашала, да и паэлья пахла божественно. Мы

проглотили полные миски, и даже Лестат, после чего он сел и смотрел на Арти с

пренебрежением, пока тот доедал. Лестат лег спать, и я была рада, что он выбрал лежанку,

что я купила для него, и тихо спал на животе, а не храпел, лежа на спине.

- Он как Гарфилд, только собака, - сказал Арти, с любовью глядя на Лестата. Я

помнила Гарфилда ленивым котом, любящим лазанью. Да, Лестат был его двойником в

мире собак.

- Здесь с 1908 до 1920, но нескольких годов не хватает, в том числе, и 1910.

- Год, когда убили Дугласа, - прошептала Марина, мы кивнули. Здесь все было

записано, так что задавать вопросы не было смысла.

- Но 1909 есть, как и 1911, так что мы сможем понять, как жила семья Скарборо до и

после смерти Дугласа.

Я дала Арти 1908, Марине 1909, а себе взяла 1911.

- Читаем и отмечаем даты и события, что важны для нас. И ищите слова, что могут

оказаться намеками на разгадку.

Арти вытащил блокнот, а я вдруг поняла, что он может стать в будущем полицейским

или даже репортером. Я не сказала ему, я не хотела, чтобы моего подопечного получил

Флетчер Ганн. Ему не стоило и подражать Лео Дарку. Да. Арти мог делать, что захочет,

пока он работает со мной.

На белой доске за моим столом я написала имя Агнес Скарборо и «Я сделала

ужасную ошибку», «Дневники» рядом с ним. Я уже рассказала Арти и Марине о ее визите,

все мы знали, что нужно помнить о ее словах, когда мы будем изучать ее дневники.

Тишина воцарилась в теплом, наполненном солнцем офисе, мы приступили к

заданию. Марина тут же сделала заметку. Я посмотрела на ее запись: «Покупка чернил

странного цвета».

Я удивленно посмотрела на нее, глубоко вдохнула и принялась за 1911. Ох, как же

плохо было Агнес в 1911, она была так печальна, что мое сердце разбивалось при чтении.

Ей было за сорок, Дуглас умер в начале прошлого лета. Ее дневник казался длинным

мучительным любовным письмом утраченному ребенку, и мне приходилось периодически

вытирать глаза. Я даже прогулялась с Лестатом, чтобы проветрить голову, к его

недовольству. Горе Агнес от потери Дугласа было таким сильным, осязаемым,

охватывающим, что добралось ледяными иголками страха до моего сердца. Я не знала, как

она пережила это. Дуглас был ее любимым мальчиком, теперь ему навсегда было двадцать

один. Она записывала свои ценные воспоминания: ее радость при его первых неловких

шагах и широкой улыбкой на детском лице, ее восторг, когда его первым словом стала

«мама», и как она осторожно следила за каждым его шагом в жизни и оберегала. Как все

могло так закончиться? В этом не было смысла. Как могли все вытертые слезы,

колыбельные, спетые посреди ночи, и объятия не уберечь его? Ее эмоции колебались

между злостью и горем так сильно, что я удивлялась, как ее слезы не смыли слова, пока

она писала их. Она говорила, что ее сердце превратилось в черный уголь в ее груди,

словно кто-то разжег его. Она говорила, что каждую секунду теперь она боролась с

желанием разрыть руками землю над ним и обнять его еще хоть раз. Она говорила, что

врач просил ее пить больше воды, потому что она все время плакала. Ее не волновало, что

она могла высохнуть, умереть, ведь это не могло быть больнее, чем жизнь в мире, где нет

ее ребенка.

Но Агнес потеряла не одного сына в 1910. Она потеряла двух. Она так отчаянно

искала ответы, что позволила горю обратиться в гнев к человеку, которого все считали

убийцей. К Исааку. Как мог один брат убить другого? Она не могла этого понять. Он ушел,

потому что она ему так сказала. Она взяла на кухне нож и встала перед ним в коридоре

дома Скарборо. Она молила его пронзить ее сердце, потому что оно уже не работало. Она

не могла чувствовать, не могла любить, тем более, любить его. Она не могла даже

смотреть на него, знать, что он еще дышит, а Дуглас - нет. Исаак забрал у нее нож и

положил на стол, а потом ушел из дома семьи.

Я не находила намеков на убийцу Дугласа, но устала, когда добралась до 31 декабря

1911. Я осторожно закрыла дневник и посмотрела на часы. Было уже больше пяти вечера,

и я очень хотела бокал вина и расслабиться в ванной.

- Ты в порядке? - спросила Марина, потирая шею, которую долго склоняла над

дневниками. Она не стала есть в этот раз принесенное ею миндальное печенье в форме

колец.

Я кивнула.

- Ты что-то нашла?

- Ничего, что не может подождать до завтра, - она сжала мою руку на столе. -

Продолжим завтра. Да, Арти?

Он сверился с датой, которую читал, и записал ее, а потом закрыл дневник и кивнул.

Они знали, что я плохо себя чувствовала, потому были готовы отложить все до

следующего рабочего дня.

* * *

Я принесла обратно кастрюлю от паэльи, когда закончила дела в офисе, и вдруг

обняла маму. Она редко обнималась, но игриво погладила мою спину, а потом отодвинула

меня и вгляделась.

- Это из-за собаки?

Я покачала головой, издав то ли смешок, то ли всхлип.

- Из-за мужчины?

- Нет, - сказала я, вытирая ладонями щеки. - Ничего такого. Просто тяжелый день на

работе, - я могла вдаться в подробности. Рассказать, как утром нас заперли в темном